Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 19



Зато Набулионе мог часами, без отдыха, шагать пешком. Он любил ходить по пустынным пыльным дорогам, по весенним цветущим лугам, а еще лучше – забраться повыше, на холмы, в горы, чтобы видеть перед собой горизонт. И еще он умел правильно рассчитать залп артиллерийской батареи. А это поважнее танцев.

Он освоил навыки простого канонира и командующего орудием, учебные стрельбы доставляли ему истинное удовольствие. Для этого не нужен парадный мундир, для черной работы артиллериста у него есть серая полевая форма и он чувствовал себя в ней куда лучше, чем в мундире во время занятий на плацу.

Переодевшись в полевую форму, Набулионе вспомнил свидание с Королиной Коломбье. Он рвал для нее вишни и клал их в ее миленькие губки… Нечто подобное, помнится, описано где-то у Руссо… «О, если бы мои губы были этими вишнями!»

Да, она прекрасная девушка… Милая и непосредственная… Да, это совсем как у Руссо… Или в «Вертере»: «Стоит мне увидеть ее черные глаза и мне хорошо!» Да, у нее прекрасные черные глаза. Их невозможно забыть… «Никогда ее губы не были так прелестны: они открывались, точно желая вдохнуть в себя это чудесное утро. Когда я закрываю глаза, в моем мозгу, где объединяется сила зрения, я вижу ее черные глаза! Я чувствовал на себе ее чудный взгляд, полный выражения глубочайшего участия и нежнейшего сострадания». О да, она способна понять все, что он сказал ей, она умна, у нее тонкая, чувствительная душа, и, может, она и есть та, которая… Та, единственная…

«Отчего я не осмелился броситься к ее ногам? Почему я не кинулся с поцелуями к ней на шею?»

О, как сладки, как сладостны были те вишни! Обыкновенные вишни, разве возможно забыть их? Разве они забудут когда-либо это утро? И конечно же, нужно было броситься к ее ногам… И коснуться ее губ своими губами…

6. О ничтожных французишках и презренной Франции

Избавьте меня от этих чучел!

– А уж до чего не любил французов! Бывало как вспомнит, так встрепенется весь, глаза так и засверкают.

– Да за что их и любить-то, французов? Знавал я одного француза… Все их племя, скажу я вам – подлейший народ и есть…



Вернувшись поздно вечером после учебных стрельб в пансион мадам Бу, Набулионе увидел ожидавшего его юношу в таком же мундире поручика, как и у него самого. Набулионе сразу же узнал гостя и, не сдерживаясь, бросился к нему в объятья.

– Александр! Ты! Проездом или в наш полк?!

Это был Александр Мази, итальянец, как и Набулионе. Он учился вместе с Набулионе в Королевской Парижской военной школе и теперь прибыл в Валанс для продолжения службы в местном гарнизоне, где служил и его брат Габриэль, уже капитан, покровительствовавший и Набулионе.

Александр и Набулионе засиделись за полночь, говорил почти только Набулионе. Он жил одиноко, сторонясь офицеров, равных ему по званию. На карты и бильярд поручик не имел денег, а его интересы были далеки от того, что привлекало молодых аристократов французов.

Он не конфликтовал с окружавшими его сослуживцами, как это случалось в Бриенне да и в парижской военной школе, но и близости с ними у него не возникало. Александр Мази был первым человеком, с которым он мог позволить себе откровенный разговор за последние несколько лет.

Мази только что приехал из Парижа. Он с восторгом рассказывал о борьбе парижского парламента против короля. Король, восшествию на престол которого некогда все так радовались, с каждым днем теряет любовь парижан, потому что им руководит его австрийская жена, королева Мария Антуанетта, растратившая на роскошь двора невероятные деньги.

Государственная казна пуста. Министр финансов Неккер, единственный, кто умел ее наполнять, отставлен по капризу Марии Антуанетты. Собрание нотаблей закончилось ничем. Место угождавшего королеве Калонна получил архиепископ Бриеннский Ломени, еще один угодник Марии Антуанетты, недавно опозорившейся делом с бриллиантовым ожерельем. Она хотела заполучить эту дорогую безделушку ценой почти в миллион ливров таким образом, чтобы король не узнал об этом, а когда все открылось, свалила вину на кардинала де Рогана.

И королю, чтобы спасти подмоченную репутацию супруги, уже получившей прозвище «мадам Дефицит», пришлось упрятать в тюрьму и кардинала де Рогана, и графиню Ламотт, поверенную королевы в этой афере. Ламотт выжгли на обоих плечах букву «V», что значит воровка, и посадили в тюрьму, но ей удалось бежать, она уже в Лондоне – и вот-вот появятся ее мемуары, разоблачающие королеву. Весь Париж требует созыва Генеральных штатов…

– Ах, Александр! Нам-то с тобою что за дело до всех этих вздорных безумств французов! Их и безумствами-то не назовешь! Пустая шелуха! Бесполезный сор! Нет в мире более ничтожного и никчемного народишка, чем эти французы! Подлое, ничтожное племя! Великий Цезарь привел из Италии свои легионы и разогнал скопище этих варваров, осмелившихся сопротивляться ему. Эти галлы навсегда остались варварами, только теперь они нацепили на себя камзолы с золотыми галунами. Бездарная, ничтожная страна, погрязшая в разврате и лжи. Короли, в жилах которых текло хоть немного итальянской крови, еще могли называть себя правителями этой страны. Что была бы Франция без королей из рода Медичи, без кардинала Мазарини, без него они давно захлебнулись бы в собственных смутах! Чем меньше итальянской крови у королей Франции, тем больше они становились посмешищем на троне. Ах, Александр! В этой стране невозможно жить! Стыдно смотреть на весь этот позор! Как я благодарен тебе и твоему брату! Мне просто повезло начать службу под командованием итальянца! Мне было бы вдвое тягостно, окажись капитаном в этом полку какой-нибудь французишко. Нет в Европе страны позорнее и презреннее Франции! Франция подло предала Нидерланды, оставила союзницу, и вот Пруссия уже вводит свои войска и французский король ничего не хочет да и не может сделать. С кем он пойдет воевать? С толпою придворных лакеев, наряженных в шитые золотом мундиры генералов, ни разу в жизни не нюхавших порохового дыма? У него двадцать пять миллионов французов, он мог бы иметь армию в двести, триста тысяч, но разве трусливые французы пригодны для того, чтобы из них создать настоящую армию? Народ, предавшийся всеобщему волокитству, не может сохранить мужества. Они кричат, что победили Англию в Америке! Ложь и обман. Они никогда бы не выиграли честную войну один на один с Англией. Они воспользовались бунтом сосланных в Америку каторжников и самым низким образом нанесли удар в спину. Трусость и подлость – вот суть Франции. На Корсике это знают лучше, чем где бы то ни было. Но им не поработить Корсику. Паоли в Англии, и он вернется. О, Англия! Англичане – благородный народ, они укрыли Паоли, они дадут ему оружие и корабли! Великий остров! Великая страна! Прочти «Историю обеих Индий» Рейналя! – Набулионе взял со стола толстую книгу в кожаном переплете, поднял ее над головой и прочел по памяти: «Никакое происшествие не было столь важно для рода человеческого вообще и для Европейских народов особенно, как открытие Нового Света и пути в Индию через мыс Доброй Надежды. Тогда началась перемена в коммерции, в национальном могуществе, в нравах, в промышленности и в правлении всех народов. В сию-то эпоху жители отдаленнейших стран сблизились друг с другом посредством новых связей и новых потребностей, произведения стран, лежащих под экватором, начали употреблять в землях, к полюсу близких; промышленность севера перенесена на юг; изделия востока учинились предметом роскоши на западе; и люди повсюду взаимно сообщили друг другу свои мнения, законы, обычаи, болезни, врачевательства, свои добродетели и пороки. Все переменилось, и еще переменяться будет. Но из переворотов случившихся и равно из долженствующих последовать одни были ли, другие будут ли для человечества полезны? Человек получит ли больше спокойствия, счастья и удовольствия?» Тот, кто создаст флот, способный взять под контроль пути из Нового Света в Европу и из Европы в Индию, получит в свои руки власть над миром. Англия, Англия будет властвовать всем! Ибо в Англии строят корабли, а не воруют ожерелья и растаскивают казну! – Набулионе положил на стол «Историю обеих Индий», подошел к кровати и достал из-под подушки маленькую коричневую книжицу, – Сен-Пьер – гений. И вот что он пишет о Франции. – Набулионе раскрыл книгу, но прочел снова по памяти, не заглядывая в текст: «Во Франции в наше презренное время все сделалось продажным… Когда-то величие Франции в том и заключалось, что последний из ее подданных мог достичь всего. Было множество людей, прославивших свою Родину, вышедших из низших слоев дворянства. Не так теперь! Таланты, знания, храбрость, мужество и честь не ведут ни к каким отличиям. Теперь все в государстве можно купить только за деньги, чтобы потом передать ничтожным потомкам. Люди, пользующиеся близостью ко двору, не только разворовывают и продают страну. Они открывают путь трусливым бездарностям и закрывают дорогу достойным!» Так говорит француз Сен-Пьер! Я мечтал служить во флоте, на экзамене маршал де Керальо сказал обо мне: «Он будет великолепным моряком!» Но меня не приняли на морскую службу. Нет свободных мест, а чтобы купить патент, нужно платить огромные деньги, попасть во флот могут только те, у кого есть связи. И вот я должен торчать здесь, в Валансе! Но даже на проклятой суше эти жалкие французы не хотят воевать! Они трусливо уступили Пруссии Нидерланды, не сделав ни одного выстрела, пока прусская армия две недели шла к границам Голландии! А французские войска, эти ничтожные трусы, стояли на границе и могли бы выдвинуться в один день! Я должен, как и все тыловые крысы, десять лет дожидаться чина полного лейтенанта, а потом еще пятнадцать лет сидеть в гарнизонах, чтобы получить капитанский мундир и с тем выйти в отставку! О, жалкая, трусливая, подлая страна! Они не хотят воевать! Они способны только на то, чтобы исподтишка подзуживать Турцию, натравливая ее на Россию. Я подал прошение, чтобы вступить в войска султана – Франция тайно поставляет туркам современные орудия, им нужны артиллеристы. Но трусливые французы боятся открыто помогать Порте и вербовка на восток прекращена, я должен ехать волонтером за свой счет. И неизвестно, получу ли я жалованье у этих азиатов. Благодарю покорно! Я солдат и готов воевать, но будьте добры платить мне жалованье! Я подал прошение в русскую армию. Похоже, в Европе есть только один монарх, который хочет воевать, и тот – женщина! В России офицерам, вступившим в армию, сразу дают повышение в два чина! И вот я – капитан! А во время боевых действий – полковник. Турция не выдержит ударов русской армии. Гнилая турецкая империя развалится на части, русский флот будет свободно плавать по Средиземному морю. Россия поглотит Польшу и Пруссию, придвинется к французским границам. Великая императрица припомнит все те гадости, которые делали ей французские короли и их бездарные министры, управляемые королевскими шлюхами. Англия с моря, Россия с востока и с юга! Я к тому времени уже дослужусь до генерала, а может быть, даже стану командующим. Русские войска войдут в Париж! Этот самый зловонный, насквозь протухший город в мире наконец-то падет! Кто выйдет защищать эту вонючую помойку, эту грязную свалку Европы? Все это скопище парикмахеров, танцмейстеров, лакеев в их попугайских ливреях или полки уличных и придворных шлюх? Или все эти генералы, дослужившиеся до своих чинов на паркетах версальских дворцов и разъезжающие в золоченых каретах? Разве у этого подлого сброда, у всей этой трусливой сволочи есть родина, которую они способны защитить? Нет! Парикмахерам все равно кого завивать, танцмейстерам все равно, перед кем вытанцовывать, лакеям все равно, кому прислуживать, а парижским шлюхам всех мастей все равно, перед кем задирать свои юбки. А французские генералы умеют только элегантно раскланиваться, подписывая капитуляцию. Вся эта трусливая, ничтожная сволочь позорно выйдет встречать победителей с букетами цветов, а не с пушками и ружьями. Париж падет в один день, это очевидно. И как только эта мерзкая страна перестанет существовать, Паоли вернется на Корсику! Мы освободим нашу родину. И вышвырнем трусливых французов с острова! Могучая Россия, благородная Англия, свободная Корсика!