Страница 5 из 216
– Папа?..
– На красном коне?..
– Жонглирующий синими черепами?..
– С оранжевым зайчиком?..
– Кабуча…
– Агафон. Это же детский ковер!
– Не надо паники. У меня не склероз. Сейчас доброта будет зашкаливать – и да устыдятся маловерные.
Еще несколько попыток привели по очереди к двум улыбающимся Иванам, жонглирующим улыбающимися красными конями, к двум улыбающимся синим коням, жонглирующими улыбающимися красными зайчиками, к двум улыбающимся красным капустам, жонглирующими улыбающимися оранжевыми Иванами… Попытки после шестой его премудрие, способный посоперничать оттенком щек с конем, на котором теперь восседала улыбающаяся оранжевая капуста с заячьими ушами и в Ивановом кафтане, прорычал "Абро-кадабро-гейт" – и узор вернулся на своя круги[10]. Придирчиво оглядев улыбающихся полосатых зайцев, неспешно перекидывающих синемордые кочаны, то и дело подмигивающие зрителям, Агафон заявил, что совершенству, конечно, предела нет, но в известных границах, а кто в это не верит – его проблемы.
– Зашибись! – одобрительно прищурилась Лёлька.
– Лёль. Приличные княжны так не говорят, – видно не в первый раз напомнила Серафима и, не дожидаясь продолжения дискуссии, добавила: – А до неприличной тебе еще расти и расти.
– А они теперь всё время шевелиться будут? – восхищенно вытянул шею княжич Ярослав.
– Ну не всё время… – не очень охотно признался его премудрие в далеко не полном могуществе. – Где-то к полночи энергия сдемпфируется до стасиса, но перед стабилизацией будет небольшой всплеск.
– То есть с него польется вода? – подозрительно уточнил Ярик.
– Если и польется, то мало и недолго, – Агафон бросил суровый взгляд на малолетнего критика, и тот поспешил спрятаться за отца. Иван, как бы невзначай, принялся отодвигать кровать от ковра. Его премудрие помрачнел еще больше.
– Мастер Адалет уже, наверное, на стол накрыл, и пирожки созрели. Пойдем, проверим? – спасая положение, торопливо предложила Сенька.
Неизвестно, кто устремился вниз, на кухню, с большим энтузиазмом: голодные гости или несостоявшийся дизайнер по коврам.
С тех пор зайцы не переставали жонглировать ни на минуту. Но до этого они хотя бы не роняли свою капусту. "Темно… вот и роняют…" – проплыла мысль в голове княжны, медленно дрейфующей из царства дремы в королевство снов.
Глухой стук – словно упало что-то тяжелое и пустое – снова долетел до Лёльки сквозь сон, но на этот раз вместе с испуганным шепотом брата:
– Лё… Лёка… ой…
– Нучетамще? – недовольно пробормотала она, не открывая глаз.
– Ты п-посмотри…
– К-да?
– Там… на ковре…
– Да не смотри ты на этот ковер… спи уже.
– Ну как это – не смотри?.. – жалобно пискнул Ярик, и тут вновь нечто пустотелое, глухо-звонкое полетело на пол.
Не во сне.
– Да что ты там всё время роняешь? – сонная Лёлька приподнялась с недоумением – и как раз вовремя: что-то круглое скатилось с ковра и шлепнулось ей на подушку. В свете звезд на нее глянул улыбающийся синий череп.
– Спокойной вам ночи, – вежливо проклацал он вставной челюстью, – приятного сн…
– А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
Княжну сдуло с кровати, как ветром. Забыв выпустить из рук одеяло, она соскочила на пол, споткнулась обо что-то круглое, рассыпавшееся в пожеланиях увидеть осла и козла, рванула к двери – но опоздала. Ярик пришел к порогу первым. Дернув ручку, он выскочил в коридор и кинулся на единственный свет – к фонарю у лестницы слева.
– Ма-ма-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!..
– Мама не там! Заяц трусливый! – забыв про собственный испуг, бросилась Лёлька за ним, но брат уже несся вверх по лестнице.
Нагнать его удалось только через два пролета, когда он, завернув в первую открытую дверь, ведшую в незнакомый темный коридор, налетел на доспехи, стоявшие на низеньком постаменте, и с грохотом покатился по полу вперемешку с разлетевшимся железом. Девочка, отстававшая лишь на пару шагов, ступила на стальную перчатку, проехалась на ней по паркету и шлепнулась на что-то, издавшее звук избиваемого таза.
– Ой!.. – ударом выбило воздух у нее из груди.
– Лё? – раздался справа виноватый голос брата. Брякнуло что-то пустое и массивное, зашлепали по полу босые ноги. – Ты упала? Ушиблась?
– Да, да, да! – сердито выкрикнула она.
– Чего – да?
– Всего – да! На все три вопроса! И непонятно, куда надо было так нестись! Трус несчастный! Мама с папой в соседней комнате спали, между прочим!
Виноватость в голосе утроилась:
– Так я это… я это… Я это.
В голосе мальчика зазвенели слёзы, и он смолк. Лёлька поняла, что целая куча синих черепов не могла теперь заставить брата признаться в испуге[11], а врать на ходу, даже неубедительно, он еще не научился. Сделав мысленную отметку "есть над чем поработать", княжна поднялась, потирая ушибленный тыл, закуталась в одеяло и двинулась к лестнице, еле видной в свете оставшегося далеко внизу ночника. Впрочем, в темноте она и без фонарей видела неплохо… Но с фонарями лучше.
Мальчик бросился за ней, наступил на рыцарский башмак, извинился, запнулся об алебарду и вцепился в Лёльку, едва не роняя их обоих.
– Под ноги смотри, кулёма! – сердито цыкнула девочка, хватаясь за стену, сделала шаг вперед – и споткнулась о шлем.
– Блин компот деревня в баню! – дала она пинка железному ведру. Оно вылетело на лестничную площадку, врезалось в стену… и тут же оглушительный грохот потряс замок, швыряя на пол картины, светильники, штукатурку и детей. Лестничная клетка озарилась снизу яростным желто-алым светом, моментально сменившимся тяжелой сине-лиловой полутьмой. Низкий рокот, похожий на рев, ударил по перепонкам, заставляя вскинуть руки к ушам.
– Что ты натворила?! – воскликнул Ярик откуда-то из-под гобелена, вдруг вообразившего себя паласом.
– Это не я!.. – неуверенно пискнула княжна, но выкрик ее потонул в многоголосом грохоте и гуле, непрерывно теперь сотрясавшем древний замок. Пол мелко дрожал – то ли от взрывов, то ли от испуга. В ноздри шибало то расплавленным камнем, то горелым железом, то жжеными волосами, то еще чем-то, отчего вспоминался стишок "Кошка сдохла, хвост облез…". Лёлька вскочила, схватилась за стену, ходившую ходуном, высмотрела брата среди остатков коридорной роскоши и коршуном бросилась на него.
– Бежим отсюда!
Не задавая глупых вопросов вроде "куда", "зачем" и "а ты уверена, что там будет лучше", мальчик схватил ее за руку, и они помчались наверх.
Замок дрожать перестал[12], а без поло- и стенотрясения световое шоу и грохот не казались такими страшными. Конечно, разумная девочка, каковой княжна Ольга себя считала, даже теперь не бросилась бы смотреть, что там у чародеев такого потрясающего происходит. Она бы подождала минут пять, заначив пока брата в безопасном месте – не столько, чтобы с ним ничего не случилось, сколько чтобы не путался под ногами – и только тогда…
Лёлька остановилась на площадке, не выпуская маленькой вспотевшей ладошки княжича, и огляделась. Интересно, на четыре этажа выше вспышек – место достаточно безопасное? Наверное, более чем, решила она и мотнула головой в темный проход, открывающийся под аркой:
– Туда пойдем.
– Там темно! – уперся Ярик, и даже в полумраке было видно, как губы его снова задрожали.
– А ты что, темноты испугался? – ехидно прищурилась Лёка. Ярка насупился и выдавил – вопреки своему здравому смыслу:
– Папа говорит, что лукоморские витязи темноты не должны бояться. Если достоверно не известно, что там есть, чего бояться. Или если не имеются все основания предположить, что…
– Ну и правильно говорит! – раздраженно притопнула девочка, но потом вспомнила о существовании педагогики и заглянула брату в глаза: – Но ты ведь и так не боишься?
10
На капустном поле.
11
Потому что еще одно слово – и он разревелся бы, а реветь в присутствии сестры, или что хуже – один на один с сестрой… Нет. Лучше помолчать и потерпеть. А пореветь можно будет позже.
12
Может, больше не было поводов для испуга. А может, лишился чувств.