Страница 51 из 105
Каждая строфа имеет одинаковое начало: "Если б я был..." и одинаковый конец: "...и стал бы ... всех живущих в Египте".
Первая и последняя строфы имеют по 7, средние - по 6 строк.
А как насчет силлабического ритма? Сравним число слогов в строках разных строф:
Строфа I Строфа II Строфа III Строфа IV
10 10 10 11
13 10 09 08
08 11 11 11
10 14 11 10
05 13
03 03 03 03
10 10 10 10
Как видим, равное число слогов имеют только два последних стиха каждой строфы и почти равное - первые стихи. Остальные - расходятся.
Метрика? Построим схему одной строфы, последней:
_/_ __ _/_ __ __ _/_ __ _/_ __ _/_ __
__ _/_ __ _/_ __ __ _/_ __
__ _/_ __ __ _/_ _/_ __ __ _/_ _/_ __
__ __ _/_ __ _/_ __ _/_ __ _/_ __
__ __ _/_ __ _/_ __ _/_ __ __ _/_ __ _/_ __
__ _/_ __
__ _/_ __ _/_ __ _/_ __ __ _/_ __
Нет, метрической закономерности здесь не установишь. Ее нет. Однако напишем эту же последнюю строфу без разбивки на строки, как прозу,- исчезнет ли стих?
"Если б я был рабом твоим последним, сидел бы я в подземелье
и видел бы раз в год или два года золотой узор твоих сандалий,
когда ты случайно мимо темниц проходишь, и стал бы счастливей
всех живущих в Египте".
Стих не исчез. Его поддерживает еще одна ритмическая закономерность, которую мы первоначально проглядели: все строки имеют женское окончание. Стих бы исчез, если бы мы сняли этот ритм и так преобразовали кузминскую строфу:
"Если б я был твоим последним рабом, сидел бы я в подземелье
и видел бы раз или два раза в год золотой узор твоих сандалий,
когда ты случайно проходишь мимо темниц..."
Вернемся к нашей лестнице. В стихотворении М.Кузмина мы видим ритм на уровне следующих ступеней: 10-й (строфы), 9-й (синтаксис), 5-й (концевые паузы), 2-й (концевые ударения). А для того чтобы восполнить отсутствие самого главного, то есть метрического ритма (ступень 1), резко усилены ритмы 10-й и 9-й ступеней.
У Кузмина ритмическая организация стиха противоположна той, которую мы видим у Маяковского. У Маяковского усилены ступени 1 и 3. У Кузмина ступени 10, 9 и 2. Те ступени, которые так энергично подчеркнуты у Маяковского, у Кузмина отсутствуют. Ступени, на которых строится ритм Кузмина, Маяковский игнорирует.
Направление Кузмина ведет к современному свободному стиху, верлибру стиху, который лишен метрической основы ритма.
Вот один из примеров верлибра. Евгений Винокуров включил в сборник "Музыка" (1964) стихотворение под заглавием "Моими глазами":
Я весь умру. Всерьез и бесповоротно.
Я умру действительно.
Я не перейду в травы, в цветы,
в жучков. От меня ничего
не останется. Я не буду участвовать
в круговороте природы.
Зачем обольщаться? Прах,
оставшийся после меня,- это не я.
Лгут все поэты! Надо быть
беспощадным. "Ничто" - вот что
будет лежать под холмиком
на Ваганькове.
Ты придешь, опираясь на зонтик,
ты постоишь над холмиком,
под которым лежит "Ничто",
потом вытрешь слезу...
Но мальчик, прочитавший
мое стихотворенье,
взглянет на мир
моими глазами.
Конечно, никакого метрического ритма здесь нет. Единственное, что здесь усилено по сравнению с классическим стихом, это, как ни странно, концевые паузы. Дело в том, что в регулярных стихах ими даже можно иногда при чтении пренебречь - они, эти паузы, будут стоять за себя вопреки синтаксическим переносам; их поддержат рифмы, равновеликость строк, чередование мужских и женских окончаний - вся структура стихотворения, как в пушкинском "Медном всаднике":
О чем же думал он? о том,
Что был он беден, что трудом
Он должен был себе доставить
И независимость и честь;
Что мог бы Бог ему прибавить
Ума и денег...
Как бы мы ни сглаживали паузы в конце строк, как бы ни превращали эти стихи в прозу ("...что трудом он должен был себе доставить и независимость и честь, что мог бы Бог ему прибавить ума и денег..."), стихи удержатся.
А в стихотворении Винокурова - не удержатся. Напишем в строку: "От меня ничего не останется. Я не буду участвовать в круговороте природы",- и стих пропадает начисто. Вот почему пауза усиливается:
От меня ничего //
не останется.
...Надо быть //
беспощадным. "Ничто" - вот что //
будет лежать...
Значит, здесь на первый план выступает графика - то, как текст разбит на строки, как он напечатан. Разбивка только кажется произвольной; на самом деле она предельно повышает выразительность отдельных слов, их трагическую иронию:
Я не перейду в травы, в цветы, //
в жучков.
Мысленно вытянем эти слова в один стих, и сразу станет ясно, насколько поблекнет их выразительность,- они уравняются, утратят насмешливую горечь.
В стихотворении есть отдельные ритмизованные места. Это - начало, первые слова: "Я весь умру". Конец - последние четыре стиха. И строка, в которой размышление уступает место рассказу: "Ты придешь, опираясь на зонтик",- трехстопный анапест. Почему так? Присмотримся.
Стихотворение Винокурова начинается с возражения поэтам-предшественникам. Первые слова - спор с Пушкиным: "Нет, весь я не умру..." Впрочем, и Пушкин, создавая начало своего "Памятника", может быть, помнил слова, произнесенные им же в 1825 году от имени Шенье: "Я скоро весь умру. Но, тень мою любя, / Храните рукопись, о други, для себя!" ("Андрей Шенье", 1825). Винокуров противопоставляет знаменитой формуле Пушкина свою: "Я весь умру". Как и у Пушкина, здесь - ямб. Но именно потому, что это не развитие Пушкина, а полемика с ним, продолжение совсем другое, во всех отношениях другое, даже ритм сокрушен вторгающейся в стих прозой.
У Пушкина:
Нет, весь я не умру.
Душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит...
У Винокурова:
Я весь умру. Всерьез и бесповоротно.
Я умру действительно.
Дальше полемика продолжается - уже не с Пушкиным, а с другими поэтами. Может быть, с Н.Заболоцким. Вспомним у Заболоцкого:
Как всё меняется! Что было раньше птицей,
Теперь лежит написанной страницей;
Мысль некогда была простым цветком,
Поэма шествовала медленным быком;
А то, что было мною, то, быть может,
Опять растет и мир растений множит.
("Метаморфозы", 1937)
Или в другом стихотворении Заболоцкого после строк:
Пускай мой бедный прах покроют эти воды,
Пусть приютит меня зеленый этот лес,
читаем следующие строфы:
Я не умру, мой друг. Дыханием цветов
Себя я в этом мире обнаружу.
Многовековый дуб мою живую душу
Корнями обовьет, печален и суров.
В его больших листах я дам приют уму,
Я с помощью ветвей свои взлелею мысли,
Чтоб над тобой они из тьмы лесов повисли
И ты причастен был к сознанью моему.
Над головой твоей, далекий правнук мой,
Я в небе пролечу, как медленная птица,
Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,
Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой.
Нет в мире ничего прекрасней бытия.
Безмолвный мрак могил - томление пустое.
Я жизнь мою прожил, я не видал покоя:
Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я.
("Завещание", 1947)
Мир Заболоцкого - трагический, но проникнутый высшей гармонией, красотой целесообразности и совершенства. Вот откуда уравновешенность его шестистопных ямбов, связанных между собой звучными опоясывающими рифмами, распадающихся на симметричные полустишия, глубокая ритмичность, поддержанная цезурами, архитектурой сложных и музыкальных строф, гармония глубоких синтаксических повторов:
Пускай мой бедный прах покроют эти воды,
Пусть приютит меня зеленый этот лес.
В этом мире нет уродства, нет и прозы. В нем все возвышенно, поэтично. Бессмертие и гармония - это поэзия.