Страница 5 из 7
Охотником оказался Адуш, невысокий щуплый алтаец неопределённого возраста, с раскосыми глазами, жиденькой порослью на лице и щербатым ртом в котором не хватало, как минимум, половины зубов. Он жил на краю села в небольшой кривобокой избушке, явно знававшей лучшие времена. Игорян, уверенно игнорируя бесившихся под навесом от такой наглости, лохматых собак, провёл нас к дому и толкнул дверь. Адуш сидел за столом, пил чай и появлению нас в его жилище ничуть не удивился. По-крайней мере, на его обветренном скуластом лице не отобразилось ни одной эмоции, кроме удовольствия от напитка.
– А, Игря?– кивнул он, словно они расстались только час назад. – С друзьями пришёл? Садитесь, угощайтесь. Я чай только заварил. Кымык!
Из комнаты выглянула женщина, по моим ощущениям, сестра-близнец хозяина. Только без усов и бородки. Она осмотрела помещение своими раскосыми глазами, шмыгнула приплюснутым широким носом и, улыбнувшись таким же щербатым ртом, быстро исчезла за дверями. Пока мы рассаживались за круглым столом на колченогих стульях, на столе появились пиалы, почти такие же, из которых мы пили чай в чайхане Урус-Мартана, сахарница и тарелка с сушками и печеньем вперемежку. Адуш разлил чай и, поочерёдно, каждому из рук в руки, церемонно передал пиалы. Я посмотрел на напиток и потянул носом. Странный чай какой-то. Пахнет так, словно кто-то раздавил веточку туи. Да и цвет у него необычный, золотисто-зеленоватый.
– Ты пей-пей! – заметил моё сомнение охотник. – Это саган-дайля. Хороший чай. От него на душе хорошо становится, и усталость проходит.
Ага, пей-пей. Что-то мне это название не внушает доверие. А то, что на душе хорошо и усталость проходит, тоже не успокаивает. Помнится, в Чечне, Рашид, татарин из рембата на подсолнечном масле жарил семена конопли. Тоже на душе очень хорошо было. Вставило не по детски.
– Ты не бойся, он не ядовит, – засмеялся Игорь. – Саган-дайля – лекарственное растение, обладающее общеукрепляющими и стимулирующими свойствами. Можно, или добавлять в чай, или заваривать отдельно, как сейчас. Заваривают веточки вместе с листиками, потому что в веточках содержат квертицин, которого нет в листочках.
– Что за квертицин?
– Вещество, способствующее ясности мышления. Как-то так. Не бери в голову. Самое главное, что по своим свойствам он превосходит даже женьшень. Так, что, ты пей, не волнуйся.
– Игорёха, – вкрадчиво поинтересовался я. – Ты не забыл, что к науке имею весьма отдалённое отношение? Ты мне проще, как для дубового вояки, поясни: это наркотик?
– Нет. Просто полезный напиток. Пока ты тут выкобениваешься, Лёха, уже вторую пиалку приговаривает.
Я ещё раз понюхал и, наконец, решился сделать первый глоток под ироничным взглядом Адуша. В принципе, неплохо. Непривычно, но отвращения не вызывает. А, после второго или третьего глотка показалось, даже, вкусно.
– Что-то, у тебя, Игря, друг такой недоверчивый, – усмехнулся охотник.
– Он впервые в ваших краях, – ответил Игорь. – Раньше тут не бывал.
– Что, в горах не был никогда? – даже поставил пиалу на стол Адуш.
– Был, – ответил я, ощущая, как разливается бодрость в теле. – Только не в этих.
– А в каких?
– Южнее, гораздо.
– Кавказ, – дополнил меня Лёха.
– А я переживал, что у тебя опыта горного нет, – успокоено покачал головой алтаец. – Без опыта в горах далеко не уйдёшь. О! Кымык идёт. Сейчас кушать будем.
Действительно, в дверях показалась сестра-близнец с большим круглым подносом парящего и издающего восхитительный аромат, мяса. В животе предательски заурчало, и мозг перестал думать, о чём либо, кроме предстоящего чревоугодия. А по-иному этот процесс было никак не назвать. Именно чревоугодие, а не банальное насыщение организма.
– Марал, – гордо провозгласил Адуш. – Вчера на охоту ходил. Позже суп будет готов. Жена моя хорошо варит. Вкусно. Пальчики оближете.
– Не понял, – наклонился я к Игоряну. – Это не сестра его?
– Кымык? Нет, это его жена.
Странно. А, как похожи-то! Никогда бы не подумал! Или, они тут все на одно лицо?
– Ну, что, за встречу? – охотник, словно маг в седьмом поколении, извлёк бутылку и покрутил её в руках.
– Нет, Адуш, не сегодня, – отрицательно замотал головой Игорёха. – Мы на одной точно не остановимся, а завтра нам с рассветом выходить.
Солнце ещё не встало, когда мы забросили в старенький Уазик свои вещи и, провожаемые вечно улыбающейся Кымык, выехали со двора. С нами в багажнике ехала огромная кавказская овчарка Буран. Этот кобель сейчас устроил свою большую голову на спинке заднего сиденья и сопел мне в ухо, заставляя напрягаться. Всё время казалось, что он сейчас клацнет своими зубищами и откусит мне голову.
– Ты Бурана не бойся, – ворочая рулем, говорил мне Адуш, хитро поглядывая в зеркало заднего вида. – Собака хорошая, умная. Просто так не кусает.
– А не просто так? – для порядка поинтересовался я.
– Не просто так ещё заслужить надо, – засмеялся охотник. – В прошлом годе на двух браконьеров нарвался. Карабин на берегу, а я по колено в воде рыбу себе на ужин гарпунил. И, тут, они. Выходи, говорят, кончать тебя будем. Ну, думаю, конец настал.
– Это, с чего тебя им кончать-то?
– Я же егерю пособляю, помощником у него числюсь. А браконьеров этих не один раз по тайге гонял. И тут – такая удача для них. Я без оружия, а вокруг глухомань.
– Так просто взять и человека убить? – не поверил я. – Избить – понимаю, а убить… Искать же будут.
– У них нравы простые тут, – засмеялся Лёха. – Долго не разговаривают.
– А тайга все следы скроет, – добавил Игорян. – Пропал человек и с концами.
– Верно, – кивнул головой Адуш.
– И, что дальше.
– А ничего. Из кустов Буран вышел, обоих на землю положил и лапами придавил. И, заметь, ни разу не укусил.
– Не заслужили?
– Точно!
– Зверь!
– А ты, как думал? Умная собака. Почти, как человек.
– Почти?
– Да. Он, в отличие от человека никогда не соврёт и не предаст. Он – честный. Если не любит, хвостом вилять не станешь, а, если полезешь, так рыкнет, что волосы на голове встанут. А, если любит – жизнь за тебя отдаст. Видишь, рядом с тобой прилёг. Значит, нравишься ты ему.
– Надеюсь, что не в кулинарном смысле, – пошутил я.
– Он поел перед отъездом, – подхватил мою шутку охотник. – До обеда его можно не опасаться, а там – не знаю. Если вовремя не покормим, может быть всякое.
Шутник. Умом-то я понимаю, что это не дворняга какая-нибудь. Собака охотника без разрешения ничего не сделает. Но, как говорится, сердцу не прикажешь. Страшно мне, и с этим ничего не поделаешь. Я всегда собак боялся. Осторожно, не делая резких движений, я слегка повернул голову и искоса посмотрел на собаку. Буран зевнул, осуждающе посмотрел на меня, словно прочитав мои мысли, с жутким звуком захлопнул свою пасть, клацнув зубами, и, убрав голову, свернулся калачиком на наших вещах в багажнике. Сразу стало спокойнее, даже дремота навалилась.
За окном метнулась чёрная тень, на мгновение закрыв солнце, и сразу повеяло холодом. Я оглянулся на своих спутников, но увидел только застывшие тела с каменными выражениями на лицах. Такое впечатление, что я еду в одной машине с манекенами. И, за рулём, кстати, тоже манекен. Я, даже, испугаться не успел, когда чёрная тень налетела спереди и на секунду закрыла лобовое стекло. По позвоночнику пробежал холодок. Тень пропала, и, тут же, в правом боковом огне появилась огромная круглая чёрная голова с таким же чёрным клювом, заглядывающая в окно большим, круглым, блестящим глазом. Сразу вспомнился Буран, но приподняться и, изогнувшись через спинку сиденья, заглянуть в багажник не получилось. Тело не слушалось.
– Славик! – услышал я, как кто-то трясёт меня за плечо. – Просыпайся! Обедать пора.
Я вздрогнул и открыл глаза. Лёха оставил моё плечо в покое, открыл дверцу со своей стороны и вылез из УАЗика. Игорёха и Адуш уже стояли снаружи, перед капотом и рассматривали довольно живописную поляну с густым кустарником по краю и стеной высоких сосен за ним, ярусами поднимавшихся высоко в горы. Огромный Буран жизнерадостно прыгал вокруг них, старательно прикидываясь глупым щенком.