Сделка

— Спасибо, — прошептала я. — Я тебе обязательно попозже всё верну.

— Не думай об этом.

4

До тех пор, пока оба мы находились на нейтральной территории, пусть и в его машине, разницу между нашими мирами я видела только в ней, одежде и поведении Влада. Но когда мы подъехали к его дому, а затем я увидела его изнутри…

В снимаемой мною комнатке стены были обклеены старыми, обшарпанными обоями времён СССР. По крайней мере, когда я заклеивала новыми обоями место за письменным столом, где почему-то оторвался большой кусок, я видела дату на газетах — 1989 год. Обои были с жирными пятнами, протёртостями, царапинами и отклеившимися у потолка местами, загибающимися книзу, словно хвост скорпиона.

При входе в комнату в глаза бросалась мебель: топорно сделанная, страшная и разнородная. Комодик тёмно-коричневого цвета, покрытый растрескавшимся лаком. Примитивный книжный шкаф совершенно другого стиля, цвета детского поноса, с двумя ящиками внизу, куда я убирала учебники и тетради и ободранным до ДСП углом. Скрипучая старая кровать у стены, на которой висел календарь из молодёжного журнала с полосой по центру и дырками от скобочек на ней.

Ещё в комнате был облезлый подоконник с жёлтыми пятнами и следами от цветочных горшков. Забрызганные краской, треснутые стекла окон с уродливыми грязно-белыми ручками. Из щелей порядочно поддувало и я заложила их ватой и заклеила бумагой. В морозы помогало не очень, потому что топили плохо, но всё же было лучше, чем ничего. Старая, местами рваная, серая тюль, которая не отстирывалась, убогие шторы, висевшие на металлических прищепках, исцветший грязно-тёмный палас состоящий из каких-то витиеватых узоров. Стопки журналов и газет на книжном шкафу, забитым до отказа старыми томами.

У окна, заваленный учебниками, пособиями, тетрадками и письменными принадлежностями, стоял письменный стол из ДСП с закосом под берёзовую фактуру. На спинках двух старых стульев обычно висела одежда: блузки, кофточки, свитера, футболки. То, что часто носила. В маленький комод одежды помещалось немного. Место на табуретке рядом с одноместной кроватью занимал старенький чёрно-белый телевизор с крохотным выпуклым экраном и кнопками переключения каналов.

Под ногами рассохшимися планками скрипел старый паркетный пол. А при выходе из комнаты в глаза бросалась грязная вокруг ручки дверь, выкрашенная когда-то белой краской, которая теперь выглядела, как разлитое и засохшее на столе топлёное молоко. Отмыть это огромное жирное пятно не получалось, нужно было полностью всё счищать и красить заново.

Всё было старым, истёртым, дешманским и облезлым. Но это был мой дом и, привыкнув к нему, я даже находила в нём уют. Особенно, когда включала свет простецкой лампы, прикреплённой к стене у кровати.

Родительская квартира в Туле не сильно отличалась от арендуемой мною подмосковной комнаты. Она просто была чище, больше и привычней. Но в ней тоже была разнородная старая мебель, дешёвые обои, советская люстра с покрытыми пылью пластмассовыми висюльками и грубо сколоченные, продуваемые всеми ветрами, окна. И на этих окнах рамы тоже были неаккуратно покрашены. С застывшими каплями и разводами краски на краях стёкол. И там тоже было нормой заклеивать щели на зиму бумагой.

А по дороге домой нужно было миновать несколько грязных, унылых, пахнущих кошачьей мочой, сигаретным дымом и готовящейся в квартирах едой, лестничных пролётов. Иногда в подъезде собирались местные гопники, иногда спал на ступеньках какой-нибудь выставленный женой за порог алкаш, иногда в нём громко звенели бабьи ссоры.

Мир же, в котором я оказалась благодаря своему случайному знакомому, поражал воображение стилем, аккуратностью и дорогим комфортом. И я вдруг остро ощутила себя Золушкой, которую пригласил к себе во дворец настоящий принц. Было бы лукавством принижать степень впечатления, которое произвёл на меня этот дом. Я была ошарашена. Подавлена. Растеряна. И восхищена.

Сначала мы свернули на небольшую дорогу и подъехали к сторожке, рядом с которой дальнейший путь перекрывал шлагбаум. Влад мигнул фарами, и скрытый в будке охранник поднял его, пропуская дальше.

А дальше дорога пролегала меж рядов шикарных коттеджей. Двухэтажные, трёхэтажные, с покрытыми черепицей башнями и остроконечными шпилями, открытыми верандами и эркерами, статуями и элегантными уличными фонарями, подсвеченные огнями и частично скрытые за аккуратно подстриженными деревьями — каждый из них откровенно рассказывал о богатстве владельцев, об их крупных заработках, не сопоставимых с обычными зарплатами, о швейцарских банковских счетах, о французских ривьерах и горнолыжных курортах, об островах посреди тёплых океанов, с пальмами, яхтами и ресторанами. Некоторые дома выглядели безвкусно и напоминали какие-то роскошные бараки с нелепыми конусовидными надстройками и маленькими окнами в огромных стенах. Другие поражали воображение прекрасной и удивительной архитектурой, но в большинстве своём это были просто симпатичные и ухоженные дома богатых людей.

И около одного из них мы остановились.

5

В этом ночном саду, среди аккуратных газонов и клумб, среди подстриженных деревьев, чёрных в ночи и серебристых в свете уличных фонарей, нужно было томно вздыхать и словно бы нехотя подставлять руку для поцелуя. А не озираться по сторонам, обнимая себя и стуча зубами от холода.

По ступенькам этой лестницы в дом, с пролётом в виде выложенной камнем площадки, нужно было подниматься с приподнятым подбородком, чинно придерживая пальчиками подол. А не трепетать от волнения и сутулиться, чмокая мокрыми поношенными сапогами.

Я казалась себе нелепой заплаткой из дермантина на шикарном вечернем платье. Приблудной облезлой кошкой, которую приютил на ночь какой-то чудаковатый нувориш. Уличной оборванкой, каким-то образом попавшей в VIP ложу на театральной премьере.

Но Влад, надо отдать ему должное, не вёл себя, как смилостивийшийся над плебейкой патриций. Нет, он был радушен и тих.

Мы поднялись к огромной красивой двери — настоящему произведению искусства и он, позвякивая связкой ключей, отпер её. Из проёма пахнуло теплом и уютом, несмотря на то, что он был пуст.

Мы разулись в небольшой прихожей, прошли в темноту дома и Влад включил освещение.

Я остолбенела от света, красоты и пространства. Четырёхметровый потолок, серые стены, хайтек и минимализм, современная техника, изящные линии чёрно-белого декора, множество ламп и минимум мебели — всё было для меня совершенно недоступным в обычной жизни. Я не могла бы ни сделать такой ремонт, ни купить эти предметы, ни даже придумать подобный интерьер. Здесь работали профессионалы и то, что они сотворили было суперсовременным домом элитного холостяка.

В доме не было ни намёка на женское присутствие. При этом везде царил порядок и ненавязчиво пахло каким-то безумно приятным ягодным ароматизатором.

— Располагайся пока здесь, — сказал Влад, — Вон, хочешь за барной стойкой пока посиди. Сейчас поищу тебе подходящие вещи и приду.

— Хорошо, — тихо сказала я и послушно села на высокий барный стул с изогнутой назад спинкой.

На вытянутом столике стояли кристалльно-чистые бокалы и лежала металлическая сетчатая корзина со свежими фруктами. Груши, бананы, мандарины, киви, виноград.

Я оглядывала этот первый этаж-студию и видела двери в другие комнаты. В комнате-нише, где я находилась, на серо-белой стене висела огромная, полтора на три метра, плазменная панель. Рядом на небольшом столике лежали пульт и какая-то стильно оформленная жёлто-белая книжка. Напротив панели и позади барной стойки, за которой я сидела, располагался глубокий и мягкий диван из чёрной кожи, а справа от меня было углубление для серо-металлической кухни, которая занимала заднюю стену. Белый пол из неведомого мне материала, был мягким и тёплым, покрытым изящными чёрными линиями, завивающимися в полукольца и кольца разной величины. На стенах и небольших перегородках, обозначающих ниши, тоже были чёрные линии, но за некоторыми исключениями — прямыми. Здесь царили белый, серый, чёрный и металлик и лишь принесённые сюда предметы были иных цветов.