Страница 57 из 60
– Ну да… – ответила Ася машинально, мыслями была еще в своем. – Я рада, что тебе понравилась опера.
– А когда он погиб, он был такой, как я?
– Нет, ему было всего девять лет.
– А где был его отец? – Коля остановился и поднял голову на Асю.
– Его отцом был Иван Грозный, он умер к тому времени. Ты почему спрашиваешь, ты же все это знаешь?
– А мой отец… – Коля не смотрел на мать.
– Что твой отец? – Ася испуганно глянула по пустынному Сивцеву Вражку. Они как раз сворачивали в темную арку, ведущую во двор.
– Он – враг народа? – голос Коли гулко и громко прозвучал под аркой.
Ася остановилась и закрыла свой рот рукой. Коля виновато, но и упрямо глядел.
– Ты нас обманывала, потому что не хотела говорить этого? Он, правда, геолог?
Ася молчала, ошарашенная и вопросом, и тем, что момент, которого она избегала, но со страхом ждала, настал так неожиданно. Ей надо было говорить. Все назрело, разбухло… ее нагромождения правды и полуправды о Гере давно уже начали разваливаться. Она стояла в замешательстве, Коля, с его наивным стремлением к справедливости, мог проговориться в школе.
Она потянула сына из громкой арки во двор. Тут тоже было темно, только у подъезда горела тусклая лампочка. Сели на лавочку. Коля заговорил сам:
– Сначала я ждал, что он вернется из экспедиции… потом, после войны ты сказала, что он на ответственном задании, и об этом ни с кем нельзя говорить… я привык жить без него. – Ася сидела в страшном напряжении, в тысячный раз проживая собственное вранье, не глядела на сына. – Я ни с кем не говорил о нем. Меня спрашивали, я молчал, иногда кто-то говорил, что у меня нет никакого отца… – Коля сидел ссутулившись, как старик, челка выбилась из-под шапки. – Баба говорила о нем… и ты тоже… недавно ты сказала Лизе Воронцовой, что он не пишет.
Коля смотрел спокойно, без вины, что подслушал, но и ее не винил, что обманывала и скрывала. В его тревожном ребячьем взгляде была сейчас вся та бесчеловечная сложность их изуродованной жизни, в которой ложь была обязательна. Он прижался к матери, обнял, гладил ее руку в латаной-перелатанной, и все равно дырявой варежке.
– Я никому не скажу. Кто мой отец? Он в тюрьме?
По Асиным щекам покатились слезы. Она сидела не шевелясь. Потом решительно достала платок, вытерлась. Заговорила, глядя на сына сквозь вновь набухающие слезы:
– Твой отец – Георгий Николаевич Горчаков. Знаменитый геолог. Он красивый и светлый человек. Все, что я о нем рассказывала, все правда. Через две недели будет тринадцать лет, как его арестовали… – она замолчала. – Он ни в чем не был виноват.
Коля смотрел застыв, не отрываясь. Откуда-то взявшиеся черные птицы зашевелились вдруг, загалдели в темноте на деревьях, Ася испуганно подняла голову, опять обернулась, вглядываясь в темноту двора.
– А ему еще много сидеть?
Ася замерла, в воздухе возникло тяжелое напряжение. Она сжала его руку:
– Двадцать три с половиной года.
– Так долго?! – вырвалось у Коли.
– Я тебя очень прошу, не говори ни с кем о нем, лучше скажи, что он нас бросил… – Она держала его за руку и смотрела в глаза. – Я понимаю, тебе хочется, чтобы у тебя был отец… мне тоже хочется. И он у тебя есть! Я рада, что мы поговорили, теперь мы сможем говорить о нем.
– Правда?
– Ты мне не веришь? Честное слово, я давно хотела поговорить с тобой… Только не при Севе и не при бабушке, пожалуйста.
– Почему?
– Сева еще мал… как ему объяснить, что об этом нельзя говорить?
– Он многое понимает… ты же говоришь, что отец не виноват?
– Ты мне не веришь?
– Верю, но почему тогда нельзя? – Видно было, что ему хочется спросить о большем.
– Коля, – зашептала Ася с испугом, – у нас, если человека осудили, значит, он виноват!
– Если ты точно знаешь, что отец невиновен, мы можем написать письмо Сталину? Я думал об этом. Люди пишут, можно обратиться через газету.
– Это не поможет. Когда ты думал об этом?
– Почему не поможет?!
Ася молчала.
– А правда, что вокруг много врагов?
– Что за вопросы? Откуда ты это взял?
– В газетах и по радио все время говорят… Мы обсуждали…
– Что ты!! – она схватила его за руку и с ужасом притянула к себе. – С кем ты говорил, Коля?
– С Третьяковым,… не бойся, у него нет родителей, он живет с бабушкой.
– С Пашей? А больше ни с кем?
– Нет.
Ася вытерла платком высохшие уже глаза, высморкалась и заговорила спокойнее:
– Твой отец не просто честный, он очень много сделал, но об этом нельзя говорить вслух. Иначе заберут меня.
– Тебя?! За что?!
– За то, что я считаю его честным.
– Да?!
Коля сидел замерев, потом обнял мать, прижался:
– Он правда, приезжал к нам четыре года назад?
– Коля… – Ася притянула к себе сына, – все-все, что я тебе рассказывала о нем, все – правда, просто я о чем-то не рассказывала. Как же иначе родился Сева?! Я тогда не могла сказать тебе всего, помнишь, ты был под Горьким, в интернате с усиленным питанием.
– Я помню. А почему он не приехал ко мне?
– У него не было документов, только справка об освобождении. Он должен был получить паспорт, иначе его могли арестовать за нарушение режима пребывания. Он очень хотел поехать к тебе, готовился к вашей встрече, рассматривал твои фотографии и расспрашивал про тебя. Это мы с Натальей Алексеевной отговорили ехать, мы не думали, что его арестуют.
– А за что его арестовали? Он же ничего не успел сделать!
– Я не знаю простого ответа на эти вопросы, давай не сейчас. Но я рада, что мы заговорили, я чувствовала себя преступницей, что обманывала. Теперь мне будет легче, но тебе будет трудно. Тебе придется врать в школе…
– Ты напишешь об этом отцу?
– Он не отвечает на мои письма.
– Почему?
– Это все очень непросто…
– Расскажи о нем?
– Легко сказать… – она задумалась растерянно, – я не знаю, какой он сейчас. Когда его арестовали, он был очень жизнерадостный, большой выдумщик и очень умелый – все делал в доме своими руками, а внешне такой, знаешь, скромный математик в круглых очках. Он был очень выносливый, один ходил в маршруты в тайге. Очень много ходил!
– И на фотографиях он сильный.
– Ну конечно, он убивал медведя из обычного револьвера… это очень опасно.
– Ты мне это рассказывала…
– Ну да… – она задумалась, вспоминая, и вдруг улыбнулась. – Однажды он ехал по тундре на оленях и у него развалились санки… совсем развалились! То есть олени были, а ехать не на чем! Знаешь, что он сделал?
– Нет.
– Сел на оленью шкуру, взял в руки вожжи и так, на шкуре, проехал почти десять километров до жилья. Я тебе этого не рассказывала, это было в тот год, когда мы поженились… – Ася обрадовалась, что вспомнила этот случай. – Он уже тогда был большим начальником в институте Арктики. Его очень уважали.
– А когда его арестовали, он не мог доказать, что не виноват? У него же были друзья, они не могли?
Ася осеклась в своей искусственной радости. Вздохнула.
– Коля, его обвинили… – Ася развела руками, – например, в том, что он скрыл полезные ископаемые! Ты понимаешь, какая это мерзкая ложь?! Он открыл два главных месторождения в Норильске, там целый город выстроили! А он сидит в лагере!
– А что значит «враг народа»?
Ася удивленно, со строгостью во взгляде уставилась на сына.
– Ты что имеешь в виду? Кого? Отца?
– Нет, я просто… так говорят… Почему так говорят?
– Враг народа это тот, кто бесчеловечными идеями, пропагандой и насилием превращает целый народ в скот, в озверевшее стадо! – Она помолчала, думая, поймет ли он. – Коля, это все сложно, давай потом поговорим. Мы уже долго тут шепчемся.
– Сталин тоже говорит о врагах народа…
Ася только крепко сжала его локоть.
– Почему ты молчишь? Ты не любишь Сталина? Ты никогда не говорила о нем хорошо…
– А ты любишь?
– Я не знаю… Его все любят.
Ася опустила голову, посидела так, потом подняла уставший взгляд на сына, улыбнулась: