Прости меня

- Значит, кино,, которое мы с вами только что видели... начал Шеф.

- Сработано плохо, неряшливо. Неряшливо! На левой стороне кадра зияла пустота, хотя фигура шла вправо. Над головой женщины слишком большое пространство. Ноги могли срезаться в любой момент. А ноги у нее необычайно красивы. Такую походку прятать... Затем ограда, кусты, ненужные тени, все движение было на правой, перегруженной стороне. Я бы взял крупнее, много левей, чуть выше, но в противоположной диагонали.

- Вы заметили даже тени?

- Конечно.

- Вам и такая мелочь не понравилась?

- В кино мелочей нет... Вы не представляете, что иногда не ко времени вымытая голова героини фильма заставляет прекращать съемку на три-четыре дня!

Горластый, небольшого роста, с резким движением рта, напористый человек, он распушил, унизил наши картинки, наше маленькое чудо.

Мне стало грустно. Я видел, как оператор вот уже минут пятнадцать усиленно трет бархоткой зеленый глазок на пульте. Наверное, всегда так бывает, если кто-нибудь шутя сделает неказистым, жалким твое маленькое тайное чудо.

- В нашей передаче вы заметили руку мазилы, так?

- Во всяком случае, никакая солидная студия такие кадры не выпустит. Похоже на скверную любительскую съемку.

- Но рука любителя могла сделать игровой, художественный фильм. А вы сказали, что кадры документальны. Вы уверены?

- Конечно... Почему я так решил?.. Во-первых, не было ритма. Камера неподвижна, действие затянуто. Не было игры, постановки. Но главное - звуки. Все было перемешано: стук и шелест, плеск и голос. Была так называемая звуковая грязь.

- По-вашему, передача все-таки была телевизионной? вкрадчиво спросил я.

- А как же иначе? - ответил он. - Экран, телевизор...

Вот оно что! Просто не может представить себе ничего другого.

- Большое вам спасибо.

Консультант вежливо тронул кармашек у себя на груди.

- Не стоит благодарности... Подпишите, пожалуйста, пропуск. До свиданья! - громогласно, почти скомандовал он и ушел.

- Ну как? О чем думаешь? - спросил меня Шеф, когда гость удалился.

- Да так, ни о чем, - ответил я. - Думаю, как тебе удалось провести сюда постороннего.

- Он еще недоволен!

- Мне мало, ты уж меня извини, - сказал я.

- Попа хочешь? Все-таки попа?

- Да, его, преподобного батюшку.

- А ты не замечаешь, как странно звучит "поп" в этой комнате, у этих приборов?

- Замечаю, но мне плевать на звуки. Я предпочитаю свет... Пусть будет кто угодно, батюшка или сам нечистый, плотник или сапожник, маляр, садовник, портной. Пусть приходит кто хочет, кто может.

- Кто хочет, кто может... У нас не проходной двор.

- Но ты не хуже меня понимаешь, зачем они могут понадобиться.

- Не упрекай невиноватого, - сказал Шеф. - Я понимаю. Только тебя никто убедить не сумеет.

- Помогло?

- Да как тебе сказать... Когда мы с ним побеседовали, я вдруг подумал: мои картинки не могут быть отражением телевизионных передач. Просто не могут.

- Не понимаю, что переменилось. Почему не могут?

- Беседа подсказала мне лишний довод.

- Какой?

- Вспомни главные сюжеты современного телевидения.

Он улыбнулся.

- Футбол!

- Ну и что?

- Мир сходит с ума! Ты не находишь? Но мои картинки не отражают это, не показывают самые популярные сюжеты.

Он поднял брови, не отвечая. Но я ждал.

- Пожалуй, твои слова не лишены смысла, хотя никаких доказательств пока нет.

- Почему? - возразил я. - Мы наблюдаем сюжеты. Бесконечные моления, шествия, ритуалы, погребальные звоны, молитвы. Я даже во сне вижу. Так их много в этих нелепых программах.

- А если мы ловим одну и ту же станцию?

- Какую? Набожную? Религиозную?

- Могут быть и церковные передачи.

- Но какой церкви, с какими молитвами?

- Не знаю.

- Ага! - воскликнул я. - Нужен все-таки поп! Самый настоящий поп, ученый батюшка... Есть у них такие академики.

Шеф рассмеялся.

- Ну и ну. Послушай, ты знаешь, кто ты?

- Физик из ящика.

- Кто?

- Я физик из ящика, и ты физик из ящика. Мы оба с тобой физики из ящика.

- Ну и жаргончик.

- Одна знакомая подсказала.

- Какая знакомая?

- Совсем, я тебе скажу, непроверенная девушка. Случайная спутница.

- Дорогой мой, ты ученый, - ласково сказал Шеф. Он всегда говорит ласково, если начинает подробно и долго убеждать. Бог с ними, с девушками, но поп... Неужели тебе не покажется диким привести в храм электроники... Научный консультант профессор духовной академии...

- Высокие мотивы, громкие слова. Будет у нас когда-нибудь этакий проверенный батюшка - никто не станет возражать... А мне все равно кто придет и посмотрит: булочник или медик, парикмахер или... Хочу понять - кто на картинке, что на картинке.

- Допустим. Но ради чего? Лишний раз убедиться, понять, какая станция мешает, когда можно легко выключить эти помехи. Ради чего? Получить возможность послать куда-нибудь в Рим, Ватикан: извещаю, синьоры, вас о том, что я видел программу вашей станции, передача доставила нам эстетическое наслаждение... Так, по-твоему? - спросил он. - Ради чего требовать консультации попа? Ради чего тебе открывать Америку, малыш?

- Не моя вина, что непонятное магнитное склонение падает на материк Америки. Не моя вина, что мы не можем взять и просто-напросто позвонить ученым Америки: найдите нам луч отклонения.

- Поэтому, ты хотел бы поехать туда с приборами, на которых стоит гриф "Государственная тайна"? Без них твоя поездка ничего не даст... И хочешь получить разрешение?

- Но ловушку можно спрятать в обыкновенную кинокамеру.

- Допустим. Допустим, тебе разрешат. И пока разрешат, ласково предположил Шеф. - Но, повторяю, ради чего? Есть авторитетные свидетельства, что к твоим лучам примешиваются программы далеких телевизионных станций.

- Не дави на меня.

- Хорошо, не буду. Но сколько их на земле, ты знаешь? Несть им конца и края. В одних Соединенных Штатах пятьсот восемьдесят шесть! Они работают с пяти-шести утра до трех часов ночи. А некоторые - почти круглые сутки. Воздух нашпигован электронными сигналами. Сквозь них почти невозможно продраться, как в паутине. Ради чего ломать копья? Твоя система решена превосходно, великолепно. Работа кончена. И какая работа!