Страница 87 из 94
- Опасно это, Яков Платонович, - вздохнул Антон Андреевич, когда дамы вышли, - а если не успеем?
Штольман согласно кивнул:
- Дело осложняется тем, что городовых придётся отпустить. Как Вы правильно заметили, у нас есть предсмертная записка с признательными показаниями, а значит, нам могут и не дать далее проводить следствие.
Коробейников сник. Одно дело предполагать что-либо и совсем иное, когда твои наихудшие гипотезы подтверждаются.
- И что же нам делать?
Яков Платонович помолчал, тщательно, словно во время покера с паном Гроховским, высчитывая каждую комбинацию:
- Вы можете остаться в доме как поклонник Василисы, насколько я понял из Вашего рассказа, господин Волков весьма благожелательно отнёсся к возникшей у Вас с барышней симпатии.
- Мне просто искренне жаль девушку, - пробурчал покрасневший Антон Андреевич, - её третируют здесь все, кому не лень!
Штольман мягко улыбнулся. Коробейников совершенно точно неравнодушен к Василисе, но при этом даже самому себе в нежных чувствах признаться не смеет. А давно ли и он сам, Яков Платонович, человек, как ему казалось, искушённый и многоопытный, с упрямством вставшего посреди моста осла не хотел признавать своих чувств к Анне Викторовне?! И какое счастье, что у неё хватило мудрости и терпения понять и простить его неверие, вспышки ревности, ядовитые шипы сарказма и отношения с Ниной Аркадьевной, подобные липким нитям паутины или же опийному дурману!
- Поверьте человеку семейному, Антон Андреевич, - Яков Платонович положил Коробейникову руку на плечо, - чем искреннее Вы будете в чувствах с тем, кто Вам дорог, тем быстрее обретёте счастие.
- А если, - голос Антона Андреевича дрогнул, - если чувства без взаимности? Если ко мне испытывают лишь благодарность?
- Об этом тоже лучше узнать сразу.
Коробейников глубоко вздохнул и расправил плечи, готовясь к решительно разговору, который непременно произойдёт сразу... после ужина. Да, так и будет, сразу после ужина он непременно объясниться с Василисой и узнает, может ли он рассчитывать на что-то большее, чем благодарность и дружеское тепло.
***
Андрей Александрович больше всего любил время ужина и те часы спокойствия, что наступали после него. В его семье было принято все деловые и служебные вопросы решать днём, а к ужину выходить успокоенными, расслабленными, дабы иметь возможность насладиться вкусной едой и обществом друг друга. Именно за ужином можно было беззлобно подшутить над младшим братом, который даже во время еды ухитрялся что-то чертить карандашом на салфетке, обсудить с матушкой новинки в мире музыки, а с отцом список гостей на охоту. Никаких политических вопросов, а паче того, служебных, вечером за столом не обсуждалось, лишь то, что дарует отдых и успокоение.
В доме господина Волкова всё было иначе, и вот эта вот инаковость в который уже раз неприятно резанула графа Солнцева, напомнив ему, что он не дома и расслабляться здесь можно исключительно в небольшой компании людей, к Тимофею Тимофеевичу не относящихся.
Не успел Андрей Александрович переступить порог столовой, как возбуждённая до крайности Ольга ажитационно выкрикнула, едва из платья своего полупрозрачного не выпрыгивая:
- А Вы слышали, оказывается, всех убивал Демьян! И кто бы мог подумать, что наш вечно развесёлый господин окажется отравителем!
- Придержи язык, Ольга, - осадила девицу Варвара Тихоновна, - о покойном, сама знаешь, либо хорошо, либо ничего.
- Кроме правды, - пропыхтел грузный, густой копной тёмных волос и лохматой бородой, вечно топорщащейся в разные стороны похожий на лихого молодца из ватаги Стеньки Разина, мужчина, входя в столовую и вытирая большим клетчатым платком лоб. - Слава господу нашему, всё закончилось, боле душегуб никого не погубит.
- Правильно сказали, Юлий Наумович, - согласилась Варвара и благочестиво перекрестилась.
Граф Солнцев вздохнул тягостно, понимая, что приятной беседы за ужином совершенно точно не будет, но он даже в самом страшном кошмаре не мог предположить, что его ждёт в дальнейшем.
Тимофей Тимофеевич вошёл в столовую самым последним, торжественно держа под руку горделиво улыбающуюся Юленьку, в этот миг как никогда более соответствующую званию графини. Любезно усадив свою спутницу напротив Андрея Александровича, господин Волков опустился в кресло, махнул лакею, чтобы тот наполнил рюмку вишнёвой наливкой, несколько нарочито поднял рюмочку и провозгласил:
- За здоровье графини Берестовой Юлии Романовны, ставшей моей самой что ни на есть достойной наследницей!
Ольга громко ахнула, у Юлия Наумовича дрогнула рука, и наливка кровавым пятном растеклась по белоснежной скатерти, Андрей Александрович раскашлялся, прожигая графиню пламенным взором, Василиса робко улыбнулась, Анна Викторовна прятала улыбку, Антон Андреевич взором василиска следил за всеми присутствующими. Внешне спокойными и невозмутимыми остались трое: сама Юлия Романовна, старательно избегающая взгляда графа Солнцева, Яков Платонович да Варвара Тихоновна, первая ответно поднявшая свою рюмочку:
- За здоровье наследницы.
Юленька в ответ на приветствие вежливо улыбнулась, даже головой кивнула, не спеша угощаться наливочкой. Во-первых, в таком опасном деле ясная голова на плечах нужна, а во-вторых, кто знает, что в напиток заблаговременно добавили. Варвара питьё пригубила, за ужин принялась и лишь после того, как все в тарелки уткнулись, позволила себе спросить:
- Осмелюсь узнать, откуда Вы, сударыня?
- Из столицы, - Юлия Романовна надменно улыбнулась, - Вы там никогда не бывали?
- Не доводилось, - мягко ответила Варвара Тихоновна.
Такой краткой беседой и можно было бы закончить "пристрелку", да Юленька решила рискнуть. А что, двум смертям не бывать, одной не миновать, Яков Платонович с Андрей Александровичем после дела с неё всё одно голову снимут, так почему бы и не покуражиться?