Искупление грехов

— Этого ты наверняка знать не можешь, — не согласилась Пятнашка. — Наместник ведь знал, что ты эмпат, да? Что ты чувствовал?

— Сначала веселье, презрение, ехидцу, — проговорил я, вспоминая. — Потом растерянность, удивление, негодование… Только знаешь… это уже после того, как они поняли, что не могут нас заставить.

— А когда ты их провоцировал?

— Ничего, — признался я. — Вообще ничего. Тогда в первый раз и стало подозрительно.

Пятнашка покачала головой и задумалась на несколько секунд.

— Да, этим мы ничего не сможем сделать — уйти бы живыми…

Дверь штаба отворилась, и с улицы вошёл Хохо.

— Пятнашка, там твои оглоеды дурью маются. Займи их чем-нибудь! — радостно сообщил он и только потом заметил наше настроение. — О чём грустим? Нам не заплатят последнее жалование?

— Нам готовы его оплатить в тройном размере, — хмуро успокоила его Пятнашка.

— Ну… Тогда нас проклянут после нашего отъезда? Назначат награду за наши головы? — предположил Хохо.

— Нам дадут хорошие рекомендации, — не согласилась девушка. — Но только если мы останемся ещё на полгода.

— Так давайте останемся! — предложил наш десятник и по совместительству казначей.

— Мы боимся, что… задержавшись, нам придётся остаться тут очень надолго, — объяснил я.

— Надолго — это насколько? — уточнил Хохо.

— Навсегда, — пояснил я. — И не нужны нам тогда будут благодарности и деньги.

— Собираю наших? — на мгновение задумавшись, предложил Хохо.

— Давай, времени-то мало, — кивнула Пятнашка.

Десятники выслушали наш рассказ молча и не прерывая. И только когда я закончил высказывать свои соображения — начали задавать вопросы. И, как и ожидалось, все готовы были остаться.

— Ты сам посуди, Шрам, — сказал Ша-арми (для меня навеки «бывший Шасть»). — Ваши с Пятнашкой подозрения — только подозрения. Да, нагнули вас там знатно, но ведь в результате мы вроде как остаёмся не в обиде?

— Слишком это всё вкусно звучит, — я покачал головой. — Тройная оплата, благодарность…

— Ну ты и сам считаешь, что мы ему нужнее, — заметил Эр-нори. — Да и вообще… Слушай, можно даже на вэри начать копить!

Я хмуро глянул на него, вспоминая, как ещё будучи Кривым, он уже спешил подняться по общественной лестнице. Эр-но… Да ладно, Кривой, видимо, вспомнил о том же — поэтому смутился и пожал плечами.

— Ну как знаете, — пошёл он на попятную. — Но разве мы и так не рискуем?

— Да как нас вообще могут использовать так, чтобы нам навредить? — спросил Ша-арми. — Какие у вас есть предположения по этому поводу?

— Никаких нет, — ответила ему Пятнашка. — Что это меняет?

— Меняет всё! — возразил Ша-арми. — Может, они просто на нас взвалят кучу работы, а потом отпустят. А может, будут посылать на особо опасные задания… Хотя в Линге всё опасно. Но заставить нас идти на самоубийство они, не смогут. Шрам, что тебе этот мудрец тогда сказал?

— Соксон сейчас в таком же положении, что и мы, — задумчиво ответил я. — Тоже поверил им. Да и в посёлке он не постоянно.

— Всё равно не вижу, что они нам такого неприятного могут сделать, — возразил Ша-арми. — Контракт я читал. Гнать на убой нас не могут. На любой выход нам дают защитные амулеты. Разряжаются они за несколько часов, если на нас нападают, или за сутки использования — если обходится без нападений. После этого мы спокойно возвращаемся за новыми.

— Да могут-то они много, — вздохнул Нож, глянул на нас с Пятнашкой и снова вздохнул. — Я вам верю… Понимаю, что вы, наверно, оба правы. Ты, Пятнашка, не раз пятой точкой чувствовала неприятности. Шрам вообще тварей мудрости истребляет… Но… а как иначе-то? Откажемся от их предложения, получим очень плохую пометку мудрым письмом и после этого — всё. Забудьте о вэри, забудьте о нормальных заказах. И ладно мы — каждому бойцу в сотне такое же припишут.

— Тоже думаю, что выхода нет, — согласился Хохо. — Я и остаться хочу, ведь такие деньги всё-таки… Но и вам готов поверить. С другой стороны, Нож сейчас дело сказал — откажемся, и будет нам нехорошо. Шрам, Пятнашка, да вы сами подумайте: что мне бойцам говорить? Даже если я вам верю, даже если ваши подозрения обоснованы… Хотя вы, между прочим, ничем их не подтверждаете. Контракт оберегает от попыток нас подставить и сунуть в самое пекло. Арми прав — как бы нас ни гоняли, всё упирается в защитные амулеты. Не будут они работать вечно. Даже если нам по запасному комплекту выдадут.

— Не убедим мы бойцов отказаться, — согласился Эр-нори. — Представь, подойду я к своим и скажу: нам предлагали деньги и протекцию, но мы решили отказаться… Да они меня сожгут за это и съедят.

— А ты бы ещё более честолюбивых в один десяток собрал — так тебя бы уже сожгли, — подколола его Пятнашка. — Говорила я тебе, бери кого-нибудь из проверенных.

— Ну тогда мне это не казалось таким важным, — Эр-нори пожал плечами. — Да не о том речь. Они же просто уйдут из отряда и переметнутся к графу этому. Мы все хорошие и милые, но ты не забывай, что все мы хотим немножечко пожить. Думаешь, если от нас люди начнут уходить, граф не узнает и не переманит?

— Узнает и переманит, — согласился я.

— Ну так и что мы должны говорить бойцам? — спросил Ша-арми. — «Ребята, давайте откажемся от денег и работы до весны. Срочно собираем вещи и сбегаем, потому что Шраму и Пятнашке кажется, что нам что-то угрожает?». Несмотря на прописанные условия в контракте, несмотря на защитные амулеты, несмотря на тройную оплату. Да ещё и весь отряд получит мудрым письмом запись, что мы послали уважаемого человека с такой щедрой просьбой. Серьёзно?

— Да, так это звучит совсем несерьёзно, — согласилась Пятнашка. — Но вы же можете помочь донести и нашу точку зрения? Или мы тут просто так поболтать собрались?

— А как? — уточнил Нож. — Вот возьми меня, я вам доверяю. И Нори, и Арми, и Хохо доверяют, и даже мы сейчас вашим доводам не верим. «Что-то этот граф нам подозрителен». Да первая мысль будет, что вы на него обиделись, и теперь всех под его неудовольствие подводите. И неудовольствие это нанесут мудрым письмом — ни стереть, ни изменить. Легче уйти из отряда со скандалом и послужить графу потом. Последствия нашего отказа будут очень неприятные. Такая запись ещё несколько лет будет нам жизнь портить.

Самое обидное в этих словах было то, что десятники были правы. Мы можем попробовать убедить их, но убедить рядовых бойцов нам будет ещё сложнее.

— Так вы нам верите или нет? — спросила Пятнашка, решив рубить с плеча.

— Пятнашка, ты прости, — ответил Хохо. — Я тебе верю и сомневаюсь одновременно. Я доверяю вашим предчувствиям, но нам неприятности всегда угрожают, а отказываться от тройного жалования…

Десятник развёл руками.

— Согласен, — поддержал его Нож. — Я вам верю, но мне никто не поверит.

— Я хочу вам верить, — признался Ша-арми. — Но пока не получается. Больше на какую-то мнительность похоже.

— Присоединюсь к Хохо и Ножу, — ответил Эр-нори. — От моей веры вам ничего не изменится. Вы и четверых десятников не можете убедить, а надо — пяти десяткам что-то объяснять. Это глупо.

— Давайте лучше подумаем, как нам уберечься в этой несомненно поганой ситуации, — предложил Хохо.

Обсуждение затянулось до ужина, но я в нём уже не участвовал. Не зная, какие на нас планы у новой администрации, нельзя им сопротивляться. Не зная, чем тебе могут навредить — нельзя подготовиться к этому. Но делать что-то было нужно, и я решил при первой же возможности всё-таки поговорить с Соксоном. Судя по всему, он один из немногих, кто может подсказать мне что-то стоящее в этой ситуации.

Следующий день пролетел незаметно. Тренировки, обсуждения и снова тренировки. Что угодно, лишь бы не забивать себе голову посторонними мыслями и нормально поспать. А на утро мы вместе с Пятнадцатой, как и было приказано, явились с ответом к графу Кадли. Тот принял нас в своём кабинете, и было похоже, что он его не покидал этой ночью.