Не проходите мимо

8 марта

Познакомился с одной девочкой. Крошка! Пупсик! Зовут Сильвой! Влюбилась наповал! Я был не брит, и она мне сразу сказала: - Фи, Альберт! У вас такой женатый вид! Три дня доказывал ей, что я холостой. Был с папой на заседании областного отделения Союза писателей. Решались проблемы поэзии. Папа выступил и призвал всех писать хорошо, на уровне Пушкина и Маяковского.

18 марта

Леля из горного института все больше и больше мне нравится. У нее есть что-то общее с Симой... Ей в драмкружке поручают играть положительных героинь... Но я ей нравлюсь... Держал пари с Дамокловым: он утверждает, что роман с Лелей будет повторением истории с Симой. Нет уж, дудки! Это вопрос моего престижа!

10 апреля

Романцеро с Лелей развивается настолько плодотворно, что "эта благодать уже стала надоедать", как говорит Дамоклов. Я сказал Леле, что еду в командировку по папиным делам, что у меня внеочередной зачет и еще что-то. Недели две могу жить свободно!

3 мая

Не жизнь, а оперетта! Только уводил Сильву, познакомился с Марицей! Сильва слишком занята. Не девушка, а синий капрон какой-то. Был с папой на заседании областного отделения Союза писателей. Решались проблемы критики. Папа выступил и призвал всех писать хорошо, на уровне Зелинского, Добролюбова и Чернышевского. Когда мы вышли, Дамоклов вдруг стал говорить, что я ничего не делаю для вечности! Это я-то!.. - Тебе, - говорит, - двадцать три года, а Гюго в четырнадцать лет был лауреатом! В двадцать лет какой-то там Мюссе стал знаменитым. Лермонтов к двадцати трем годам написал уже большую часть своею полного собрания сочинений! Но я разбил Дамоклова в пух и прочие прахи. Я принес папины записные книжки, в которых было написано: "Стендаль - "Красное и черное" - в 48 лет", "Ричардсон - первый роман - в 50 лет"... Дамоклов был сражен на корню! После этого мы несколько раз выпили за мои успехи и способности! Боже, какой я талантливый!

9 мая

Все было бы отлично, если бы не этот злополучный горный институт. Там всякие комитеты суют нос во все дела. Меня - подумать только! - вызывают на комитет для разговора. Оказывается, что Лелькины подруги были в курсе наших взаимоотношений и, увидев, что я и не собираюсь на этой гимнастке жениться, подняли шум. Но я собраний и проработок не боюсь - у меня уже выработан иммунитет... Покаюсь, ударю себя в грудь - простят, отпустят...

15 мая

Сима по-прежнему не хочет иметь со мной дела. Она, оказывается, все мои телеграммы передавала мужу - этому грубому, некультурному человеку. Кто бы мог думать, что у этой красотки-швеи такая бездна мещанских пережитков?!. Муж ее уже встречался мне однажды и говорил какие-то неинтеллигентные слова. Верный фаэтон спас меня и на этот раз от столкновения с вульгарной средой! Но Сима, Сима! Ах!.. "Как я тебя любил! Тебе единой посвятил... расцвет... расцвет..." Ну, дальше не так уж важно... Папа кончил сценарий о семье Калинкиных. Правда, прошло два месяца со дня получения заказа, но папа все время был занят разными мыслями и работой по созданию литературы. Так что писался сценарий фактически за два дня! Вот что значит гениальность! Мы ездили вчера к этим Калинкиным. Застали только жену Тимофея Прохоровича. Судя по фото, одна из дочерей, Вера, изумительная красавица. Вот бы познакомиться! Хотел к ним поехать сегодня, так сказать, для уточнения фактов, но произошла неприятность в институте... Что-то много за последнее время неприятностей Мне иногда кажется, что все вбили себе в голову, будто меня надо перевоспитывать. Я, видите ли, типичный прожигатель жизни! Без пяти минут чуждый элемент! Дошло до того, что меня - внесоюзную, неохваченную молодежь! - вызвали на комсомольский комитет. Я пришел. Отказаться было неудобно, могли подумать, что я боюсь общественности. Задали кучу вопросов: почему я трачу столько денег, откуда я их беру и что я буду делать, если вдруг папа прекратит экономическую помощь, и почему папа не приходит в деканат, когда его вызывают, и т. д. и т. п. Я разозлился. Папа, как известно, денег не ворует и поэтому своих доходов не скрывает. А я - единственный сын. Те пять процентов налога на бездетность, которые папа экономит на мне, не такая уж маленькая сумма. Государство оставляет их специально на содержание ребенка. И я их беру у папы! Следовательно, я получаю свои собственные деньги и никому ничем не обязан! - Отец пользуется правом на труд, а дети - правом на отдых, - сказал я. Потом я хотел было объяснить этим заседателям, что если даже мой горячо любимый единственный папочка завтра станет бессмертным классиком, то-есть отдаст богу душку, то мне хватит заработанных им денег на восемьдесят лет и семь месяцев (если даже я буду тратить вдвое больше, чем теперь). Но комитетчики не поняли моего тонкого юмора, и чтобы вообще прекратить этот разговор, я капитулировал по всем статьям, поклялся исправиться, ликвидировать академическую задолженность, не пить, не курить, не быть легкомысленным и т д. и т п. Проверенный способ - меня сразу отпустили. Но заявили: если папа не приедет в институт, то институт приедет к папе. Что бы это могло означать? Эх, трудно жить, если все время приходится корчить из себя трудящегося...

29 мая

Был с папой на заседании. Обсуждались проблемы драматургии. Папа выступил и призвал всех писать хорошо, на уровне Островского, Грибоедова и Гоголя.

2 июня

Черный день нашей семьи. О папе появился фельетон в областной газете. Критикуют папу за отрыв от жизни и за дачу. Так о папе не писали с тех пор, как он стал ведущим! Но па держится геройски: уже написал три опровержения и пять писем... У меня тоже неприятность: Леля никак не может поверить, что данное ей 1 апреля обещание жениться было обыкновенной традиционной шуткой... Ну, мне бы только дотерпеть до той поры, когда она уедет, а там ищи меня свищи! Ее уже распределили куда-то очень далеко. Я пообещал ехать вместе с ней. Но сказал, что приеду потом...

8 июня

Вчера было очень бурное собрание писателей. Обсуждался газетный фельетон, а потом выбирали бюро областной организации писателей. Папочку в бюро не выбрали. Первый раз в жизни! Какое безобразие! Такого маститого писателя и забаллотировать! Автора всеми одобренной в свое время драмы "Старый звон"! Какие-то непонятные настали времена... Особенно клеветали на папочку местные литераторы - его кровные враги. - Они все хотят сесть в мои кресла и получать мои оклады, - сказал мне папа потом. Детский писатель Горшков, старинный папин недруг, кричал даже: - Если бы вы, Дормидонт Сигизмундович, не были редактором альманаха, членом редсовета издательства и членом бюро отделения Союза писателей, то ваши книги никто не печатал бы! Произведения Бомаршова валаются на полках, а в этом году запланировано опять восемь переизданий! Папа встал и заявил: - Я алмазный фонд нашей литературы! Меня критиковать нельзя - мое имя упоминается даже в букварях! Гражданин нашей страны уже с детства начинает верить в меня! Поэтому критика меня - это дезориентация советского читателя. Того читателя, который воспитан на мне! Это низвержение основ! Нигилизм! Злопыхательство! Забвение государственных интересов! В общем кое-как папа отбился. Но тут выступил председатель правления и сказал, что у Бомаршова якобы замашка помещика, феодала и т. д. Но папа и тут не устрашился. - В чем меня можно обвинить? - загрохотал он. - У меня пятнадцать человек обслуживающего персонала - да. Ну так что же? Они у меня все члены профсоюза, имеют свою низовую организацию, свой местком, свою ревизионную комиссию... Собрание кончилось в три часа ночи. Вопрос о папе был перенесен до выяснения обстоятельств. Петросянкин, Дамоклов и Гурмилло посоветовали принять такую резолюцию: предложить папе перекрасить голубой забор нашей виллы в розовый цвет, уменьшить высоту забора на двадцать сантиметров (ремонт за счет литфонда) и уволить младшего садовника по сокращению штатов. Кроме того, предоставить папе годовой творческий отпуск с сохранением окладов.