Страница 9 из 10
…Он вышел тогда, но тяжёлая дверь не сразу захлопнулась сзади – парочка вертухаев ещё наблюдали за ним. Вячеслав – нет, теперь уже не Доктор! – сделал несколько шагов и опустил на землю сидор; в нём лежали книги и несколько общих тетрадок с многолетними записями. Навстречу порывисто кинулась сильно поседевшая мать. Поодаль стояла худенькая сестрёнка, которая уже была девицей на выданье. Они обнялись и пошли, не поворачиваясь назад.
Взяв такси, поехали в плавучую гостиницу на Волге, где мать сняла номер. После гуляли по Камышину. Зайдя в магазин, торговавший известным текстилем, Вячеслав купил матери на заработанные деньги красивый отрез на платье.
Бойко изумлялся разноголосому шуму, множеству народа на улицах, яркой одежде улыбчивых женщин, постоянно разъезжающим вокруг машинам. Он столько невозвратного времени потерял ради чего?! Вячеслав не умел плакать, хотя сейчас он едва сдерживал слёзы. Впрочем, она понемногу начала и радоваться, ибо кончился этот, казалось бы, бесконечный кошмар наяву. Душа оживала.
На следующий день они отплыли на «Комете» в Волгоград. День был солнечный, все втроём сидели на верхней палубе. Болтали обо всём, любовались речными просторами. В какой-то момент Вячеслав сказал:
– А я ведь, мать, даже стихи писал в больнице.
И стал читать о жизни-лошади, в «свече» скинувшей седока, медсёстрах-ангелах, без которых скучна обитель печали, заботливой Светлане, чьи глаза он никак не мог забыть.
Не мог забыть, но забыл…
По приезде на родину враз появились заботы, которые требовали неотложного решения. И было непонятно, откуда эти проблемы взялись? Появившиеся вдруг ниоткуда дружки пытались затянуть Вячеслава на прежнюю дорожку. Но он – хотя с большим усилием – отказался. Начиналась перестройка, и он занялся бизнесом. Да, было ещё множество больших и мелких проблем. И жизнь не давала ни минуты оглянуться назад. Да и нужно ли она была, это старая жизнь? Ведь её просто уже не существует.
***
Так пролетело не одно десятилетие. Бойко уже где только не побывал! Однако в Камышин судьба не заносила. И тут, как бы случайно, Ольга предложила махнуть на выходные в этот старинный город с красивой архитектурой. Пока ехали из Волгограда, прошлое само собой вернулось к Вячеславу. Что если удастся повидать того известного хирурга? Желание усилилось после посещения краеведческого музея, где была специальная экспозиция, посвящённая Алимову.
Но знаменитый врач уже давно не работал в больнице. Бойко дали его домашний номер, хотя предупредили: хирург очень стар, супруга недавно умерла, и он практически никого не принимает.
Гудки в мобильнике тянулись долго. Наконец, в трубке послышался старческий голос:
– Алё, я вас слушаю.
Вячеслав не знал, как начать. Он попытался рассказать о том случае, когда Алимов спас его. Увы, хирург не мог вспомнить слишком далёкий для него эпизод. О, сколько операций он провёл в своей жизни – не счесть! Нет, он не помнит мимолётный для него случай.
– Тем не менее, я вам очень благодарен, – сказал в заключение Вячеслав. – Большое спасибо.
И отключил телефон.
– Ну, а что ты хотел? – резонно спросила Ольга. – Следовало ожидать, что он тебя не помнит.
Бойко молча крутил баранку. Он возвращался с любимой женщиной домой, и был ей благодарен, что так всё получилось. Оба были полны впечатлениями от поездки. Однако разговор с Алимовым не отпускал Вячеслава.
– Мне кажется, теперь у тебя на сердце должно быть спокойнее, – заметила Ольга.
– Ты, как всегда, права, малыш, – кивнул Бойко. «Для кого-то это лишь рядовой эпизод в работе, для другого – что-то бо̀льшее, – мелькали в нём обрывки мыслей. – Всё только в голове человека. Как там однажды я подумал? Суть человека – его душа. И душа заставляет наше тело совершать то или иное».
Легостаева страсть
Истинная любовь расплачивается за ложную («Отец Горио», Бальзак)
Далёкая послевоенная пора. В заснеженных просторах южноуральской степи затерялось село Терновка. Спят избы, укрытые пушисто-белыми одеялами с соломенными заплатами на крышах, спят их обитатели, спит вокруг величественная природа.
Но короток сон в сельской местности: ещё затемно, а уже засветились глазницы жилищ, задвигались тени на подворьях, заскрипели калитки. Слабое сияние медленно разливается по горизонту – светило будто щурится, не желая сразу окинуть мир благосклонным оком.
Мало-помалу утро разгорается. Солнце начинает, потихоньку пригревая, шкодливо тянуть-растапливать одеяла на избах, и вот уже потекла бахрома сосулек. Протяжно зовут хозяек коровы, вяло перебрёхиваются дворняги, но уже бодро чирикают из-под стрех воробьи. День начался…
***
Пашка на редкость в охотку рубил в этот раз дрова, с шумным хаканьем приседая и обрушиваясь на всяк новый чурбак. «Эх, размахнись рука, раззудись плечо, пока горячо!..» – вторил он про себя в лад.
Привычка рифмовать въелась в него с детства, и позже, когда он вытянулся длинной жердью, весьма сгодилась ему. Он слыл из тех балагуров без костей в языке, кого в иных местах кличут легостаями. Правда, есть в том прозвище оттенок неодобрительности из-за лености таких типов к работе. Зато среди неискушённых в жизни девушек Пашка умением трепаться и зазывно играть на гармошке пользовался вниманием и любовью. Впрочем, соперников у него по женской части было маловато, ибо покосила война сельских мужиков порядком. Те же, кто вернулся в Терновку, быстро обзавелись семьями, соскучившись по домашнему уюту и заботливой руке.
С виду Пашка видный детина: рослый, хотя малость рыхловатого сложения, с чёрными, словно нарисованными усиками и наивно выделяющимися небесно-голубыми глазами, от чего у стороннего человека не возникало сомнения – ну, честняга честнягой! Катил ему в ту зиму девятнадцатый годок.
Душа Пашки пела и веселилась. Ещё бы! Наконец-то он сумеет вечером повидаться с Верушкой. Ох, и долго не удавалось им помиловаться с памятных летних встреч, когда они прятались от людской молвы! Лишь два-три раза тогда втайне сплетались их руки в страсти, и падали они в луговые травы за соседним леском. Нет, не назвать те встречи Пашки и Веры настоящими свиданиями, более схожими с мелким воровством. Но от того лишь пуще распалялись их желания.
Причина гнездилась в том, что Вера – супруга Степана Ефимова, местного участкового. Но мужу было невдомёк о тайных чувствах, бродивших в молодой жене, – ведь их свадьба была сыграна нынешним летом. Откуда ему ведать, что Пашка с Надеждой росли и учились вместе. И так, переходя от невинных забав к более зрелой поре, узнали друг друга намного лучше, чем кто-либо.
Степан же в Терновке пришелец. До войны содержался в детдоме, прямо оттуда ушёл в сорок третьем на фронт и закончил боевой путь в Праге. И через некоторое время попал в колхоз «Прожектор» по назначению. Правление предоставило ему избу, покосившуюся на крутом берегу реки Ток. Высокий блондин с погонами старшего сержанта, несущий на себе ореол мужественности и боевой романтики, сразу был замечен незамужней и вдовьей половиной села.
Однако Ефимов тут же выделил для себя одну – Веру. Вскружило голову очарование первой красавицы села с длинной косой. А уж фигура была такая, что все – от едва созревших подростков до последних стариков – смотрели ей вслед. Да ещё неутолённая с войны страсть поторапливала Степана. Вот он и кинулся в любовный омут, не зная его глубины.
Со своей стороны, Вера тоже не противилась. Она без особых сомнений и сожалений рассталась с Пашкой, едва дело коснулось свадьбы, которую скромненько отыграли в июне. Тем не менее, встречаться со своим прежним милым дружком не перестала. Почему, лишь Богу известно.
***
Степан поправил шлею на крупе вороного Буяна и с тягостной досадой подумал, что опять непогода заставит ночевать в чужом углу. Он являлся единственным милиционером на целую округу, так как людей не хватало. Потому приходилось Ефимову частенько выбираться в другие сёла по делам. Сегодня как раз предстояло отправиться в Починки, так как повздорившие там два мужика затеяли по пьяни поножовщину. Придётся разбираться.