Страница 2 из 12
У перелинявшего к зиме зайца вся шкурка становится белой, только глаза остаются чёрными, да самые кончики ушей. Выпадет снег, ляжет заяц в снежную ямку, лежит в ней днём без движения, снежным комочком кажется. А ночью оставляет заяц своё укрытие и идёт кормиться тон кими ивовыми веточками, протаптывает в снегу тропки. В случае опасности удирать ему по тропкам намного легче, чем прыгать по рыхлому снегу.
У края леса, на бугорке, разлеглась старая медведица, греет на солнышке то один бок, то другой. Год выдался урожайным: вдоволь было в лесу всяких ягод, желудей и орехов. Медведица накопила много жира. Шерсть у неё к зиме отросла, стала гладкой, так и переливается на солнце тёмно-бурыми бликами.
Прошлым летом в дальнем конце леса промчался смерч и повалил высокие деревья. Упали они друг на друга, и образовался лесной завал – ни пройти, ни проехать. Там присмотрела медведица себе место для берлоги и теперь терпеливо ждала, когда выпадет снег, чтобы уйти в завал зимовать. А пока грелась на солнышке, как бы прощаясь с ним на всю долгую зиму.
В конце ноября наползли со всех сторон тёмные тучи. Стало холодно. С неба посыпалась мелкая ледяная крупа, отчего земля вначале стала грязно-серой, а потом выбелилась в светлое покрывало. Ночью пошёл снег, и к утру всё вокруг стало белым-бело.
На самом рассвете старая медведица встала со своей лежки и пошла туда, где выбрала себе место для берлоги. Там, где она прошла, остались на снегу тёмные, продавленные до самой земли следы. С неба сыпался мелкий снежок, и медведица знала: скоро он засыплет её след, и никто не узнает, куда она ушла спать. Но так случилось, что утром проходил по лесной тропке деревенский охотник Никита, высматривал, где какой зверь прошёл по первому снегу. Так он делал каждый год. Ещё до начала охоты считал по следам зверей и поэтому знал, сколько их живёт на его охотничьем участке. Никита, опытный таёжный охотник, определял, на кого можно охотиться, а кого из зверей и поберечь нужно, чтобы не стрелять тех, кого в лесу мало осталось. Проходил он через поляну и увидел тёмные пятна – не успел снег засыпать следы медведицы. Вот и решил посмотреть, что это такое. Подошёл ближе и увидел медвежьи следы. Конечно, не знал Никита, что это следы медведицы. Подумал, что медведь одиночка пошёл к своей берлоге. Двинулся охотник по следу, решил посмотреть, куда это медведь пошёл спать. И привёл его след к лесному завалу. Кругом стояли высокие ёлки, а впереди все деревья были свалены ветром. Один на другом лежали толстые стволы, торчали вывернутые из земли крючковатые корни. Здесь, на открытом месте, снег уже присыпал след медведя, но охотник сумел рассмотреть, где след ушёл под поваленные деревья. Здесь, под завалом, и устроил медведь себе берлогу! Тихонько, чтобы не спугнуть медведя, повернулся Никита и ушёл домой. Решил до поры до времени никому про берлогу не рассказывать.
Осторожно подходил к завалу охотник, но слух у медведя очень тон кий. Старая медведица слышала шаги и знала, что так ходит только человек, и насторожилась. Удобная у неё была берлога, с тёплой подстилкой из листьев и мха. Жаль такую покидать. Но беспокойство не оставляло её, и ранним утром следующего дня она ушла. Мягкий снег продолжал медленно падать с неба и вскоре совсем засыпал следы ушедшей на новое место медведицы.
Новую берлогу она устроила под корнями поваленной ветром громадной ели. Дерево не упало на землю совсем, а зацепилось вершиной за другую ёлку, сильно накренилось и зависло. От этого корни ели не вырвались, а только приподнялись над землёй, отчего под ними образовалась удобная ниша. Здесь медведица начала строить себе новую берлогу. Сначала выкопала в нише ямку, обгрызла торчавшие с боков и мешавшие ей корни. Потом наломала с молодых ёлочек мягких лапок и аккуратно уложила их на дно ямки – устроила подстилку-ложе. Сверху нагребла на эту подстилку гнилушек, которые выгрызла из стоявшего рядом гнилого пия. Потопталась у входа, как бы раздумывая, что еще нужно сделать. Развернулась и полезла в берлогу задом наперед. Посидела в берлоге, устраиваясь поудобней. А потом высунулась из берлоги наполовину, захватила когтистой лапой сначала одну, стоящую рядом тонкую елочку, потом другую, заломила и старательно прикрыла ими вход в берлогу.
Скоро пришла в лес настоящая зима, и всё вокруг засыпало снегом. Белой ватой повис он на ветках больших и маленьких деревьев, как бы прикрыв их одеяльцем, чтоб не промёрзли зимой. Занесло снегом и берлогу медведицы. Теперь и ветер в неё не задувал, и мороз под снег не пробирался. Тепло в медвежьей берлоге, уютно.
Белка превратилась к зиме из рыжей в серую, с мягким серебристым отливом. Весело скачет по веткам, только снег с них сыплется. Не страшна ей зима. В дупле старой осины у неё заготовлен целый склад лесных орешков. Все орешки ядрёные, один к одному. Ни пустых, ни гнилых нет. С самой осени старательно отбирала белка орешки и самые хорошие относила в дупло. Летом грибов-моховиков насушила, по всему лесу разве сила – запас на зиму сделала.
Но самая главная еда для белки зимой— еловые шишки. Растут они на самых верхушках ёлок, там, где больше солнечного света. Сорвёт белка шишку, усядется на сучок, шишку в передних лапках зажмёт и аккуратно вылущит из неё семена. Вкусные семена у еловой шишки, питательные. Бросит шишку вниз и за другую принимается. Сорвёт несколько шишек – вот и наелась. А внизу, под ёлкой, на которой она кормилась, шишки да чешуйки-крылышки от еловых семян валяются – беличья посорка, так называют это место охотники. Всем видно, что тут белка живёт.
Перед самым Новым годом пришла короткая оттепель, а вслед за ней опустился на лес крепкий мороз. Два дня висел лёгкий, искрящийся на солнце туман – это в воздухе вымерзала оставшаяся от тепла влага. Потом воздух стал прозрачным и чистым. Днём со светло-серого зимнего неба светило ярко-жёлтое холодное солнце. Далеко окрест был слышен всякий громкий звук. И даже сюда, в дальний край леса, где спала в бер логе медведица, из деревни иногда доносились звонкие голоса резвящихся на морозе ребятишек и лай собак. Звуки эти не беспокоили старую медведицу, она слышала их и раньше и знала, что они далеко и для неё не опасны.
Ночью светила круглая, белая луна. На синем от лунного света снегу высвечивались причудливые чёрные тени от деревьев, и лес от этого казался волшебно-таинственным. Ночью мороз крепчал, и начинали трещать деревья. Если у дерева была трещина, то от осеннего дождя и мок рого снега затекала в трещины вода и замерзала там ледышкой. А в мороз лёд начинал расширяться, не выдерживало дерево его давления и гулко рвалось новой трещиной-морозобоиной, как будто кто из ружья стрелял! Эхо от таких «выстрелов» катилось далеко по лесу. Отсюда и появилось название «трескучие морозы»– значит, самые сильные.
Первая половина января в новом году выдалась особенно холодной. Мороз так заледенил всё вокруг, что казалось, нигде от него спасения нет. Но лесные звери и птицы умеют от мороза прятаться. Белка отсиживалась в тёплом, выстланном изнутри сухими листьями и мхом гнезде-гайне. Гнездо она искусно сплела из тонких веточек ещё ранней осенью, заранее к зиме приготовилась. Похоже такое гайно на шар и висит высоко-высоко, в густых ветках больших елей. Густые еловые ветки надежно укрывают гайно от снега сверху и от любопытного глаза снизу.
В самый полдень, когда мороз немного спадал, выскакивала белка из своего гнезда и быстро бежала по веткам от одного дерева к другому— разминалась и грелась. Потом спускалась вниз и прыгала по снегу, оставляя на нём забавные следы, такие, как будто кто-то два раза знак равенства поставил: один поменьше, а чуть впереди другой – побольше. Маленькие следочки, которые остаются сзади, когда белка прыгает, от передних лапок, а те, что побольше и впереди расположены, – от задних. Белка, когда прыгает, передними лапками об снег опирается, отталкивается, а задние при этом вперёд заскакивают. Побегает белочка, погреется, поест, что найдёт, а не найдёт – так припасёнными орешками полакомится, и обратно в гнездо спрячется. Вот и не страшен ей мороз!