Страница 21 из 32
– Хорошо себя чувствуешь?
Мальчик кивнул.
– Нравится быть одному?
– Да, сэр.
– Рано или поздно придется вернуться ко всем.
Лейси покачал головой.
– Здесь вечно оставаться не получится, знаешь ли.
– О, я знаю, сэр.
– Тебе придется вернуться.
Лейси кивнул. Он словно не понимал слов учителя. Отогнул уголок комикса про Человека-Паука и уставился на разворот пустым взглядом.
– Послушай, Лейси. Я хочу, чтобы мы с тобой друг друга понимали. Да?
– Да, сэр.
– Я не смогу тебе помочь, если ты будешь мне врать. Правильно?
– Не сможете.
– Почему ты назвал мне на прошлой неделе имя Кевина Хенесси? Я знаю, что его здесь больше нет. Он же сбежал, да?
Лейси таращился на трехцветного супергероя.
– Да?
– Он здесь, – очень тихо сказал Лейси. Мальчика вдруг охватил ужас. Это чувствовалось в его голосе и в том, как он ушел в себя.
– Если он сбежал, зачем ему возвращаться? Я что-то не пойму, а ты понимаешь?
Лейси покачал головой. Подступившие слезы приглушали его слова, но их все равно можно было разобрать.
– Он и не уходил.
– Что? Хочешь сказать, он не сбегал?
– Он умный, сэр. Вы не знаете Кевина. Он умный.
Лейси закрыл комикс и посмотрел на Редмена снизу вверх.
– Что значит умный?
– Он все спланировал, сэр. Все.
– Говори яснее.
– Вы не поверите. И на этом все кончится, потому что вы мне не поверите. Он слышит, понимаете, он везде. Ему не мешают стены. Мертвым это не мешает.
«Мертвый». Слово более громоздкое, чем «живой», и от него у Лейси перехватило дыхание.
– Он может уходить и возвращаться, когда захочет, – продолжил он.
– Хочешь сказать, Хенесси мертв? – спросил Редмен. – Сейчас следи за языком, Лейси.
Мальчик замялся: он понимал, что идет по канату и очень близок к тому, чтобы лишиться защитника.
– Вы обещали, – сказал он вдруг с ледяным холодом в голосе.
– Обещал, что тебе ничего не сделают. И не сделают. Я это сказал, и я от своих слов не отступаю. Но это не значит, что мне можно врать, Лейси.
– В чем врать, сэр?
– Хенесси не мертв.
– Мертв, сэр. Это все знают. Он повесился. Со свиньями.
Редмену врали много раз, причем профессионалы, и ему казалось, что он научился разбираться во лжи. Он знал все ее признаки. Но мальчик не выказывал ни одного. Он говорил правду. Редмен чувствовал это нутром.
Правду, только правду; ничего, кроме.
Это не значило, что все так, как он говорит. Мальчик просто говорит правду, как он ее понимает. Он верит, что Хенесси скончался. Это еще ничего не доказывало.
– Если бы Хенесси был мертв…
– Он мертв, сэр.
– Если бы так и было, как он может быть здесь?
Мальчик посмотрел на Редмена без тени лицемерия.
– Вы не верите в привидения, сэр?
Такое очевидное решение поставило Редмена в тупик. Хенесси мертв, но все-таки он здесь. Следовательно, Хенесси – привидение.
– Не верите, сэр?
Мальчик задавал не риторический вопрос. Он хотел – нет, он требовал разумного ответа на разумный вопрос.
– Нет, мальчик, – ответил Редмен. – Нет, не верю.
Лейси как будто не смутил этот конфликт мнений.
– Вы увидите, – сказал он просто. – Вы все увидите.
В свинарнике голодала большая безымянная свинья. Она следила за ритмом дней, и с их течением росли ее желания. Она знала, что время гнилых объедков в лохани прошло. Место этих поросячьих радостей заняли другие аппетиты.
Она приобрела вкус – с того прошлого раза – к еде с особой текстурой, особым резонансом. Подобный корм она не собиралась требовать постоянно – только когда у нее возникала потребность. Небольшая потребность – время от времени укусить кормящую руку.
Она стояла у калитки своей тюрьмы, беспокойная от предвкушения, ждала и ждала. Она фыркала, она хрюкала, ее нетерпение переходило в тупой гнев. В прилегающем загоне, в свою очередь, заволновались кастрированные сыновья, почувствовав ее стресс. Они знали ее натуру – и она была опасна. В конце концов, она сожрала двух их братьев, живьем, еще мокрых после утробы.
Потом из-за синей завесы сумерек раздался шум – тихий шорох шагов по крапиве и чье-то бормотание.
К свинарнику подходили двое мальчишек, уважение и опаска чувствовались в каждом шаге. В ее присутствии они нервничали, и их можно было понять. О трюках свиньи ходило море слухов.
Разве не говорила она в гневе одержимым голосом, изворачивая свои жирные свиные губищи и изрекая слова украденным языком? Разве не вставала порою на задние копыта, розовая и властная, и не требовала, чтобы в ее тень слали самых маленьких ребят, чтобы сосать ее титьки – голыми, как поросята? И разве не била она свирепо копытом по земле, пока поданную еду не разрезали на кусочки и аккуратно, прикасаясь к мясу лишь двумя дрожащими пальцами, не клали ей в пасть? Все это было.
Бывало и хуже.
Сегодня, знали мальчишки, они не принесли того, чего она хотела. Не то мясо, что она заслуживала, лежало на тарелке. Не сладкое белое, которое она просила другим своим голосом, – мясо, которое она, если желала, могла взять силою. Сегодняшним угощением был простой залежавшийся бекон, украденный с кухни. Лакомство же, которого она жаждала, – мясо, которое загоняли и пугали, чтобы насытить мышцы, а потом колотили, как отбивную, ей на потребу, – это мясо оказалось под особой защитой. Не сразу удастся выманить его на убой.
Тем временем, надеялись они, она примет извинения и слезы и в гневе своем не сожрет посланников.
Один из мальчишек к тому моменту, пока дошел до стены свинарника, наложил в штаны, и свиноматка учуяла это. Ее голос приобрел другой тембр, смакуя остроту их страха. Вместо низкого хрюканья она издала высокую, раздраженную ноту. Она говорила: «Знаю, знаю. Придите же на мой суд. Знаю, знаю».
Она наблюдала за ними сквозь щель калитки, и ее глаза поблескивали самоцветами в мрачной ночи – ярче ночи, потому что были живыми, яснее ночи, потому что жаждали.
Мальчики пали на колени у калитки, покаянно склонив головы, с подносом в руках, накрытым легкой заляпанной кисеей.
– Итак? – сказала она. Они мгновенно узнали голос. Его голос – из пасти свиньи.
Старший, чернокожий парнишка с заячьей губой, тихо заговорил с этими светящимися глазами, преодолевая страх:
– Это не то, что вы хотели. Мы просим прощения.
Второй, неуклюжий в своих отяжелевших штанах, тоже пробормотал извинения.
– Но мы его вам доставим. Правда. Доставим очень скоро, как только сможем.
– Почему не сегодня? – спросила свинья.
– Он под защитой.
– Новый учитель, мистер Редмен.
Свинья уже как будто все знала. Она помнила их противостояние, как он таращился из-за забора, будто она зоологический образчик. Так вот кто ее враг – этот старик. Она отомстит. О да.
Мальчики слышали ее обещание возмездия и как будто успокоились, что их избавили от этого дела.
– Подай ей мясо, – сказал чернокожий.
Второй поднялся, снимая кисею. От бекона дурно пахло, но свиноматка все равно влажно похрюкивала от воодушевления. Возможно, она их простила.
– Давай, скорее.
Мальчик взял первую полоску бекона указательным и большим пальцами и поднес. Свинья повернула голову набок и цапнула, обнажив желтеющие зубы. Кусочек мигом пропал. Второй, третий, четвертый, пятый – тоже.
Шестой и последний кусок она забрала вместе с его пальцами, отняла с такой элегантностью и скоростью, что мальчишка только пискнул, когда ее зубы сжевали и проглотили тонкие фаланги. Он отдернул руку от ограды свинарника и раскрыл рот при виде увечья. Она нанесла небольшой ущерб, учитывая обстоятельства. Пропали кончик большого и половина указательного пальцев. Из раны быстро и мощно хлестнула кровь на его рубашку и ботинки. Она фыркнула, хрюкнула и, казалась, осталась довольна.
Мальчик вскрикнул и побежал.
– Завтра, – сказала свинья оставшемуся просителю. – Не это старое свиное мясо. Оно должно быть белым. И я устрою пир. Кости, хрустите, и кровь… Лейся, – она нашла это удачной шуткой.