Страница 16 из 32
Теперь-то работа над Поло сдвинется с мертвой точки. Дочери его убедят (если он сам еще не убедился), что творится нечто ужасное. Джек расколется. Развалится. Может, классически сойдет с ума: будет рвать волосы, одежду, обмазываться собственными экскрементами.
О да, победа близка. И насколько милосердными тогда станут хозяева? Какой хвалой и властью осыплют Йеттеринга?
Достаточно будет еще одной манифестации. Одного последнего остроумного вмешательства – и от Поло останется только бредящий кусок мяса.
Усталый, но уверенный в себе Йеттеринг спустился в гостиную.
Аманда спала, вытянувшись на софе. Очевидно, ей снилась индейка. Под тонкими веками бегали глаза, нижняя губа дрожала. Джина сидела у молчащего радио. Она открыла на коленях книгу, но не читала.
Импортера корнишонов в комнате не было. Не его ли шаги раздавались на лестнице? Да, он поднимался, чтобы облегчить свой переполненный бренди мочевой пузырь.
Как кстати.
Йеттеринг пробрался по комнате. Во сне Аманда увидела, как перед ней юркнуло что-то темное, что-то зловредное, что-то, оставившее во рту горький привкус.
Джина подняла глаза от книги.
На елке мягко покачивались серебряные шары. Не только шары. Но и мишура, и ветки.
Более того – сама елка. Вся елка раскачивалось, будто кто-то ее схватил.
У Джины было очень нехорошее предчувствие. Она встала. Книга скользнула на пол.
Елка начала кружиться.
– Иисусе, – сказала она. – Господи Иисусе.
Аманда не просыпалась.
Елка набирала скорость.
Джина так спокойно, как могла, подошла к софе и попыталась растормошить сестру. Аманда, застрявшая во сне, миг сопротивлялась.
– Отец, – произнесла Джина. Ее сильный голос разнесся по всему коридору. Он же разбудил и Аманду.
Поло услышал снизу звук, напомнивший скулившую собаку. Нет, две скуливших собаки. Когда он сбежал по лестнице, дуэт уже стал трио. Он ворвался в гостиную, ожидая увидеть там всю армию Ада – псоглавую, пляшущую на его красавицах.
Но нет. Это скулила рождественская елка, подвывала, как свора собак, и кружилась, кружилась.
Гирлянды давно вылетели из розеток. Воняло обгорелой пластмассой и еловой смолой. Само дерево крутилось, как юла, разбрасывая с измученных веток украшения и подарки с щедростью безумного короля.
Джек оторвал глаза от зрелища и отыскал Джину и Аманду, в ужасе спрятавшихся за софой.
– Убирайтесь отсюда! – закричал он.
Стоило ему открыть рот, как телевизор беззастенчиво встал на одну ножку и начал кружить, как елка, быстро набирая скорость. К пируэтам присоединились часы на каминной полке. Кочерги у огня. Подушки. Украшения. Каждый предмет вплетал собственную ноту в скулящий оркестр, который нарастал, секунда за секундой, до оглушающей громкости. Воздух переполнился запахом горелого дерева – вращающиеся кончики веток начали тлеть, разогревшись от трения. По комнате поплыл дым.
Джина схватила Аманду за руку и потащила к двери, закрывая лицо от дождя еловых иголок, которые метало ускоряющееся дерево.
Начали кружиться люстры.
Книги, сбросившись с полок, отплясывали тарантеллу.
Джек видел мысленным взором врага, носившегося между предметами, как жонглер, который крутит тарелки на палках, пытаясь удержать все сразу. Наверняка это изнурительная работа, подумал он. Демон должен быть близок к истощению. Он не соображает. Перевозбужден. Импульсивен. Уязвим. Вот он, удачный момент – если такой вообще может быть, – чтобы наконец вступить в поединок. Столкнуться с тварью, бросить вызов и поймать ее.
Йеттеринг же, со своей стороны, наслаждался оргией разрушения. Он подкидывал в кучу малу любые подвижные предметы, кружил все и вся.
Он с удовлетворением наблюдал, как дрожат и торопятся прочь дочери; со смехом видел, как вылупил глаза этот болван при виде такого невероятного балета.
Он же наверняка близок к безумию, не иначе?
Красавицы добрались до двери, в их волосах и коже застряли иголки. Поло не видел, как они вышли. Он пробежал по комнате, уворачиваясь от вихря украшений, и схватил латунную вилку, которую проглядел враг. Воздух вокруг был наполнен хламом, танцующим с головокружительной скоростью. Джека било и царапало. Но восторг от вступления в поединок уже захлестнул его с головой, и он принялся колотить вдребезги часы, книги и фарфор. Как человек в туче саранчи, он бегал по комнате, превращал любимые книги в неразбериху из порхающих страниц, колол завихрившийся дрезденский сервиз, бил лампы. Пол скрывался под мусором и сломанными предметами, все еще подергивающимися, пока жизнь теплилась в этих обломках. Но на каждый упавший предмет находился еще десяток круживших, скуливших.
Он слышал Джину у двери, кричавшую, чтобы он уходил, чтобы оставил вещи в покое.
Но это было так приятно – играть против врага напрямую, чего он никогда себе еще не позволял. Он не хотел уступать. Он хотел, чтобы демон показался, проявился, разоблачился.
Он хотел в открытую столкнуться с посланцем Древнего.
Елка без предупреждения уступила диктату центробежной силы и взорвалась. Со звуком, похожим на завывание смерти. Ветки, сучки, иголки, шары, гирлянды, провода, ленточки разлетелись по комнате. Джек, стоявший спиной к взрыву, ощутил сильный удар энергии и рухнул на пол. В затылок и шею впивались еловые иглы. Оголенная ветка пронеслась над головой и пронзила софу. На ковер вокруг просыпались обломки древесины.
Теперь, как и дерево, взрывались другие предметы, не выдержав такого движения. Разлетелся телевизор, послав по комнате смертельную волну стекла, которая большей частью пришлась на противоположную стену. Фрагменты внутренностей телевизора – такие горячие, что обжигали кожу, – падали на Джека, пока он полз к двери, как солдат под обстрелом.
Залпы осколков были плотными, как туман. Внесли свою пуховую лепту в сцену подушки, заснежив ковер. По полу перед его носом проскакали осколки фарфора – очаровательная глазурованная ручка, голова куртизанки.
Джина присела у двери и торопила его, прищурив глаза от этого вихря. Когда Джек добрался до порога и почувствовал ее руки, он был готов поклясться, что слышал из гостиной смех. Явственный, нескрываемый смех, смачный и удовлетворенный.
Аманда стояла в коридоре, с торчащими в волосах иголками, и таращилась на него. Он перетащил ноги через порог, и Джина захлопнула дверь, ведущую в разгромленную комнату.
– Что это такое? – потребовала ответа она. – Полтергейст? Призрак? Мамин призрак?
Мысль о том, что за это повальное разрушение несет ответственность призрак покойной жены, рассмешила Джека.
На лице Аманды застыла полуулыбка. Хорошо, подумал он, она приходит в себя. Потом он встретил ее отсутствующий взгляд и осознал истину. Она сломлена, ее разум скрылся там, где до него не доберется этот фантазм.
– Что там такое? – спрашивала Джина, так крепко сжав его руку, что перекрыла циркуляцию крови.
– Не знаю, – соврал он. – Аманда?
Улыбка не сходила с лица Аманды. Она просто таращилась на него – сквозь него.
– Знаешь.
– Нет.
– Ты врешь.
– Думаю…
Он поднялся с пола, стряхивая с рубашки и штанов осколки фарфора, перья, стекло.
– Думаю… мне стоит прогуляться.
Позади, в гостиной, улеглись последние остатки шума. Воздух в коридоре казался наэлектризованным от невидимых сущностей. Оно было очень близко – невидимое, как всегда, но близко. Это самый опасный момент. Теперь нельзя терять самообладание. Он должен вести себя как ни в чем не бывало; он должен оставить Аманду в покое, отложить объяснения и обвинения на потом, когда все будет кончено.
– Прогуляться? – недоверчиво переспросила Джина.
– Да… прогуляться… Мне нужно подышать свежим воздухом.
– Ты же не можешь нас здесь оставить.
– Я позову кого-нибудь, чтобы помогли убраться.
– Но Мэнди.
– Она очнется. Не трогай ее.
Это было жестоко. Это было почти непростительно. Но это уже сказано.