Страница 7 из 100
Во дворце им выдали билеты с картинкой и заставили пройти через рамку.
- Как в аэропорту, - заметила романистка, - как всё изменилось! Боже, а это что за уродство? – воскликнула она, увидев нависающую над древним дворцом ханов Гиреев внушительную конструкцию из металлических труб.
- Реставрация. Дворец разрушается, узоры на стенах гниют под дождями, вот и строят над ним защитный купол, - пояснил Костик.
- Были унесённые ветром, - пробормотала она, разглядывая площадь, - а стали придавленные железобетоном. Уходит из жизни поэзия трагизма утраты.
- Да не, наоборот, это чтоб не утратить, а сохранить! Не драматизируйте!
- О боже, это фарс какой-то, - покачала она головой, - шоу неандертальцев.
Подождав, пока экскурсовод уведёт народ из внутреннего дворика, она подошла на своих невероятных шпильках к пятисотлетней шелковице и, дотянувшись через резную оградку, погладила шершавый ствол.
- Нельзя, наверное, - заметил ей Костик, оглядываясь.
- Вам нельзя. А мы с ней давние подруги. Нельзя не поздороваться.
Костик усмехнулся.
- Только не говорите, что вы с ней вместе ещё крымских ханов помните.
- Нахал! – возмутилась госпожа Альфия и тут же потребовала, - фото!
Костик живо щёлкнул её на навороченный смартфон рядом с деревом.
У него вдруг промелькнула какая-то мысль, но он не успел её поймать, а госпожа Альфия уже прошла в гаремный сад мимо соколиной башни.
В покоях летней беседки и затем в гареме он заворожено рассматривал манекены в костюмах хана, его жён и детей, расположенных на старинных сундуках и на коврах в окружении медной и латунной утвари, резной мебели и посуды ручной росписи. Ясно было, что манекены, но смотрелось аутентично.
Госпожа Альфия подвела его к витрине, за которой находилась ткань, в которую заворачивали тело хана. Она истлела, но золотые узоры и из тлена проступали причудливыми сплетениями, созданные древними мастерицами.
- Здорово, правда? – взяла его под руку госпожа Альфия и повела за экскурсией, от которой они снова отстали, - а теперь – к фонтану слёз.
У знаменитого Бахчисарайского фонтана им рассказали крымскую легенду о любви жестокого хана Крым-Гирея к невольнице Деляре. Хоть не ответила юная красавица на любовь старого хана, не согрела его лаской, но заставила каменное сердце сжиматься от любви. Недолго прожила девушка в неволе, увяла от тоски и умерла. Как разрывалось сердце хана от нежности, так стало разрываться от боли. Велел он пленному мастеру из чистого белого камня построить фонтан, который бы вечно плакал по его возлюбленной. И построил мастер необычный фонтан: по отвесной белой стене из розы, символизирующей человеческий глаз, стекала вода и попадала в первую большую чашу-кашпо, половинкой прилепленную к стене. Но, как не может сердце вечно быть переполнено горем, так и вода не может вечно копиться в чаше, и она переливалась в две нижние чаши, а оттуда в ещё одну, а из неё – ещё в две, и снова, и потом собиралась в небольшой бассейн у подножия.
Рассказали им и про Александра Пушкина, который долго стоял в своё время у белого мрамора, смотрел на стекающую по капелькам воду, а затем прошёл в сад, срезал две розы – алую и чайную – и положил их в верхнюю чашу фонтана. И с тех пор служители музейного комплекса ежедневно срезают по две розы и кладут их в верхнюю чашу ради поддержания второй легенды – литературной.
- Знаешь, я жила в Бахчисарае двенадцать лет, а услышала эту историю в шестом классе, на школьной экскурсии. И это была моя первая в жизни любовная история и одновременно история книжная, связанная с созданием мирового литературного шедевра. Я так этим прониклась, что сутками гуляла вокруг дворца и находила лазейки, чтобы проникнуть внутрь и присоединиться к экскурсии, а потом незаметно смыться. Я слушала историю любви хана Гирея к Деляре раз за разом, и не могла наслушаться, такой волшебной она мне казалась. Я словно слышала смех наложниц гарема, топот копыт ханской конницы, крики соколов. Я закрывала глаза здесь, а открывала их в пятнадцатом веке и видела их всех наяву. А потом я сочиняла свои истории и рассказывала их куклам, писала в тетрадку. Я думала, что вот я вырасту, и стану известной писательницей – как сам Пушкин.
Костик посмотрел ей в лицо, но увидел только вуальку. Снова его посетила мимолётная мысль, но в этот раз он её поймал. Госпожа Альфия, может, и не помнила ханов, но она точно была частью их истории, носителем древней крымско-татарской культуры и мировых любовных легенд. Это было необъяснимо, но явственно ощутимо, несмотря на трость, вуальку, высокие шпильки и узкую юбку. Она на самом деле творила – плела замечательные истории и выпускала их в мир, создала легенду и про саму себя – госпожу Альфию – госпожу любовного жанра.
- Как срезанная роза, - пробормотал Костик, - миг – и пшик. Или вечность…
От дворца они поднялись вверх по боковой мраморной лестнице, уходящей за пределы посольского двора, и обнаружили там на гранитном постаменте танк и вечный огонь в чёрной гранитной звезде, и стелу в память о жертвах фашизма.
Это соседство древней и современной истории поразило Костика. Там любовь к женщине, здесь любовь к Родине. А всё проходит через сердце…
В Свято Успенском мужском монастыре их застал сильный дождь.