Страница 10 из 11
Наверно, Алошка выронил его во сне - вот и зазвонило.
- Алошка, - позвал я. - Алошка, проснись.
Но Алошка не просыпался. Я начал тормошить его:
- Ты скажи, где папа, а потом спи сколько хочешь.
Тихонько подошла бабушка, погладила меня по голове.
- Нашелся, значит, наш маленький, - вздохнула бабушка. - Ох, какие-то вести принес?
Бабушка обняла меня за плечи, и мы стояли и глядели, как спит Алошка. Вы подумаете, почему она мне бабушка? Потому что мой папа - ее сынок. Вот почему.
Мы с бабушкой решили никому пока про Алошку не говорить.
Я погасил свет, и мы вышли на кухню. Огонь там не горел, но было светло от чужих окон.
- Ничего, - сказала бабушка и запела тихонько:
Ты заря ли, вечерняя зоренька,
Ты заря ли, вечерняя, меня застигала.
Я гусей стадо заганивала,
Я серых заворачивала...
Вдруг поднялся ветер. Не такой сильный и холодный, а теплый, ласковый.
- Бабушка, - сказал я, - погляди в окошко, что на улице делается
Бабушка кивнула:
- Знаю, знаю.
- Бабушка, гляди: над городом гуси-лебеди летят!..
Они летели тихо да стройно. И все, что было в городе, перестало спешить. Остановилось. И все подняли вверх головы, потому что не каждый же день такое случается.
Над трамваями и над автобусами, маленькими домами и над высотными, среди проводов и антенн - разве бывает такое? - летели гуси-лебеди!
Вдруг они развернулись и стали кружить над нашим окном.
- Бабушка! Они к нам летят! - крикнул я.
Бабушка высунулась в форточку:
- Тега! Тега! Гуси-лебеди, домой! Нечего вам тут, летите домой, в Авдотию...
Гуси-лебеди махнули крыльями и стали подниматься все выше и выше.
В Авдотию, в Авдотию,
На зеленую травушку,
Там бабушка Авдотья.
Бабушка-ладушка,
Хорошая моя,
Старая моя,
Добрая моя
Волшебница.
Вот и скрылись гуси-лебеди. Улетели.
И тогда я заметил: по улице шагает человек. Очень высокий и очень мне знакомый. Он шел прямо к нашему подъезду.
Я побежал через коридор в комнату, и вдруг за входной дверью: тук-тук-тук!
Все так и повскакивали с мест.
Все так и побежали к двери. И закричали:
- Кто там?
И вошел человек.
Он был очень высокий - выше мамы, выше бабушки и даже немного выше тети Веры.
- Мама! - крикнул он и приподнял над полом... бабушку. И поцеловал ее в седые волосы.
Но я пока не верил.
- Любушка! - сказал он и снял с одного из зайцев маску.
Он не гадал, где какой заяц: под маской была мама. Он поцеловал ее в нос, а мама заплакала.
Но я еще не верил.
Потом этот человек подошел ко мне. Я ничему еще не верил.
Человек нагнулся, и вдруг я полетел вверх, к самому потолку, и все закружилось, поплыло - и пальтовая вешалка, и шкаф, и пыль на шкафу.
- Сынок! - говорил он. - Медвежонок! Большущий мой! Милый мой ПУРЗЯ.
- Папка! - закричал я.
Я знал... Теперь я точно знал - это папа!
И, вместо того чтобы обрадоваться, засмеяться, я почему-то тоже заплакал.
ПАПА
Когда возвращаются люди
Домой из далеких стран,
Когда возвращаются люди,
Громко гремит барабан:
Там-барабам-ба рабам!
Громко гремит барабан!
Я притащил папе мой барабан, и мы тихонечко побарабанили.
- А где твоя погремушка с попугаем? - спросил папа.
Я нашел погремушку. Я уже давно в нее не играю, но раз папе так хочется...
- А где лошадка-качалка, Любушка, ты помнишь...
Папа и мама что-то такое помнили, чего я не знал даже. И как это папа все помнил?
Когда возвращаются люди
Туда, где их очень ждут,
Кажется, будто люди
Всегда-всегда были тут.
И тогда не гремит барабан.
Мы сели за стол, я прижался к папиному боку...
И как это мы жили без папы?
Папа рассказывал, как он там работал на своей речке Ладоге, а может, и не на Ладоге. Папа скучал без нас.
А потом папа сказал, что он очень обрадовался, когда прибежал Алошка.
- Как он тут живет? - спросил папа.
- Нет нашего Алошки, - ответила мама. - Нет его.
- Как же так? - Папа даже вскочил со стула. - Как же так? - Он очень заволновался: - Ведь Алошка давно ушел от меня. И я просил его передать...
В комнате стало тихо, как будто это не был веселыйпревеселый праздник Новый год. А тетя Вера скорее погасила елку. Взяла и огоньки все задула. В комнате стало совсем темно. Тут мы с бабушкой как закричим:
- Есть! Есть Алошка!
И все увидели: там, в Алошкином домике, горит ЗЕЛЕНЫЙ ОГОНЕК.
АЛОШКА СНОВА ЗАПЕЛ СВОЮ ПЕСЕНКУ
Все побежали к Алошке, а он выскочил из домика и как бросится... вы думали к кому? Прямо ко мне! Обхватил меня за шею и смеется! А у него в руке колокольчик.
- Алошка! - говорю. - Где же ты пропадал, милый Алошка?
А он ткнулся носом мне в плечо и все смеется:
- ЧиПОчиТОМ, чиПОчиТОМ чиРАСчиСКАчиЖУ.
- Эй, эй, Алоха, - говорит папа. - Это что засекреть!?
- Папка, ведь ты еще ничего не знаешь, у нас с Алошкой есть тайный язык!
- А меня научите? - спросил папа.
- ЧиНАчиУчиЧИМ! - крикнули мы с Алошкой. - Научим. - И мы сразу начали учить папу нашему тайному языку. Но вдруг все услышали:
Эх, превратилась бы я
В лебедь черную.
Эх, улетела бы я куда-нибудь
На третий этаж...
Это громко скучала тетя Вера.
- Друзья мои, - сказал папа. - А помнится мне, у нас на третьем этаже жил такой человек с усами - Иван
Иваныч. Где он?
- Он на пенсии сидит, - сказала бабушка.
- Он, наверно, у чуда-телевизора сидит, - сказал я.
- Тары-бары-бум, - заворчала тетя Вера. - Он ОДИН сидит, и позвать его некому... И зачем я - щелкщелк - делала этот хвостик... И зачем мне - щелкщелк - эти ушки. - Она сняла свою заячью маску, надела очки, повязала голову полотенцем.
Вдруг мы услышали: динь-динь-динь!
- Ты что, Алошка!
А он быстро-быстро зашептал мне на ухо:
- ЧиЯ чиСБЕчиГАчиЮ.
- Куда сбегаешь? - не понял я.
- ЧиЗА чиНИМ.
- А, за Иваном Иванычем? Ну, давай!
Алошка спрыгнул на пол, побежал по коридору, снова пролез в щель почтового ящика, и вот уже на лестнице зазвучал его голосок:
И все зовут Алошку
Алло! Алло!
Друг к другу шлют Алошку
Алло! Алло!
Сидишь ты и вздыхаешь
Один, один.
Приду я, прибегу я
И ты уж не один!
ВСЕ ВМЕСТЕ
Как пришел Иван Иваныч с третьего этажа. Ох! Как улыбнулся он в свои рыжие усы... так сразу нам стало видно: добрый он и молодец!
- Ну, с Новым годом! С Новым счастьем! - сказал Иван Иваныч.
И он взял тетю Веру за руку и меня за руку, а я бабушку, а бабушка маму, а мама - папу. А папа потянул нас к елке. А маленький Алошка забрался ко мне на плечо и держался за мое ухо.
Мы прыгали вокруг елки и шалили, сильно расшалилась тетя Вера - ведь она целый год тихо себя вела: не смеялась, не прыгала, не бегала. А теперь зато... она прыгала и пела:
Ой ли, ой люди,
Я капусту посажу,
Ладушки, ладушки,
Всю кочашенькую...
- Да как же вы, Вера Акимовна, - засмеялся Иван Иваныч, - зимой капусту сажать станете?
- А я все могу! - крикнула тетя Вера. - Я ведь волшебница... Ха-ха-ха!
- Не верю, - сказал Иван Иваныч.
- Каких же вы хотите доказательств? - спросила тетя Вера.
- А можете ли вы, уважаемая Вера Акимовна, сделать так, чтобы белочка с елки схватила бы ваши страшные стуховые очки и унесла бы их в лес?
- Пожалуйста, - сказала тетя Вера и забормотала:
Белочка, белочка,
Рыженькая белочка,
Прыгни мне на носик,
На широкий дворик,
Схвати очки,
Припустись в скачки!
И рыженькая белочка прыгнула с елки прямо тете Вере на носик, схватила страшные слуховые очки, выскочила в окошко и убежала в лес...