Эффект матрёшки

– Тогда слетай вниз к машине. Там пакет, принеси. Договор о намерениях подписывать будем.

– Может, хватит тебе подписывать…

– Все нормально. Там бумаги, – Натан подобрал с пола ключи и кинул Аде.

– Машина у подъезда… Должна быть… Длинный – от входной двери, короткий – от зажигания. Смотри не перепутай, – заржал он, – и на красную кнопку не нажимай! Микрорайон обесточишь!

Спускаясь по лестнице вниз, Ада лишь на минуту допустила мысль о побеге. Через десять она вернулась с пакетом и протянула Натану ключи.

– Значит так. От квартиры себе оставь. У меня командировки случаются. Придется тебе за бабусей присмотреть. – Ада попыталась возразить, но Натан не позволил. – Это первый и обязательный пункт договора.

Неожиданно-гранитный тон ее слегка удивил. Но она решила выслушать все условия работодателя, молча и стоя.

– Готовить есть кому. С тебя только продукты по списку. Командировки не часто, но случаются. Бабуся вся моя семья. Понятно?

Ада поняла.

– Обязанности, – он вытащил из пакета папку, достал бумаги и стал быстро перебирать. – Вот.

Ада пробежала глазами текст, и с сердцем сделался такой аллюр-карьер, будто хватили её нагайкой промеж лопаток. Листочек дрожал в руке, листочек выдавал её «био»: от группы крови и даты последнего аборта, до размера ноги и количества запломбированных зубов. Где, когда, с кем, по какому поводу. Ей стало жутко. Словно вынули из неё секретный чип, о котором она не догадывалась, и считали информацию. «Так вот почему мне доверены ключи!» Номер паспорта, свидетельства о браке, страховки и даже номер бюста! Им было известно все!

– Чего делать-то? – осипнув от ужаса, выдавила Артемида, не сомневаясь, что вписалась в серьезный проект, а бабуся только прикрытие.

– Ничего, – Натан впервые улыбнулся. – Вот тебе подъемные. – Он извлек из папки пачку банкнот перетянутых тонкой резинкой и бросил на столик. – Здесь пятнадцать тысяч. Родными, конечно, на кино хватит. Как понадобишься дам знать. И вот ещё… – Натан подошел к инкрустированному черным деревом, яшмой и позолоченной бронзой бюро, поочередно открыл малюсенькие ящички, – что-то искал. Небольшой прямоугольник в радостной бумаге и с бантиком на боку был извлечен из последнего и водружен на стол, который Артемида за роскошность и вычурность уже успела окрестить «помпадуром».

– Это мой тебе алаверды. Подарок. Владей!

– Нее… – проблеяла Артемида, все еще крепко сжимая в руках собственное досье.

– А за бритву спасибо, – Ада действительно купила ее в подарок, но Натан так и не вскрыл упаковку. Как узнал… – Только я опасную пользую, мне привычней…

При этих словах завербованная гостья сделалась такой бледной, вроде ей уже пустили кровь, той самой опасной бритвой. Натан остановился напротив оцепеневший от страха Артемиды и оглядел ее заботливо, точно доктор платной клиники.

– Если тебе тяжело стоять, присядь. В ногах правды нет, – работодатель наложил ей на плечи свинцовые ладони и слегка придавил. Артемида плюхнулась на стул. Натан выдернул досье из ее онемевших пальцев и вложил обратно в папочку. Папочку спрятал в бюро. И продолжил с печальным вздохом:

– Правды вообще нет. Нигде. Но тема эта закрыта, потому как бесперспективная. Что загрустила? Завтра я уезжаю. На недельку. Послезавтра приходи с продуктами. Список и деньги на провиант у Маруси Аполлоновны возьмешь. Гомеопат и клизмы оплачены. Тебе только поприсутствовать.

– Это обязательно? – патронаж над бабусей не входил в её беззаботные планы. Ада не представляла себя в качестве подставки для кружки Эсмарха. Но пятнадцать штук плюс таинственная штучка с бантиком… Артемида скосила глаз на презент. – Я согласна, – и штучки переместились в её сумочку.

Они еще выпили по чашечке отвратительного зеленого чая. Из породы пакетированных. Чай пах махоркой, и вкус у него был таким же странным, точно собирали его не на высокогорных плантациях, а в ближайшем пригороде с полу, во время уборки цеха по расфасовки чайного листа.

Артемида пила его лишь из уважения к драгоценному порцелану.

Когда Натан торжественно внес на подносе прямоугольного урода заправленного кипятком и парой пакетиков, рекламные бирки которых являлись единственным украшением больнично–белых фарфоровых боков, она не зашлась от восторга. Да и пара чашек рубленного дизайна не вызвали в ней священного трепета. Но Натан настаивал на антикварной ценности, утверждая, что это «супрематизм». Ада не спорила. Высшую этимологию она поняла по-своему, когда тихо матерясь, громко прихлебывала угощение. Чашки напоминали поилки для мелких животных. У них не было ручек, чай был горячим, и Ада не могла держать чашку в руке. Чтобы хлебнуть, она всякий раз склонялась в поклоне перед, стоящей на низком столике, намоленной авангардистской чудью. И обладай Артемида хоть начатками высокой культуры, «матизм» в её устах был бы более изыскан. Натан же нахваливал и чай, и фарфор, а в промежутках пытался рассмешить гостью кошерными анекдотами.

Пыльная бутылочка, за разговором на ощупь извлеченная уверенной хозяйской рукой из-под канапе, еще хранила в себе стакана полтора коньяку. Часть жидкости перетекла в его чашку, и беседа приобрела доверительный вектор.

– Я пью и ем из музейного фарфора! У меня кусок хозяйственного мыла на кухне и тот в плевательнице от Фаберже киснет.

Ада лишь лениво удивлялась:

– Богатство… Коллекционеры вроде шифруются.

– Я не коллекционер. Наследник! Все это богатство, – Натан обвел рукой стены, увешенные и подпертые сокровищами – бабусины! Ты знаешь, что за ковер на стене? – Ада для приличия обернулась. Чтобы порадовать хозяина даже встала и подошла поближе. – Позапрошлый век!

Она неуверенно потерла между пальцев «лысое» сокровище, а потом осторожно приподняла. Удивительно, но с изнанки тряпица нечем не отличалась от парадной стороны. «Да-аа… – Ада старательно выражала восхищение. – Да-аа…» На самом деле ничего особо выдающегося она в нем не увидела. Рисуночек так себе меленький, вид поюзанный… «Да-аа…» – еще раз повторила Ада и вернулась к чаю.

– Килим! Чистейший воды! Ручной работы! Подлинный перс!

– Только он, какой-то… плешивый… – робко усомнилась Артемида.

– Плешивый Иван Петрович, сосед мой по лестничной площадке. А ковер безворсовый. Темная ты, Артемида, как ночь египетская.

Уже изрядно захмелевший Натан, сделав неловкое движение, задел локтем бутылку. Та мягко шлепнулась на бесценный (в этом Артемида теперь не сомневалась) экземпляр, застилавший пол под ее ногами, оставив на кожаной обивке канапе скромную лужицу. Хозяин, не церемонясь, вывалив язык, ловко слизнул жидкость, а затем и все содержимое из поднятой бутылки в несколько глотков ушло в неопалимую Натанову глотку.

– Виртуозно у тебя получается. Из бутылки Клейна пить не пробовал? – поинтересовалась Ада, пытаясь уязвить шефа, а заодно и поразить эрудицией. Но не тут-то было!

Она давно подметила, что напившись, ее приятель-работодатель совершенно не терял ни разума, ни языка. На этот раз он удивил ее в ответ не только интеллектом, но и рифмой:

– Только Пидо пьет келейно виски из бутылки Клейна.

– Пидо? – с недоверием переспросила Артемида. Экспромт показался ей рискованным.

– Пидо – это математик, а не то, что ты подумала. Я ж говорю, темная, как ночь египетская. Вот, ты какую книжку сейчас читаешь?

– Еще про любимого литературного героя спроси, – оскорбилась Артемида, параллельно читающая, как правило, книги три-четыре, но никогда не дочитывающая до конца хотя бы одну.

– И спрошу. Я ж тебя в приличные места вывожу.

– Колобок.

– Почему?

– Идеальный герой. Придраться не к чему! Я взгляну, что в коробочке? – попыталась она мягко съехать с литературной темы.

– Чёрт там в коробочке.

Сорвала обертку, Ада достала презент. Открыла серебряный, расцвеченный перламутровой эмалью футлярчик и… разочаровалась, обнаружив в нем молочно–зеленый мундштук. Вещица, конечно, изысканная, но ненужная.