Страница 8 из 14
Кое-как протиснувшись обратно в подвал, он решительно сбросил с плеч мешавшую верхнюю одежду. Мгновение подумав, сбросил еще и жилетку, остался в одной рубашке.
– Тяни!
Перевода не потребовалось. Гюнтер снова ухватил своего незадачливого пассажира за обе руки и мощным рывком выдернул его из подвала, как репу из земли. Они вдвоем полетели на тротуар. Гюнтер упал удачно – плечом, а Максимов, не успев подобраться, крепко приложился лбом, аж искры из глаз посыпались. Вот невезение-то…
Ладно, одной шишкой больше, одной меньше. Поднявшись, он дернул Гюнтера за руку.
– Куда?
Тот показал рукой вправо и приложил палец к губам: тише! На улице стемнело окончательно, с неба сыпалась колючая снежная крупа. Максимов сообразил, что подвал находится в том самом доме, возле которого он так по-детски попался в западню. Вслед за Гюнтером он обогнул здание с торца и увидел знакомое крыльцо. Окна были темными, единственным источником света оставался газовый фонарь, горевший в самом начале улицы, на повороте. Под фонарем стояла коляска. Безмолвный Гюнтер потащил спасенного русского к ней. Максимов, прерывисто дыша, бежал за своим благодетелем.
Вскочили в коляску. Гюнтер, не теряя времени, взмахнул кнутом. Лошадь рванулась с места, и коляску вынесло на ярко освещенный проспект. Максимов оглянулся, сзади не было никого. Уф-ф! Пронесло…
– Danke, – проговорил он, обратившись к кучеру. – Спасибо, друг… Выручил.
Гюнтер не слышал его. Под дробный перестук копыт он хлестал свою серую, и она, как заправский призовой рысак, мчалась по улицам.
Мелодия «Августина» ударила по ушам резко и оглушительно. Это было самое дикое и какофоническое ее исполнение, какое Аните когда-либо доводилось слышать. Звонок-шарманка захлебывался, неистово хрипел и кашлял, проглатывал звуки и целые такты, словно стремясь побыстрее сломаться и навек отделаться от заученного музыкального сопровождения к душещипательной истории об отсутствии денег и девушек.
Анита выбежала в переднюю, столкнулась там с Вероникой. Они одновременно дотянулись до засова, толкаясь, открыли дверь.
– Алекс! Это ты?
Максимов с разукрашенным синяками лицом, в разорванной местами рубахе, посиневший от холода, стоял у порога и яростно крутил рукоятку. Звонок, теряя голос, обессиленно сипел.
– Хватит, Алекс, успокойся!
Максимов позволил втащить себя в квартиру и только тут начал приходить в чувство.
– Анна, ты даже не знаешь, в какую переделку меня угораздило попасть…
Из того, что он назвал супругу Анной, а не, как обычно, Нелли, следовало, что во всем случившемся виновата именно она.
– Алекс, где ты был? Я жду тебя весь вечер, хотела бежать в полицию… Где твое пальто? Ты же мог простудиться!
– Это было бы самое пустячное, что могло со мной случиться.
И он здесь же, в передней, в присутствии насмерть перепуганной Вероники, поведал историю своих злоключений. Анита слушала и теребила концы шейного платка, что являлось признаком волнения и напряженных раздумий.
– Если бы не этот рыжебородый парень, я в лучшем случае до сих пор валялся бы в подвале вместе с крысами. А в худшем… Черт знает, что могло быть в худшем. И все из-за твоих фантазий!
Лицо Аниты даже не дрогнуло.
– Из-за моих фантазий? Во-первых, раз тебя связали и посадили в подвал, значит, мои фантазии не лишены оснований. Мадемуазель Бланшар или тем людям, к которым она приехала, есть чего опасаться. А во-вторых, я не просила тебя заглядывать в чужие окна. Я сказала тебе: проследи за экипажем и запомни, где он остановится. Больше ничего. Ты невнимателен, Алекс, от этого все твои несчастья. – И прежде чем он успел возразить, она распорядилась: – Отложим разговоры. Сейчас будем ужинать. Вероника накроет на стол, а ты вымойся и смени одежду. От тебя слишком пахнет… крысами.
От пережитого у Максимова разыгрался буйный аппетит и не менее буйное воображение. Поглощая купленную в ближайшем трактире жареную колбасу, он выдвигал версию за версией:
– Меня заметили из окна. Выжидали момент, когда я повернусь спиной… Потом хотели дождаться темноты и утопить в каком-нибудь из местных каналов… Но не это важно. Ты права: нашей мадемуазель есть чего бояться. Причем причины для страха настолько серьезны, что я мог поплатиться жизнью. Кто она такая, эта фанфаронка?
– Знаменитая писательница и невеста химического фабриканта, – ответила Анита, сидя напротив и рассеянно ковыряя вилкой в тарелке. – Вполне благополучная во всех отношениях особа.
– Зачем она приходила к тебе?
– Сама не понимаю. По-видимому, хотела узнать, что связывало меня с покойным Вельгуновым. Этот вопрос почему-то очень ее волнует. Я ответила ей правду, а вот она, похоже, соврала – сказала, что была хорошо знакома с ним. Если так, то почему, проходя мимо него, она не поздоровалась и даже не кивнула? Я стояла рядом и видела: у нее был совершенно отсутствующий взгляд. Да и Вельгунов, когда рассказывал мне о ней, не упомянул о том, что знаком с нею лично.
– Может, просто не захотел откровенничать?
– Нет, о мадемуазель Бланшар он рассказывал охотно. Кажется, он видел в ней только сочинительницу пошлых книжонок, которая из кожи вон лезет, чтобы прослыть оригинальной. Не думаю, что у него могло быть с ней что-то общее.
– И все же от этого предположения нельзя отказываться. Откуда ты знаешь, что у него было на уме, у этого Вельгунова? Он с самого начала показался мне подозрительным.
– В том-то и беда, что я ничего о нем не знаю. Ясно одно: между его смертью и твоим похищением существует связь. Так что, Алекс, пострадал ты не напрасно.
– Спасибо, утешила, – сказал Максимов и, вспомнив о том, как его обнюхивали грязные вонючие крысы, отодвинул тарелку. – Что ты намерена делать дальше? Рассказать о моих приключениях полиции?
– Я не хочу вносить сумятицу в умозаключения господина Ранке. Пусть пока ведет самостоятельное расследование. Впрочем, завтра утром я собираюсь нанести ему визит, у меня есть вопросы. А ты…
– У меня занятия в клубе. Ровно в одиннадцать.
– Как, опять?
– Завтра я буду отрабатывать удар снизу в челюсть. Очень важный элемент в современной системе английского бокса.
– Алекс, ты на глазах превращаешься в пещерного человека. В один прекрасный день ты нацепишь на себя звериную шкуру и начнешь гоняться за мной с дубиной в руке.
– Дорогая, бокс вовсе не способствует превращению человека в дикаря. Наоборот – в известной степени облагораживает. Все боксеры, с которыми я общаюсь здесь, а среди них есть и немцы, и французы, и русские, так вот, все они – культурные люди. Да и в Англии бокс – это спорт джентльменов. Кстати, один из них скоро приедет в Берлин с выступлениями. Ты никогда не слышала о Горди Хаффмане?
«Горди Хаффман?» Анита на миг задумалась и вспомнила: это имя значилось на изрешеченной пулями афишной тумбе, которую ей показывал Вель-гунов.
– Кто он такой?
– Ну конечно! Ты же не читаешь газет и не ходишь в клубы. Горди Хаффман – великий боец, чемпион Лондона. Мастеров, которые с ним сравнятся, можно пересчитать по пальцам одной руки. Он уже гастролировал в Бельгии и легко одолел там всех конкурентов. Но здесь ему будет непросто: в Германии есть достойные соперники – например, Эрих Клозе, чемпион Берлина, или Юрген…
– Алекс, – сказала Анита, стукнув вилкой о стол, – мне нет дела до твоих Эрихов, Юргенов и Хаффманов. Я надеялась, что завтра, после моей прогулки к герру Ранке, ты покажешь мне тот дом, где тебе пришлось провести несколько незабываемых часов. Ты помнишь дорогу?
– Дорогу? Ну да, в общих чертах… Если что, Гюнтер поможет.
– Гюнтер?
– Его обычная стоянка как раз на нашей улице. Правда, через два дня он уезжает к себе в деревню, это под Штутгартом. Сказал, что вернется только через неделю. Жаль – отличный малый, на него можно положиться.
– Что ж, пока он здесь, пусть поможет. Когда ты завтра вернешься из своего вертепа?