Страница 4 из 5
Итак, путь их лежал в самое медвежье сердце Москвы – Центральный детский магазин, в Музей детства. И, поскольку мы уже подозреваем, что идут они туда зря и Миши там нет, оставим на время эту троицу. И посмотрим, что поделывает сам деда Миша, бестактно названный чупакаброй.
***
В двадцатиэтажке на окраине Москвы многодетный отец Андрей пошёл к Оле чинить компьютер и с порога увидел медведя своего детства. Этот медведь и тогда-то был немолод, но годы добавили своё. Однако разве забудешь друга и главного утешителя! Миша защищал его, когда мама задерживалась на работе и всё не шла домой, папа тоже не возвращался, а маленький Андрюша, укрывшись с головой одеялом, брал к себе медведя и представлял, что это его старший брат. И мальчик вовсе не один в пустой квартире, а с этим сильным и весёлым братом. А потом Андрея отвезли к бабушке – «на время», как сказала мама. Мишку с собой взять не разрешили.
Всё. Конец той истории. Когда он вернулся, Миши уже не было. Отца с ними – тоже.
И вот теперь его дорогой друг лежал перед ним, и мордочка у него была всё та же – добрая и терпеливая. Андрей застыл, как истукан, и готов был заплакать. «Этого не может быть», – говорил он себе. Но видел, что медведь – тот самый. Много-много лет он не вспоминал своего Мишу. И теперь чувствовал, что к нему возвращается важная часть души.
– Миша! – он взял его на руки. Медведь положил голову на плечо Андрею и что-то прорычал. Как тогда…
«Красавица тысячи кос» Оля смекнув, что «чупакабра» чего-то стоит, решила набить цену:
– Коллекционный!
Андрей знал Олин характер, поэтому как мог равнодушнее положил Мишу обратно и занялся компьютером. И только всё сделав и напомнив, сколько должна Оля (а она была много должна) предложил обмен.
Вышел он из квартиры счастливый, прижимая медведя к сердцу. Внутри раскрывалось что-то новое и безмятежное. А ничего удивительного – если один почувствовал имя другого, то быть им вместе. Миша тоже был рад избавиться от давившей его атмосферы. Но что ждёт впереди? «Главное – интернет! Лишь бы интернет!» – бормотал он про себя, как заклинание.
Худенькая темноволосая Лариса, похожая на вымотанную погоней лань, рассматривала медведя: во-первых, не слишком чистый. Во-вторых, слишком голый. Но что-то шло от мишки такое приятное… «Свяжу-ка я ему, пожалуй, шапочку!»
И ни за что бы ни призналась, что шапочки она вязала когда-то для своих кукол, а детям – никогда не вязала, потому что куклы – это куклы, а дети – это дети, и с ними ей совсем не до игр и удовольствий. Малыш Толик спал, но дел всё равно по горло. Однако Лариса, вопреки всему, решила заняться этим смешным плешивым медведем. «Вязание – как поездка. Ты вроде бы что-то делаешь, но тебе не надо двигаться. Ты просто сидишь и отдыхаешь. Но при этом совесть твоя чиста. Потому что ты всё же чего-то делаешь, и будут результаты!» Лариса отличалась большой практичностью и полагала, что результат должен быть всегда. А иначе зачем?
И вот она измерила объём Мишкиной башки, усадила медведя на самый высокий шкаф – подальше от детей, пока не мыт, и принялась за вязание. Андрей боялся спугнуть это чудо. Его Лариса не плачет, не ворчит, не кричит, не гремит посудой на кухне, а тихо сидит у окна, набирая петли! И лицо при этом довольное. Андрею так это понравилось, что он на цыпочках прошёл на кухню и решил пересадить фиалки. А это тоже такое дело, что требует тишины и сосредоточения. Вот и дети притихли. Фигурально выражаясь, на семью спустился тихий ангел. Или тихий медведь. Сам же Миша, сидя на шкафу, переживал ужасно: как он отсюда без парашюта? А ему так нужен интернет…
Глава 7
Центральный детский магазин походил на лайнер в самом центре океана Москвы. Его иллюминаторы не светились – было поздно. Или?
– Как закрыт? Как «только в марте откроется»?! А мишку куда понесли? И что нам делать?
Маша так устала, что толком даже волноваться не могла. Охранник лишь смотрел в одну точку. Ему было абсолютно всё равно, чего там эта девочка собирается делать: «Слишком много людей вокруг! Слишком много…» Однако, всё же подсказал: можно зайти завтра к сотрудникам Музея детства. Эти люди готовят большую выставку, и все старые игрушки поступают туда.
– Слона, например, привезли. Большущего!
– А мишку?
– Медведей сюда центнерами тащат. Тут уже полтора года сбор игрушек старых идёт. Посылки! Курьеры! По утрам очередь. Конкурс! У нас же символом магазина будет плюшевый медведь.
Летел снег. Маша, сидя на скамейке меж двух сугробов, соображала. «Центнерами… конкурс… А куда девают тех, кто конкурс не прошёл?»
Йокин, сидя у Маши в варежке, начал проситься наружу, вытаскивая то одну, то другую лапку. Дружок тоже зашевелился в сумке. Идеи, как оказалось, переполняли не только их головы, но и пламенные сердца – ведь хорошая мысль всегда идёт именно от сердца. Так горячо, что и мороз нипочём. Устроившись у Маши на коленях, Йокин с Дружком заговорили:
– А так ли плохо, – (это Дружок), – если ваш медведь станет жителем музея и сможет порадовать большое количество людей – детей в прошлом и в настоящем?
– Это неплохо, если бы мы все вместе решили, что Миша будет служить в музее. И он был бы согласен, и мама. А так получается непонятно… – возразила Машенька.
– Его надо выкрасть! – (это Йокин). – У нас украли – и мы украдем!
– Красть почти никогда нельзя! – сказала Маша. – Только ради спасения чьей-то жизни. А Мише ничего не угрожает. Надо выяснить, почему он сюда попал.
– Собрать информацию, – картаво промяукал Дружок (он на морозе почему-то не ладил со звуком «р»). – Отпустите нас с Йокином в магазин, за ночь мы всё узнаем. Тогда и будем пр-ринимать р-решение. (Кот работал над собой!)
– Мы – разведгруппа! – обрадовался Йокин.
Маша разрешила. Попасть внутрь было несложно – мало ли в любом здании ходов и лазеек для юркого паучка и совсем небольшого игрушечного кота?
Будь внутри свет, Йокин бы восхитился увиденным. Но брести приходилось почти на ощупь, так что всей красоты они не увидели. Сильно выручала Муха Комнатная, летевшая с фонариком. Дружок, хоть и шёпотом, всё-таки не изменял себе: рассказал, что именно здесь впервые в Советском Союзе был пущен эскалатор в общественном здании.
– В 1957 году! – радостно уточнил кот, у которого внутри дат было столько же, сколько шерсти снаружи. А может, и больше. И ведь ничего такого на фабрике игрушек в голову Дружка не вкладывали. Всего набрался сам.
– Ну и где тот эскалатор? – возмутился уставший скакать по ступенькам паучок.
– Мы ж в разведке. Забыл? Неудобства необходимы, – пристыдил кот. А Йокин подумал о Рыбчике. Наверное, все коты скроены на один лад: воспитывают. «Эх, Рыбец, где-то ты сейчас…» То, что это Йокин скроен именно на тот лад, когда всем, вне зависимости от собственного характера, хочется его немножко воспитать – об этом паучок не подозревал. А ведь в большинстве случаев мы сами являемся причиной поведения окружающих.
Батарейки, натерпевшись холода, еле справлялись с обязанностями кормильцев лампочки. Свет тускнел, тускнел… Мутно осветив табличку «Музей детства», погас. Муха Комнатная ругнулась и, сев на что-то мягкое, принялась выбивать искру о корпус фонарика кремнем.
– А что это вы сейчас делаете? – послышался густой незнакомый шёпот.
– Огонь высекаю! – ответила Муха в том же стиле – негромко и солидно.
– Ух ты! – восхитился этот кто-то. – Какая прелесть! А зачем?
– Чтобы было светло! – Муха Комнатная начала немного злиться. Не любила пустых разговоров.
– Я сейчас помогу!
Поверхность под Мухой качнулась и куда-то её повлекла. Вскоре щёлкнуло, и вестибюль перед входом в «Музей детства» осветился сотней маленьких огоньков.
– Огоньки! Слон! Нас сейчас поймают! – запищал в восторге Йокин. Дружок, не церемонясь, дёрнул напарника за первую попавшуюся лапку и потащил прятаться. Муха же увидела, что сидит на плече небольшого, но всё же вполне увесистого слона, размером с человеческого толстяка.