Не проходите мимо

Фельетон двенадцатый

СРЕДИ ЗАБЫТЫХ И ПОТЕРЯННЫХ

Бюро находок, или, как его попросту называют, "Камера хранения забытых и потерянных вещей при коммунхозотделе Красногорского облисполкома", занимает всего две комнаты. В первой стены почти сплошь заняты стеллажами. Тут за маленьким столиком сидит Надежда Калинкина. Во второй, за стеклянной перегородкой, базируется директор - коренастый мужчина в мохнатой розовой тюбетейке и парусиновом костюмчике. Раздутием штатов учреждение явно не страдало, и в нем, следовательно, отсутствовали и бюрократизм, и склоки, и зажимы всех видов, и прочие недуги "расширенных аппаратов". Даже рационализаторские предложения тут внедрялись быстро, без волокиты и заседательской суетни. Казалось бы, какие могут быть новшества в таком консервативном деле, как выдача владельцу забытой им вещи? Именно так и мыслили работавшие до Нади на столе выдачи сотрудницы. Они, не мудрствуя лукаво, регистрировали доставленные зонтики да свертки, списывали в утильсырье непарные калоши и аккуратно оформляли ежемесячные балансы потерь и находок. Если же за какой-либо вещью долго не являлся хозяин, то согласно инструкции ее сдавали на склад госфонда. Вот с них, с невостребованных предметов, и начала Надежда Калинкина пареосмысливание методов работы. Самое любопытное заключалось в том, что "бесхозяйными" оказывались, как нарочно, ценные находки. И это обстоятельство очень сердило Надю. - Ведь это типичное неверие в честность советского человека! - возмущалась Калинкина. - Жила-была в феодальные времена пословица: "что с возу упало, то пропало". Так вот, владельцы этих вещей все еще считают "упавшее с возу" пропавшим. Безобразие! Я предлагаю: если больше двух недель за находкой никто не приходит, мы начинаем разыскивать хозяина вещи. И вручаем ему ее. Это не только улучшение обслуживания, но, если хотите, форма агитационно-массовой работы! Так как первой и последней инстанцией в бюро является директор, то рационализаторское предложение Надежды было тут же одобрено и рекомендовано к незамедлительному проведению в жизнь. В первый же месяц количество невозвращенных предметов уменьшилось втрое. Надин почин пришелся по душе и работникам бюро находок других городов. Но найти человека, давно махнувшего рукой на свою потерю и примирившегося с ней, - дело не шуточное. Особенно в большом городе. Надя, например, полмесяца пыталась сыскать владелицу редкого золотого перстня, в который вместо камня были вставлены миниатюрные часики. Они, правда, отставали немного, но если учесть, что им насчитывалось не менее ста лет отроду, то можно было простить микромеханизму некоторые старческие причуды. Калинкиной пришлось провести несколько консультаций с ювелирами и часовщиками города, прежде чем отыскался след: один часовых дел старичок вспомнил, что видел перстень на руке жены некоего ответработника по фамилии Закусил-Удилов. Дальнейшее, как говорится в комментариях к шахматным партиям, было делом голой техники: Надежда поехала к Виктории Айсидоровне и вручила ей тикающую драгоценность. Ответжена была весьма обрадована возвращению блудного колечка, но еще больше изумлена. - Когда я приобретала это кольцо, меня обманули! - простонала она, эффектно хрустнув пальцами. - Вместо уникальной вещи мне подсунули что-то неоригинальное и пошлое. На это кольцо никто даже не польстился! А мой поставщик клялся своими детьми, что кольцо прямо из музея, чуть ли не с мумии снято! Ах, нельзя никому верить! Кругом жулики, жулики и жулики. Несколько успокоившись, Виктория Айсидоровна доверительно спросила Надю: - Надине, я обращаюсь к вам неофициально, как к сестра моей лучшей подруги, - скажите, вы уверены, что это настоящее золото? Ведь у вас там эксперты, консилиумы, проверки... Меня не обманули? Нет? Так почему же тогда мне его вернули?! Ведь если бы я персонально наткнулась на такую штучку... Надежда поняла, что воспитательную работу среди Закусил-Удиловой вести бесполезно. Стоило бы, конечно, сказать ответсупруге несколько отрезвляющих слов, но Калинкина помнила, что находится при исполнении служебных обязанностей, и ограничилась какой-то трафаретной вежливо-колючей фразой. Но таких, как Закусилиха, попадалось мало. Как правило, Надю принимали везде с распростертыми объятиями и искренне благодарили за чуткость. Случались иногда и самые непредвиденные казусы. ... - Можете меня увольнять, - оказала Надя, войдя в стеклянный закуток директора, - но я ничего не понимаю! Глава забытых и потерянных поглядел на огорченную Калинкину и на небольшой, спортивного вида чемодан в ее руке. - Ты давай все по этапам, без спешки! - сказал директор, обмахиваясь, как всегда в минуты волнения, тюбетейкой. И Надя рассказала начальству события этого бурного утра. Собственно, история с "ничейным предметом" уже подходила к концу. Отречение владельца от собственного родного чемодана было финалом. А началось все пять дней назад. Даже, пожалуй, еще раньше - в тот день, когда небольшой, спортивного вида чемодан занял свое место на стеллаже. Именно в такой среднегабаритной таре футболисты носят бутсы и запасные трусы, боксеры - любимые перчатки, а теннисисты - учебники повышения квалификации. Как положено, попав в камеру, вещи теряют свои жанровые наименования и становятся "предметами". В книге поступлений было записано о спортивном чемодане следующее: "Предмет забыт мужчиной в трамвае маршрута № 7 возле остановки Тупик имени Таракановой 30 июня, в 19 часов". Две недели предмет спокойно простоял на стеллаже. Сначала его соседями были гроздья бутафорских не то сосисок, не то сарделек и разрез печени алкоголика (спецзаказ магазина наглядных пособий). Потом вместо сосисо-сарделек появился дамский парик времен императрицы Анны Иоанновны, а пропитая печенка сдала свой пост патефонной пластинке "Выпьем, ей-богу, еще..." Чемодан же стоял, как утес. И только на пятнадцатый день он был вскрыт. Надя считала, что содержимое "предмета" подскажет, где и как искать его владельца. В чемодане ничего любопытного не оказалось: выкройки, куски подкладочного материала, ножницы, связка еще не кроенных хромовых кож. - Типичное снаряжение закройщика кожаных изделий, - резюмировал директор, обмахиваясь тюбетейкой. Калинкина развернула связку кож и увидела на них клейма Красногорского кожкомбината. - А как они могли сюда попасть? - опросила она. - С комбината кожа не поступает в продажу: из нее там же, на месте, делают всякую галантерею... Вынос кож с комбината запрещен. Я это знаю, мой брат Николай там работает. Он мне рассказывал: за вынос кожи за пределы территории - под суд... А здесь - одна... две... три... пять! Ведь это уголовщина! - Не из-за этого ли владелец и не пришел за чемоданом? - задумчиво произнес директор. - Конечно, - подхватила Надя. - Мы напали на след преступников! - Погоди, погоди, - махнул тюбетейкой директор. - Давай разберемся по этапам, без спешки... А если никакого проступка нет? Представь себе: может закройщик комбината по спецразрешению руководства совершенно официально брать работу на дом? Новый фасон пальто или еще что-нибудь... Может. А кроме тою, существуют, конечно, и другие варианты, ничего общего с уголовным кодексом не имеющие... Так что, Надежда, давай действуй пока как обычно. Найдем владельца, а там видно будет. Надя связалась незамедлительно с кондуктором трамвая № 7, которая дежурила в тот рейс, когда был забыт чемодан. Та описала приметы забывчивого пассажира и даже припомнила, как подвыпившие порядком спутники называли его Никодим Никодимычем, как уговаривали ехать дальше, а он сказал, что идет домой и "никаких гвоздиков". Сошел Никодимыч на остановке "Тупик Таракановой". Калинкина побывала в адресном столе и после многочасового разбирательства установила, что в районе Таракановского тупика прописан Н. Н. Чижиков, закройщик ателье верхнего платья. Сегодня утром Калинкина отправилась на квартиру к забывчивому Чижикову. После очередного запоя закройщик бюллетенил. К визиту Нади он остался равнодушен. И на уставно-инструкционный вопрос: "Не было ли вами, гражданин Чижиков, недели три назад забыто что-нибудь в трамвае?" ответил отрицательно. Надя растерялась. Это был первый случай в ее практике - владелец отказался от своих вещей! Калинкина даже показала Чижикову чемодан, доселе аккуратно завернутый в чистую холстинку. - Нет, - помахал головой закройщик, - отродясь таких не имел... До свиданья! Надя, выйдя во двор, задумалась. Кругом, мешая ей сосредоточиться, верещали впавшие в футбольный азарт ребятишки. Когда крики форвардов раздались над самым ухом, Калинкина увидела, что она стоит на линии штрафной площадки, а к ее ногам катится видавший виды пожилой футбольный мяч. - А если он нарочно отказался от чемодана? Чтобы не давать объяснений по поводу кож? - вслух подумала Надя и ударила по мячу, стараясь попасть в ворота. Мяч шмыгнул мимо ошарашенного вратаря-малолетки, игроки завопили еще громче, и сразу же началась дискуссия: засчитывать гол или нет? По футбольным правилам мяч, отскочивший от постороннего предмета, оказавшегося на поле, в ворота, засчитывается. Суть спора заключалась в другом: может ли девушка сойти за предмет и что вообще подразумевать под словом "посторонний"? Пока кипели страсти, Надя ушла со двора, села в трамвай № 6 и поехала в ателье, профорганизация которого аккуратно оплачивала чижиковские запои. Мастера сразу признали чемодан: - Десять лет с ним Никодимыч ходит! - Давай, дочка, передадим ему! Можешь довериться! Надя попросила извинения за беспокойство и вернулась в бюро. Рассказав начальству все перипетии своего утреннего похода, Калинкина выжидательно замолчала. - Улики имеются, - подвел итог директор. - Я буду звонить в милицию, - сказала Надя. - Это теперь уже ее дело. И через десять минут за чемоданом заехал шустрый паренек в кепочке. Надя запротоколировала свои соображения и описание утреннего похода к Чижикову. - Спасибо, - поблагодарил паренек и исчез. Директор кончил было обмахиваться своей тюбетейкой, Надежда села за приходную книгу, и жизнь бюро находок стала входить в свою обычную колею, как вдруг снова заработала тюбетейка-веер. Лицо директора приняло испуганное выражение. - Он! - пробормотало начальство. - Опять он! Надя проследила направление директорского взгляда и увидела в большом застекленном окне знакомые фигуры двух операторов - Юрия Можаева и Мартына Благуши. ...Раскланявшись с Надей, Юрий направился к стоящему на пороге своего стеклянного закутка директору. - Мы снимаем очерк о семье Калинкиных! - предъявляя удостоверение кинохроники, представился Юрий. - Я хочу взглянуть на обстановку, в которой протекает трудовой процесс одной из наших героинь. И, если удастся, заснять несколько кадров. Директор пожал руку Можаеву и, косясь на Благушу, который о чем-то оживленно беседовал с Надей, прошептал: - Прошу вас, товарищ оператор, на минуточку ко мне... Для конфиденциального разговора. Юрий положил аппарат на стеллаж с забытыми и потерянными и прошел в директорский аквариум. Руководитель камеры притворил дверь и плюхнулся в кресло. Мохнатая темно-розовая тюбетейка вертелась в руках директора с пропеллерной скоростью. Бросая испуганные взгляды на видневшегося вдали Мартына, директор произнес Громким шепотом: - Вы хорошо знаете молодого человека, с которым пришли? - Да, - тоже почему-то переходя на шепот, сознался Юрий. - Он мой друг. Директор упал в кресло. Махнул тюбетейкой в сторону стула: садитесь, мол. Можаев присел. - Очень странные у вас друзья, юноша. Это знаете кто? Рекордсмен потерь! Чемпион рассеянных! Мой кошмар! Стихийное бедствие! - Да мы всего девять дней в вашем городе, - сказал Юрий. - И мой товарищ, по имеющимся у меня сведениям, вполне нормальный человек... Потери - они бывают у всякого... Но насчет рекордов не слышал... Может, вы путаете его с кем-либо? - Нет, - шлепнув тюбетейкой о стол, сказал директор. - Я не преувеличиваю и не путаю. Я даже знаю его фамилию - Благуша! Верно? Так вот - это загадка природы. Он ходит к нам восемь дней подряд. Вчера и позавчера был два раза. Надя часто бывает в разъездах, так что я заменяю ее на выдаче вещей. И вот сижу, приходит он. Озирается растерянно по сторонам... Видит меня и очень смущается. Я его спрашиваю: "Что вы потеряли, молодой человек, и что вы хотите найти?" Он смущается еще больше и говорит: "Зонтик". - Зонтик? - изумился Юрий. - Это занятно. Мартын под зонтом - феерия! - Да, да... Зонтик. Я записываю, где произошло событие, когда... Он путается... Наконец все оформляем. "Зайдите завтра, - говорю, - зонт будет ждать вас". Ваш друг приходит на следующий день - Нади снова нет, снова сижу я. Калинкина уезжала в автобусный парк - получить забытые в течение дня вещи. Вы думаете, нас только двое сотрудников? Нет, все жители города - наши работники... В Красногорске вы можете оставлять вещи, как в собственной квартире, - никуда они не пропадут - Так вот, приходит этот... друг... Я, знаете, в шутку его спрашиваю: "Опять потеря?" Он как-то очень вяло говорит: опять, мол, и опять зонтик... Понимаете? Уже два зонтика! Заполнили карточку - он уходит. На следующий день та же картина. Надя поехала отдавать вещи одному инвалиду - потерял человек часы, сам передвигается с трудом, мы обслуживаем таких на дому... А у меня на столе - груда калош. Был, знаете, дождь накануне; в такие дни у нас косяком идут калоши, плащи, зонты... И выясняется, ваш приятель забыл калоши... На следующий день - чемодан. Потом - пудель по кличке Эскалоп, потом... - Подождите, - сказал Юрий, - у меня завихрение мыслей... Этого не может быть... Пудель... калоши... Бред! - Конечно, бред! - радостно вскричал директор. - Ведь ни одной из этих потерь мы ему не смогли вернуть... Понимаете - ни одной! Ладно, Эскалоп мог сбежать. Это, так сказать, проходит по рубрике "самодвижущегося имущества"! Но все остальное? Мистика! У нас в городе процент честности растет из года в год. Сейчас он равен девяноста пяти. Это значит, что из ста заявок об утерянных вещах мы удовлетворяем девяносто пять. А сейчас из-за вашего друга у меня вся статистика полетела кувырком... Из-за этих процентов уже звонили из прокуратуры. Выходит, какая-то шайка появилась в городе! Десять заявок вашего приятеля сбил" процент честности на восемь процентов! Кроме того, мой потерянный аппетит и мой пропавший сон. Эти вещи - вы еще, может быть, не знаете, но я-то в курсе - найти и вернуть гораздо труднее, чем пару калош... Директор поник в кресле. Тюбетейкой, как пресспапье, он промакнул вспотевший лоб. - Сейчас мы развяжем этот узелок, - сказал Юрий вставая. - Мы устроим небольшой допрос, а если понадобится, то и очную ставку. Кстати, почему ваше учреждение называется "камерой"? Как-то несимпатично. Вы приносите людям радость, и вдруг - камера!.. Юрий вышел из аквариума. Надя и Мартын оживленно беседовали. Девушка смеялась. - Простите, - сказал Юрий, - но у меня к тебе, Март, есть один разговорчик. - Разумею, хлопче, - пробасил Мартын, радостно улыбаясь, - директор журился, верно? Ну, да мы сейчас с Надеждой все выяснили, я признал свои ошибки и лично все объясню руководству. Мартын поправил очки и пошел за перегородку. - Ничего не понимаю, - Юрий развел руками, - в чем дело? Надя лукаво поглядела на стеклянную стенку директорского кабинета: - Мартын сам вам все расскажет. Не волнуйтесь - конфликт исчерпан. - Ну что ж, - произнес Юрий, закуривая трубку. - Я могу вытерпеть минут пять... Но не больше, потому что нераскрытая тайна не дает ни о чем думать, лишает человека работоспособности... - А вы пришли к нам как на рабочий объект? - спросила Надя. - Ого, - удивился Юрий, - вы уже усвоили нашу профессиональную терминологию? Не иначе, как Мартын тайком от меня проводил с вами индивидуальные консультации! Надя хотела что-то сказать, но в это время входная дверь распахнулась и в камеру вкатился шарообразный мужчина с глянцевитой головой, немного исчерченной на затылке химическим карандашом. - Поплавок Иннокентий Петрович, русский, девятьсот одиннадцатый, да, нет, не состоял, не имею, служащий, начальник отдела кадров Облпромкожсоюза. Он перевел дыхание и продолжал: - Если вы мне, более или менее, поможете, я буду очень благодарен... - Не узнаете знакомых, Иннокентий Петрович, - сказал Можаев, приготавливая к съемке камеру. - Можаев Юрий, русский, оператор кинохроники, не состоял, холост, не имею... - А-а, - равнодушно протянул Поплавок, - привет! Я вас, более или менее, помню. Но, простите, очень спешу. Так вот, гражданочка, потерян... Поплавок оглянулся подозрительно - не подслушивает ли кто? - и тихо договорил: - ...ключ от сейфа... Затем он повысил голос и принял ораторскую позу: - Понимаете, что может произойти, если этот инструмент попадет в чужеродные руки? Надо быть бдительным! Ни в коем случае не отдавайте и не показывайте такой ключ никому. У меня есть доказательства, что он мой. На нем номер - я вам его сообщу сугубо секретно... И он еще на коричневом шнурке... С зазубренной, более или менее, бородкой... Надя достала из ящика ключ на коричневом шнурке. - Ваш? Лежит уже несколько дней. Попрошу паспорт... - Как? Нашли? Не может быть!.. Люди находят чужую вещь и все-таки ее возвращают... Это, более или менее, удивительно. Пока Юрий искал точку съемки, Надя уже оформила выдачу ключа изумленному людской честностью товарищу Поплавку. Но Иннокентий Петрович не уходил. Он пошарил взглядом по полкам, осмотрел коллекцию зонтов и калош, потом поглядел на пачку папок, лежащих в углу. - Простите, - произнес он, - а может быть, нашли случайно и мою лекцию? Она переплетена в синий картон. - Случайно у нас ничего не бывает, - веско сказала Надя, - раз вещь утеряна - она поступает к нам. Тут есть одна синяя папка... Вот, взгляните: докторская диссертация "Девятилетний опыт наблюдения за взаимоотношениями кошки (felis maniculata domestica) и мышки (mus muskulus)". - Это, более или менее, не мое амплуа, - пробормотал Поплавок. - А кандидата, - добавила Надя, закрывая папку, - этот автор получил, наверное, за хорошие взаимоотношения с членами ученого совета... Как называется утерянная вами лекция? Может, ее будет легче отыскать по внутренним, так сказать, признакам, а не по внешним. - О бдительности, - важно сообщил Поплавок, подозрительно поглядывая на трещащий в Юриных руках аппарат. - Не поступила еще. - Будьте здоровы, - сказал Поплавок, выкатываясь из камеры. - Веселый кадр я схватил, - довольно произнес Юрий. - Как по заказу... Потерянная лекция о бдительности... Здорово! - Да, веселый кадр, - повторила Надя многозначительно. Можаев взглянул на девушку и проследил за ее взглядом. Надя смотрела на перегородку. И Юрий увидел, как директор камеры радостно обнимает Мартына. - Печально, - сказал Юрий, - когда все вокруг в курсе событий, а ты один находишься в неведении... Морально тяжело... Стекло не пропускало слов, и все происходящее в кабинете-аквариуме походило на немое кино: безмолвные объятия, попытки лобзаний. - Если, Надя, вы мне сейчас все не расскажете, - пригрозил Юрий, - то я сниму вас таким образом, что ни один зритель не признает вас красивой. Вы в моих руках, учтите. Надя рассмеялась. - Мартын наделал глупостей. Он, не сговариваясь со мной, несколько раз заходил сюда. И заставал директора. У Мартына не хватило смелости сознаться, что он заходит по личному вопросу, и он придумывал потери. А сегодня, когда вы пришли, я увидела, как директор смотрит на Мартына, мне стало страшно. Я допросила вашего друга, и он во всем сознался... Он, оказывается, не придавал значения своим заявкам... - Ну, мы от вас так просто не отстанем, - сказал Юрий. - Сейчас Мартын освободится из начальственных объятий, и мы продолжим съемку...