Огонь сильнее мрака

"ТОМУ, КТО ИЩЕТ МЕНЯ

Приходите к семи часам в Шерстяной док. Найдите заброшенный Склад зелёного цвета. Буду Ждать".

"Когда придёт час, ветер сам вас найдёт", – вспомнилось Репейнику. Из коридора послышались шаги – лёгкие, знакомые. Кошка отпрянула от Джона и вздыбила шерсть. В кухню вошла Джил.

– Ну как? – спросила она. – Раскопал чего?

Кошка зашипела на неё и попятилась.

– Ого, – заметила Джил. – На улице подобрал?

– Сама приблудилась, – ответил Джон. – По-моему, лучше её выпустить.

Джил вышла в прихожую и открыла дверь.

– Кис-кис, – позвала она неприветливо.

Кошка, фыркнув, вылетела вон и убежала вниз по лестнице. Джил поглядела ей вслед и заперла дверь.

– Ну так что? – снова спросила она, вернувшись на кухню. – Не зря съездил? Пф... А чем от тебя пахнет? Странно так.

– В борделе был, – ответил Джон.

– А-а, – откликнулась Джил самым безразличным тоном. – Тогда понятно. Мага ты в том борделе не нашёл?

– Он сам меня нашёл, – ответил Джон и отдал Джил записку. Русалка прочла, нахмурилась и подняла глаза на Репейника:

– Рассказывай.

– Расскажу, только горчицу дай сначала, – попросил Джон.

***

Шерстяной док был опоясан набережной, в реку вдавались деревянные языки пирсов. У самого ближнего стояла под разгрузкой закопчённая баржа-лихтер, и припозднившиеся рабочие, шатаясь от усталости, таскали от баржи к телегам неподъёмные тюки с шерстью. Чайки кричали яростно и тоскливо, носились в кровавом закатном небе. Солнце уже скрылось за крышами мануфактур на другой стороне Линни, но света было ещё достаточно, чтобы Джон мог разобрать цвет краски, покрывавшей стены длинных одноэтажных складов. Все они были одинакового грязно-жёлтого оттенка. Ни одного зелёного здания Репейник не обнаружил – равно как и заброшенного. Он шёл, обходя заполненные бурой жижей выбоины в брусчатке, тщетно приглядываясь к ближним и дальним складским постройкам. Перед выходом он крепко поспорил с Джил. Та рвалась в бой, не отпускала Джона в одиночку, настаивала, что доки вечером – место гиблое. Джон, в принципе, не возражал, но опасался, что, если он придёт на встречу не один, то маг струхнёт и даст дёру. Рисковать было нельзя. В итоге кипящая от злости Джил осталась дома, и теперь Джон об этом начинал жалеть. В наступавших сумерках любой цвет превращался в серый. Ночное русалочье зрение оказалось бы сейчас очень кстати...

Джон зазевался, ступил в вязкую лужу и едва не потерял ботинок. Выругавшись, перепрыгнул на сухое место. Солнце тем временем закатилось окончательно, передав дежурство темноте. Брусчатка на этом конце набережной редела, уступая место первородной грязи, болотной глинистой почве, которая от начала времён служила реке Линни берегами, видела зарождение человечества, кочевья диких племён, пришествие Хальдер Прекрасной, расцвет цивилизации, войну, закат той самой цивилизации и, наконец, молодой новый мир без богов и магии. Грязи было плевать на Джона и его поиски, но она была не прочь дождаться, пока сыщик упадёт, принять его в липкие объятия и обглодать тело до костей, как делала это с миллионами его предшественников. Темноте тоже было плевать на Джона, но, судя по всему, она состояла в сговоре с грязью и подставляла Репейнику то кочку, то лужу, то корягу – чтобы свалился поскорей.

Спустя почти час бесплодных поисков ботинки Джона были полны воды, а полы плаща отяжелели от налипшей глины. Репейник уже совсем было собрался поворачивать назад, как вдруг заметил в самом конце складских рядов кособокую тёмную хижину. В окошке мерцала свеча. Джон вытащил револьвер, подкрался к хижине и осторожно толкнул рассохшуюся дверь. Дверь свободно отворилась. Репейник выдержал минуту и заглянул внутрь.

Его ждали.

У дальней стены поднялась фигура, закутанная в бесформенную хламиду до пят длиной. На полу стояла воткнутая в бутылку свеча, и неяркое жёлтое пламя освещало на хламиде узоры – сложные, определённо магического толка. Фигура медленно подняла руку, поманила Джона. Репейник, держа у бедра револьвер, вошёл в дверной проём и не торопясь зашагал навстречу. По стенам змеились трещины, с потолка свисали чёрные лохмотья, пол тошнотворно прогибался под ногами. Пахло гнилью.

– Ты прорицатель? – спросил Джон, подойдя к незнакомцу. Вблизи оказалось, что тот огромного роста, на две головы выше сыщика. Лицо скрывалось под капюшоном. Из расшитых узорами рукавов показались крупные пальцы, державшие грифельную доску. Гигант что-то черкнул на доске и повернул её так, чтобы Джон мог видеть написанное.

"Да", – прочёл Репейник в свете свечи.

– Можешь вызвать духа? – спросил он.

Прорицатель обмахнул доску рукавом, вывел новые слова.

"Если это необходимо".

Джон кашлянул:

– Ты немой? Не можешь говорить?

"Должен хранить молчание".

Джон почесал затылок. Из всех допросов, что ему приходилось вести, это был самый необычный. Не сказать – идиотский. Ну что ж, Морли оказался прав: прорицатели всё больше больные на голову. Впрочем, сдаётся, конкретно вот этот – довольно безобидный псих... Джон спрятал револьвер в кобуру, чтобы не нервировать собеседника.

– Я сыщик, веду расследование, – принялся объяснять он. – Мой клиент, Трой О'Беннет, три года назад нанял мага, чтобы тот помог ему узнать будущее. Верней, связь будущего и прошлого. Маг вызвал духа, который, как думает О'Беннет, его проклял. Не знаю, насколько это возможно, но с той поры моему клиенту живётся очень плохо. Он видит... скажем, то, что не хотел бы видеть ни при каких обстоятельствах. О'Беннет нанял меня, чтобы найти мага и попросить сделать всё по-старому. Ты знаешь этого прорицателя?

Гигант помедлил, прежде чем написать ответ.

"Это был я".

Джон кивнул:

– Ну вот и хорошо. Можешь встретиться с моим клиентом? Это и твой клиент, между прочим. В крайнем случае, вызовешь для него духа заново, авось, поможет. Клин клином, так сказать.

Прорицатель долго чертил что-то на доске, держа её так, что Джону не было видно. Окончив, протянул доску Репейнику – поднёс близко, к самому лицу. На аспидной поверхности, усиленное многократными росчерками, стояло одно-единственное слово:

"ВЕРНИСЬ!"

Джон сжал зубы. Похоже, это меня сейчас послали... Он собрался с мыслями, чтобы высказать прорицателю всё, что думает по поводу его лживой профессии, вызова несуществующих духов, обмана доверчивых простаков и – в особенности – таинственных встреч в темноте посреди богами забытого болота. Но сказать ничего не успел. Подняв от доски глаза, Джон увидел жерло тонкой трубки, направленное ему в лицо. Он шатнулся назад и в сторону, дёрнул револьвер из кобуры, но трубка исторгла чёрное облако порошка. Репейник вдохнул, зашёлся кашлем. Выронил револьвер. Упал. Хотел выдохнуть ядовитый порошок – и не смог. Свеча погасла, темнота схлопнулась над Джоном, похоронила его. В этой темноте не осталось ни жизни, ни движения, ни времени: только застывшая в бесконечности пустота.

Всё закончилось.

И тут же началось – но как-то по-другому.

Он вскочил на ноги. Вокруг было темным-темно и неожиданно холодно. Под подошвами больше не скрипели половицы, воздух не пах тленом. Собственно, он не пах ничем. Джон нагнулся за револьвером, и пальцы встретили песок. Мелкий, сухой, рассыпчатый. Джон всё понял. Выпрямившись во весь рост, он окинул взглядом проступившие из тьмы барханы, чёрные кляксы кустов, слабые нездешние звёзды над горизонтом, угольную бездну небосвода. Разрыв снова встретил его – будто и не отпускал.

Джон знал, что должен испугаться. Это была смерть, окончательная и бесповоротная. Раньше по чистому везению ему удавалось выкарабкаться: в первый раз вытащила Джил, во второй – подоспел со своими чарами Прогма, которого привела опять-таки русалка. Но сегодня Джон сам велел Джил оставаться дома. Настоял, уговорил, даже прикрикнул под конец. И – сто к одному – она сидела сейчас в их квартире на набережной Линни, злая, надутая, забравшись с ногами в уютное кресло, разложив под дурацкой старой лампой справочник по юриспруденции. О бедняге Прогме и говорить нечего: не в меру шустрого кунтарга уже полгода как расстреляли парламентские гвардейцы. Джон был один. Безнадёжно, смертельно, безвозвратно один.