Страница 16 из 51
Поэтому оба застыли на несколько мгновений. Один – в изумлении, другая – в недоумении.
Живоглоцкий много слышал о Зойке Три Стакана и сразу понял, что перед ним именно она. Зойка Три Стакана знала, что появился Живоглоцкий, но кто он таков – не знала.
Первым пришёл в себя Живоглоцкий, и как человек, учившийся, но недоучившийся в Пражском университете, повёл себя весьма по-европейски. Он вскочил из-за стола и боком весьма галантно, как ему казалось, двинулся в сторону Зойки Три Стакана. Впрочем, со стороны казалось, что он танцует гопака. Дотанцевав до Зойки Три Стакана, Живоглоцкий схватил её за руку, энергично потряс её и пригласил сесть рядом с ним на диван. Это нейтральное положение на диване на одном представительском уровне устраивало всех и Зойка Три Стакана грузно опустилась на него – месяцы, проведённые в Отливе сказались на её физической форме и весе, а потому диван застонал, принимая её формы в свои объятия.
– Очень рад встрече с вами, Зоя. Решились-таки выйти из подполья? Напрасно! Митрофан вот-вот с Ани-Анимикусовым вернутся из своего имения и в любой момент возобновят ваши поиски. А вы тут – под носом. Хвать – и готово: в каталажку. А там что будет? В каталажке-то? До суда вы можете и не дожить. Либо в каталажке что-то против вас сделают, либо по дороге из каталажки в суд… Либо убьют вас, либо замучают до смерти. Изверги! И мы в Совете ничего сделать не сможем…
Тяжко вздохнув, Живоглоцкий продолжил:
– Я ведь десять лет провёл в царской ссылке в Сибири. Хлебнул там лиха! От звонка до звонка. Знаю этих мучителей…
Живоглоцкий зажмурился и вспомнил вдруг, как в ссылке однажды зимой перед Рождеством он с деревенскими мужиками возвращался с зимней рыбалки. Тогда было градусов 30 мороза. Одни сани были битком забиты выловленным из реки муксуном и омулем, а в других дружно сидели рыбаки, прижавшись друг к другу. Горланили радостно песни по случаю хорошего улова и наступающего праздника, и, как это и положено после рыбалки, пили из бутыли сибирскую водку, закусывая её строганиной, обильно посыпанной крупной солью. Эх, как было весело и душевно! Эх!
– Да уж! – Живоглоцкий открыл глаза. – Натерпелся я там… Опрометчиво вы поступаете, Зоя. Не бережёте вы себя!
Зойка Три Стакана размякла и дала слабину.
– Так ведь, Лев, надо же Советам брать власть в свои руки! Доколе? Вот и Ленин пишет письма издалека об этом же.
Живоглоцкий испугался. Он, конечно, был за социализм и всегда последними словами ругал и Временное правительство России и Временный комитет Головотяпии, но его вполне устраивала та ситуация, когда он мог говорить всё что угодно, пользоваться всеми возможными благами, и ничего не делать при этом. Когда его спрашивали: «А что делает Головотяпский совет рабочих депутатов под вашим руководством?» Он гордо отвечал: «Осуществляет революционное руководство массами!» Испугавшись перспективы немедленной революции, он ответил Зойке Три Стакана так:
– Соглашусь с вами, Зоя, что власть надо брать в свои руки. Временный комитет защищает интересы буржуазии, а не пролетариата, мы это все поняли со всей очевидностью. Но вот так: «с бухты-барахты» взять власть… Ну ладно. Предположим, пойдём мы всем Советом под моим руководством брать власть в свои руки. А вдруг их дома нет? Как власть-то брать? Кого свергать, если они, например, в бане парятся? Нет никого! А часа через два они из бани выходят и нас по загривку!? Наскоком у нас никак не получится. Надо всё-таки подготовиться к захвату власти – навести справки, развести мосты…
«Умный!» – подумала про Живоглоцкого Зойка Три Стакана.
– Да, Лев. Пожалуй, вы правы. Тут подумать надо.
Но Зойку Три Стакана вдруг прошиб пот: Живоглоцкого она по- любому снять с должности председателя исполкома глуповского Совета не может – его же избрали депутаты, а если теперь Советам брать власть, то автоматически власть перейдёт в руки Живоглоцкого. Ведь он не случайно оговорился «под моим руководством брать власть». За что боролись? За то, чтобы Живоглоцкие пользовались нашими трудами? Ну, уж нет! Поэтому Зойка Три Стакана, взвесив всё, согласилась с Живоглоцким:
– Действительно, пожалуй, что вы правы. Нужно тщательно подготовиться к захвату Советами власти в Головотяпии. И делать это надо так, чтобы на сей раз без осечки. Чтобы у меня ни-ни! Ухо держи востро! Дааааа…
– А давайте-ка, Зоя, всё-таки ускорим захват власти Советами?! – Живоглоцкого и самого поразила фраза, которую он только что сказал: «под моим руководством брать власть» и за то время, что Зойка Три Стакана размышляла о том, что власть брать нельзя, он вдруг сообразил, что если власть Совету захватить тут же, то она перейдёт в его руки. Тут всё само собой и сложится наилучшим образом!
– Соглашусь с вами. Давайте брать власть немедленно. С вашей-то помощью, да наш Совет… Но если сегодня действительно нельзя – некогда, мне тут ещё надо бумаги подписать, то завтра же непременно надо брать власть в свои руки. С утра. С первыми петухами. Или со вторыми. Но непременно с утра!
Тут настал черёд Зойки Три Стакана испугаться грядущей революции.
– Э нет! Торопиться не надо. К тому же с позиций законности Глуповский совет рабочих депутатов не может взять власть в свои руки во всей Головотяпии – он может только в Глупове взять власть. А вот по всей Головотяпии власть может взять в свои руки только Всеголовотяпский совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Поэтому нужно, чтобы Глуповский совет организовал второй съезд Всеголовотяпского совета и параллельно с этим нужно начинать и проводить постепенную революцию – захватывать мосты и телеграф. И уж на этом втором съезде Советов и провозгласить, что власть переходит к Советам.
Живоглоцкому деваться было некуда, а потому он с огорчением вздохнув, но с показной радостью согласился с предложением Зойки Три Стакана. Они тут же вдвоём быстренько набросали текст телеграммы всем советам, расположенным на территории Головотяпии, с приглашением прислать делегатов на Второй съезд.
С текстом телеграммы в руках они вдвоём вышли на балкон, как жених и невеста, держась за ручки, и сообщили собравшемуся люду о том, что власть будет народной и нужно немного погодить, ибо ещё не время.
Здесь следует оговориться, что Советы по всей Головотяпии стали спонтанно стали возникать сразу же после того, как в Глупове возник Совет рабочих депутатов. Как говорится: дурной пример – заразителен.
Самым крупным городом в Головотяпии после Глупова был город Полуумнов. Тут, кстати, я теряюсь в догадках о том, как правильно писать название этого города. В нём самом все надписи именно такие: «Полуумнов». А вот чем дальше от него отъезжаешь, тем большая путаница в названии города происходит. Уже на подъезде к городу встречаются указатели как «Полуумнов», так и «Полоумнов». А вот в Глупове все говорят и все пишут «Полоумнов». Поэтому я даже и не знаю, что тут делать? Буду писать, как получится – то так, то так.
Сама Головотяпия, как известно, может быть рассмотрена как полуостров, образуемый рекой Грязнушкой. Если внимательно присмотреться к Головотяпии на географической карте, то можно заметить, что она похожа на кошель с большим количеством болот внутри вместо золотых монет. Болота в основном расположены вокруг Грязнушки – как бы по кайме кошелька. Есть болота и непроходимые леса в верхней правой части Головотяпии, как раз там, где находится имение Ани-Анимикусова Болотно-Торфяное.
В правой средней части кошелька находится Глупов. Именно здесь через Грязнушку перекинуты два моста, соединяющие Головотяпию с Москвой – один железнодорожный, другой – автомобильный. В другую от Москвы сторону эти две дороги, рассекая кошелёк пополам, тянутся через всю Головотяпию и устремляются в Европу, проходя через Полуумнов.
То есть, Глупов находится на восточной окраине Головотяпии, а Полуумнов – на его западной окраине. В Полуумнове также в первые же дни февральской революции был создан Совет рабочих депутатов. Временный комитет, пылая бессильной злобой (так позже писали в советских учебниках по истории), в своих документах называл этот совет не иначе как «Полоумный совет депутатов». Но сейчас речь не о Временном комитете и его происках, а о подготовке к революции.