Седьмое знамение

И вот так, прямо с цветами, она явилась в школу моделей. А чего ей стесняться? Пусть все вокруг видят, что она популярна у мальчиков. Этим можно гордиться. Было без пяти пять, когда она спустилась в подвальное помещение. Какую же она застала перемену! Никакой тишины и запустения, в лабиринте замкнутого пространства стоял гул девчоночьих голосов и смеха. Рая немедленно пошла туда, откуда раздавались эти замечательные звуки. Она спешила, чтобы успеть раздеться и поправить прическу, и прижимала к груди гвоздики. Одна из дверей была открыта и вела в обширный зал размером с классную комнату в обычной школе. Там была еще одна дверь, тоже открытая, и там находились, как в магазине одежды, длинные ряды вешалок с самыми разнообразными нарядами. Но Раю пока не интересовали наряды. Она сразу устремилась к ученицам, рассевшимся по множеству стульев и столиков, расставленных с правой стороны помещения в живописном беспорядке.

Учениц было около тридцати. Среди них не было ни одной маленькой, пухленькой, кривоногой или курносой. Словно стайка ангелочков спустилась сюда – они были высокие, худенькие, с длинными волосами всяких оттенков и правильными чертами лица, словно отштампованными по одному образцу. Уродству, несовершенству, безобразию здесь не было места. Рая с улыбкой поздоровалась сразу со всеми и в том углу, где уже возвышалась груда верхней одежды и сумочек, сняла с себя пальто и шарф. Туда же, на самую верхушку кучи, водрузила и гвоздики.

Девушки не корчили из себя принцесс и приветливо приняли Рая в свою стайку. Они и впрямь были разного возраста, от совсем еще девочек до студенток. Каждая из них знала, что красива, но ни одна пока не умела этим пользоваться. Они, к тому же, не были достаточно хорошо знакомы друг с другом, чтобы задирать нос.

– Ты новенькая?

– Да, – ответила Рая, встряхивая рукой влажные волосы.

– Как тебя зовут?

– Рая. Рая Белова.

– Со свидания, что ли?

И девочки кивнули на гвоздики. Она изобразила смущение:

– Да.

Девочки щебетали, как птички на ветках. Но ровно в пять в комнату вошли старичок-толстячок и мадам Василькова, она потребовала внимания и начала занятия, предупредив, чтобы завтра все принесли тетрадки и ручки, она будет диктовать. А старичок время от времени появлялся в комнате, прохаживался вдоль девочек, кося на них оплывшим, совиным бесцветным глазом и вновь исчезал, так как тут ему делать было нечего. Сперва эти странные появления в их среде озадачивали учениц, но вскоре они к ним привыкли и перестали отвлекаться от слов и жестов мадам Васильковой.

Рая прислушивалась к ней буквально не дыша. Она впитывала слова наставницы, как губка. Кроме того, что это было ей интересно, она еще и понимала, что от ее, Раиного, усердия и старательности напрямую зависит ее карьера и благополучие. Она сидела рядом с голубоглазой светловолосой десятиклассницей, которая тоже жила в Верхних Печерах. Они уже договорились ехать домой вместе, чтобы не так страшно было. И хотя они обе чувствовали друг в друге потенциальных конкуренток в модельном бизнесе, так как они обе были одинаково юные, красивые и амбициозные, но в данный момент им было выгоднее не конфликтовать, а сотрудничать. Две девушки всегда найдут общий язык, особенно если у ни схожие интересы.

Два часа занятий пролетели для Раи, как одно мгновение. Сравнить ли это с уроками в школе, когда постоянно смотришь на часы и до бесконечности ждешь звонка! Вот что значит любимое дело! Рая получила столько удовольствия, что готова была просидеть тут всю ночь, но надо было уходить.

На улице было уже совсем темно и очень свежо. Рая любила это время и темноту, как, наверное, все девочки ее возраста. Рая и Оля не спеша вышагивали к остановке автобуса. Настроение было мирное и приятное. Они поглядывали на небо и дышали полной грудью. Разве можно пожелать себе лучшего начала года?

– Ты новенькая и будешь заниматься с последней группой, – объясняла Оля. – Вас почти половина от нас всех. А я хожу сюда уже второй месяц. Но это почти не имеет значения. Очень скоро вы подтянетесь, и вся группа станет как один класс. У нас ведь творческая работа, а не рутина. Это здорово! Вот увидишь.

– Угу, – отозвалась Рая.

– Иногда нас уже и фотографируют, но только лучших из нас. Приходит фотограф, молоденький такой, симпатичный. У него какой-то контракт с Афоней.

– С Афоней? – переспросила Рая.

– Ну да, с Афоней. Афанасьев, Денис Павлович. Ну, ты его видела, он все ходил туда-сюда. Это его обычная манера. Он разрешает нам называть его Босс, но между собой мы называем его Афоня. Тот еще типчик. Мы его побаиваемся.

– Почему?

– Пристает, дрянь такая. Вот увидишь.

– Он же старый!

– Вот-вот. А Василькова, между прочим, тоже его боится. Но она дама! Профессионалка. Всё при ней. Хотя не красавица. Почти не улыбается, я вот никогда не видела ее улыбку. А почему – никто не знает. Слухи только. Я точно не слышала, что-то с ребенком связано.

– Жалко, – с заметным равнодушием бросила Рая.

– Да, – продолжала Оля. – Надо будет разузнать при случае, интересно все-таки. Смотри, вот автобус. Пустой почти.

Они забрались в автобус и уселись. Ехать было далеко, и они болтали, как кумушки-сплетницы. Особенно болтала Оля – у нее опыт обучения в школе моделей СТИЛЬ был обширнее, и она делилась этим опытом с новобранцем.

Приближалась остановка «Подновье», Рая засобиралась выходить.

– В общем, все будет хорошо, Раиска, – пожелала напоследок Оля. – Тех, кто делает успехи, Полина Михайловна сама, лично рекомендует фотографу.

Рая резко остановилась:

– Кто, кто?

Оля невинно моргнула:

– Василькова. Это ее имя, Полина Михайловна.

Новиковы

Будильник, как обычно, поднял ребят в семь утра, хотя можно было его и не заводить. У Эдгара – зимние каникулы, а у Бориса – выходной. Эдгар дисциплинированно встал и в ожидании завтрака включил музыку. Негромко, чтобы никому не мешать. А Борис нажал на кнопку будильника и даже отвернул к стене самый противный прибор в мире – абсолютное большинство людей не любят просыпаться рано утром, и Борис был в их числе. Когда воцарилась долгожданная тишина, он перевернулся на другой бок и продолжил спать. Но ему почти никогда не снились сны – очень редко, и то только после выпивки, как ни странно. Должно быть, алкоголь активизировал творческие центры в сером веществе его головного мозга, и он видел во сне хорошеньких девушек. Влюбленных в него, разумеется. Эдгар счилет, что у него, Бориса, сдвиг по фазе на этой почве. Что Эдгар может понимать в этом, мелочь пузатая.

Спать в тепле и уюте Тимофеевского дома было приятно. К восьми часам во всем этом большом жилище воцарилась тишина. Перестали хлопать двери, утихли шаги и голоса. Родители Эдгара ушли на работу. Точнее, уехали – сам Тимофеев в исполком, на служебной машине, а потом эта же машина отвозила его жену на завод «Двигатель Революции», где она работала заместителем директора. И в тишине дома негромко, но отчетливо слышались мелодии RADIORAMы, которые Эдгар слушал у себя в комнате.

Около половины десятого Борис устал вертеться с боку на бок и окончательно проснулся. Но встал, опять же, не сразу, а еще с четверть часа понежившись в постели, как капризная девушка. В зеркале ванной комнаты он внимательно себя оглядел. Не просто юноша-студент, а прямо-таки юноша-плейбой. У него были чуть вьющиеся длинные, заложенные за уши волосы смоляно-черного цвета, иногда он собирал их в хвостик. Мрачно-черные глаза умели смотреть пристально и вдумчиво, и в минуты даже самого разгульного веселья этим своим мрачным выражением ставили в тупик собеседников. Но улыбался он совершенно очаровательно, противостоять ему в такие моменты было невозможно. Поистине королевская осанка говорила о том, что он принадлежит не просто к состоятельному классу общества, а к настоящей аристократии. При взгляде на него сразу вспоминался какой-нибудь из трех мушкетеров, либо сам король Людовик Тринадцатый, такой властной была его внешность. Оценивающий взгляд, движения, манеры насквозь были пропитаны сознанием собственной значительности и незаурядности. Разве могут устоять девушки перед таким кавалером? Борис улыбнулся и встал под душ.