Страница 72 из 90
Лежать на мерзлой земле было холодно и неудобно, но Муха рычал, словно пёс, всякий раз, когда Ярослав начинал шевелиться, или пробовал подняться.
Евстафьев, пытаясь согреться, кряхтя, растирал руки.
— Видать чего? — спросил он Муху в очередной раз.
— Тихо, — бросил дьяк. — Кажись, стрельцы…
Ярослав вгляделся в тянувшуюся на расстоянии километра от них ленту дороги. По ней, действительно, двигались точки, которые можно было принять за всадников… Или пеших?
— Так и есть… — бормотал меж тем Муха. — Наши раззявы… Трое конных, остальные пешие. Никак, в посад подались за лошадьми. Так я и думал.
— А Юшка говорил, что за подмогой пошлют, — заметил Евстафьев.
Муха тихо хмыкнул. — За подмогой ехать — перед начальством отчитываться за пропажу коней придется. Десятника взгреют, а то и в холопы разжалуют. Нет, куда проще в посаде новыми разжиться, а уж потом в погоню бросаться, а там, если повезет, победителей не судят…
Он вздохнул.
— Погоди, — вмешался Ярослав, — но ведь, если Ирина там, то они об этом узнают? Тогда, может, нам и не придется ее спасать?
Муха с сомнением покачал головой. — Если она у Шерефединова, не думаю, что он позволит стрельцам вот так просто забрать её. Наверняка затеет какую-нибудь интригу, чтобы заиметь с неё наибольшую выгоду.
— Тогда каков план? — спросил Ярослав. — Сколько мы еще будем торчать здесь?
— Пока не стемнеет, — отвечал дьяк, доставая из мешка флягу. Приложившись к ней долгим глотком, протянул Ярославу. — Будешь?
Ярослав отказался, зато Евстафьев не заставил себя упрашивать.
— Ух, хороша, — довольно крякнул он. — Сразу тепло пошло!
Дьяк сделал еще глоток и убрал флягу обратно.
Ярослав задумчиво разглядывал его. Что он вообще за человек? Сначала служил Симеону, потом выяснилось, что работал на Шуйского, потом похитил Ирину вместе с поленицей, а теперь вот готовится её спасать.
Словно почувствовав его взгляд, Муха обернулся, и, неожиданно, подмигнул ему.
— Не переживай, Ярославе, — сказал он. — Вернем мы Ксению. И Юшку нагоним. Будем в Путивле в срок!
Ярослав нахмурился. У него давно складывалось впечатление, что дьяк знал о нем и вообще о всех них больше, чем говорил.
Он вспомнил странный разговор поленицы и Беззубцева в лесу. Они тогда упоминали какого-то магистра. Что вообще это означало? Кто такая поленица, и почему ей так важно, чтобы Ирина оказалась в Путивле? Может, магистр — это тот монах, который приходил с ней и Беззубцевым к Шуйскому? И как всё это связано с крестом, который нужно было доставить Самозванцу?
Ярослав потер виски. Он не сразу понял, что Евстафьев обращается к нему.
— Что?
— Таблетки, говорю, нет обезболивающей? — повторил Михалыч. — Спина, зараза, что-то опять постреливает…
— Должна быть, — Ярослав порылся в сумке. — Может, лучше уколем?
— Да не! — испугался Евстафьев. — Ты мне таблетку лучше какую дай…
— Тогда только парацетамол, — Ярослав протянул Евстафьеву блистер.
— Что это? — заинтересовался Муха. Он взял у Евстафьева блестящую пластинку, повертел в пальцах, хмыкнул. — Ишь ты! Ловко, как погляжу, в Стекольне лекарства делать умеют!
— Слушай, — устало сказал Ярослав. — Тебе ведь прекрасно известно, что мы не из какой не из Стекольны. Ты же слышал, что я говорил в Тайном Приказе, и знаешь, что это правда. И Симеон в неё поверил, и Шуйский. А ты явно не глупее их. Так для чего тогда притворяешься? И вообще — что тебе нужно от нас? Зачем вы с поленицей похитили Ирину?
Муха усмехнулся. — Всему свое время, парень, — сказал он. — Не о том думаешь. Тебе ведь Юшка тоже зачем-то нужен, коли рвешься с ним в Путивль — вот об этом сейчас и мозгой шевели. К Шерефединову так запроста в гости не наведаешься.
— И что ты предлагаешь? — спросил Ярослав. — Как нам проникнуть в посад и узнать, где Ирина?
— Я уже сказал — дождемся темноты, — дьяк отвернулся. — А там решим. Жаль, не видать отсюда, что внутри посада делается…
Евстафьев кашлянул. — Пойду, посмотрю, как там лошади…
— Ага, — кивнул дьяк, и сосредоточенно уставился на холм.
***
— Ну же, давай, Ярик! У тебя получится!
Он снова подбирает суковатую палку, негнущиеся скрюченные пальцы плохо слушаются его.
— Готов? Обороняйся!
Он неловко отбивает первый удар, потом второй.
— Хорошо! — хвалит Алёнка. Её развевающиеся рыжие волосы кажутся огненно-золотыми в лучах заходящего солнца. Он невольно засматривается на них, и пропускает следующий удар. Палка снова вылетает из его рук.
— Ну что же ты! — она улыбается, и в ее зеленых глазах прыгают лукавые искорки.
Он тоже улыбается в ответ и растерянно разводит руками.
— Ха! Гляньте, криворучка воином хочет стать! — раздается у него за спиной.
Рябой Пров, Ванька-Жердяй, братья-поповичи, и вся их ватага здесь. Лыбятся, предвкушая потеху.
— Не обращай внимания! — шепчет Алёнка.
Пров насмешливо цыкает, метко сплевывая ему под ноги.
— Ярослав — не пришей инде рукав! — говорит он.
Ярик вспыхивает, кровь приливает к щекам. Он нагибается за палкой, но Пров проворно наступает на неё.
— Опа! Не успел!
— Чего вы привязались, недоумки? — Алёнка яростно сверкает глазами.
Пров насмешливо скалится. — А ты рыжая, смотри, не обожги его! Вишь, он и так меченый!
— Дурак! — бросает Алёнка. — Его молнией ударило!
— Ага, Бог шельму метит! — подает голос Жердяй.
Ватага дружно хохочет.
— Идём, — говорит Алёнка, взмахивая волосами и беря его за руку. — Ну их!
— Мамочка за ручку дитятко ведёт! — летит ехидное в спину.
Ярик вздрагивает и оборачивается. Упоминание о матери ранит его. Он с закипающей ненавистью глядит на смеющуюся щербатую рожу, непослушные пальцы пытаются сжаться в кулаки…
Пров сгибается от хохота, хлопая себя ладонями по коленям.
— Криворучка!
Ярослав делает шаг вперёд, но Алёнка опережает его — она подскакивает к Прову и с силой тычет палкой ему в зубы
Тот вскрикивает, хватаясь за лицо, а Алёнка с размаху бьет его снова: по голове, по подставленной руке, по ребрам.
— Дура! Бешеная! — орёт Пров. Он отскакивает от неё, из порванной губы хлещет кровь, заливая рубаху.
— Пошёл! — Алёнка снова замахивается палкой, и ватага шарахается от неё врассыпную.
— Бесноватая!
Алёнка тяжело дышит, смахивает с лица прядь волос.
— Нехристи!
Ярик робко трогает её за плечо. — Не надо было…
— Пусть знают! — запальчиво отзывается она.
Они встречаются взглядами и оба одновременно улыбаются.
— Знаешь, — говорит Ярик, — ты совсем как те девы-воительницы, про которых дядька Булат рассказывал. Помнишь?
Она смеётся и кивает.
— Да! Поленицы!
***
— Ярослав! Эй, парень!
Ярослав поперхнулся и закашлялся, приходя в себя.
Над ним склонилось встревоженное лицо Мухи.
— Что… что случилось? — заплетающимся языком выговорил Ярослав.
— Задрых ты, вот чего случилось! — сердито буркнул Муха. — А потом трястись начал, ровно припадочный. Я уж думал — худо тебе! Морок, чтоль, какой привиделся?
— Да уж, — пробормотал Ярослав, поднимаясь на локтях. Голова снова гудела, мысли роились, обрывки видения все еще стояли перед глазами.
— Уходить пора, — Муха кивнул в сторону солнца, нависшего над линией горизонта. — Скоро стемнеет.
Его лицо, с обвислыми усами, выглядело еще более хмурым, чем обычно.
— Что-то не так? — осторожно спросил Ярослав.
Муха вздохнул. — Стрельцы те, что в посад пришли, обратно так и не выехали, — мрачно сказал он.
— Так, может, заночевать решили?
Муха качнул головой. — Вряд ли… Чего им там ночевать — до Москвы на хороших конях несколько часов езды! Нет, нутром чую, дело скверное. Ладно, пошли, проведаем нашего конюха.