Страница 15 из 94
- Довольно, Анна Викторовна. Вы отправляетесь домой.
- А Вы остаётесь здесь в компании той пышногрудой прелестницы? - обиделась Анна, некстати вспомнив показанную купцом Бобровым картинку из якобы будущего Штольмана.
Якову Платоновичу следовало бы прислушаться к словам жены, вникнуть в суть вопроса, но уж больно сильно он за неё перепугался, сердце до сих пор неслось галопом, а потому следователь лишь зло выпалил:
- Да!
Анне бы тоже следовало хоть чуточку успокоиться, подумать о состоянии супруга, чай, ему не сладко каждый раз ненаглядную из переплётов заковыристых вытаскивать, да, как говорится, ретивое взыграло. Нина Аркадьевна некстати вспомнилась, видения эти с другой супругой, ядовитые слова купца, страх пережитой... всё смешалось, сплелось, вылилось в обиду жгучую, разуму не поддающуюся. Анна Викторовна вскочила на ноги, пошатнулась, но удержалась, сквозь слёзы выпалила мужу:
- Не надо меня провожать, сама доберусь!
После чего из комнаты выскочила и дверью за собой бухнула. Штольман в сердцах подушку в дверь запустил и витиевато по-немецки выругался, а потом по-русски устало выдохнул, как отец всегда делал, когда его доченька особенно сильно допекала и с супругой чего не ладилось:
- Женщ-щины... Вот уж воистину паучья сеть любви, будь она неладна!
Дело Љ 1. Сладострастникъ. Среди оружия законы молчат
Даже если, как писал поэт, ум с сердцем не в ладу, дел служебных никто не отменял, а потому загнав чувства как можно глубже и надев привычную маску холодной невозмутимости, Яков Платонович отправился к терпеливо ожидающей его в гостиной госпоже Погодиной. Господин Штольман для себя уже давно решил, что положение сей дамы в доме купца Боброва скромной должностью экономки не ограничивалось, уж больно смело она себя держит, не сравнить с тихоней Машенькой в доме купца Куницына. А ведь та барышня контрабандистами командовала, с опием дело имела и при этом такой кроткой овечкой казалась, что любой мужчина готов был ей всенепременно помощь и содействие оказывать. Яков Платонович досадливо головой покрутил. Беда с этими Затонскими барышнями, уж больно они самостоятельны, сами в любую ловушку лезут, а потом ещё и гневаются, как тот петух из сказки, коего злой пёс не пустил к лисе на ужин. Анна вот тоже... Штольман сердито мотнул головой. Он же раз сто, не меньше, просил её держаться от дел следственных подальше, в доме убиенного купца Куницына в Затонске вообще предложил нейтралитет поддерживать, и что? Правильно, ничего. Сам предложил, сам же о своём предложении, едва его озвучив, и пожалел. Вот уж воистину, хозяин своего слова! И сейчас опять то же самое повторяется, нужно на делах служебных концентрироваться, а вместо этого все помысли лишь об Анне, как она да что с ней, да всё ли ладно, да сильно ли обиделась.
Яков Платонович в сердцах хлопнул тростью по руке, так что даже ладонь заныла, и рывком распахнул дверь в гостиную. Ольга Кирилловна с томной улыбкой моментально поднялась из уютного кресла, в коем терпеливо дожидалась господина следователя коротая время за вышивкой, но господин Штольман был не в духе и развеять его раздражение могла улыбка лишь одной дамы, о коей господин следователь себе наистрожайшим образом думать запретил.
- Яков Платонович, - почти пропела Ольга Кирилловна, элегантно протягивая следователю обе руки, - признаться, я вас даже заждалась.
Штольман холодно посмотрел на даму, положил на столик трость и саквояж и коротко бросил:
- Присаживайтесь, сударыня.
"Ах ты ж, статуй каменный, - осердилась госпожа Погодина, - опять волком смотришь! Ну да ничего, у меня и не такие, как ты, певчими птахами заливались, псами верными у ног стелились!"
Госпожа Погодина кротко опустила ресницы и беспрекословно села в кресло. Нежная рука метнулась было к пяльцам, да нерешительно застыла в воздухе, дама вскинула влажно блестящие глаза и волнующим грудным голосом, коий поклонники гласом сирены величали, вопросила:
- Вы позволите мне продолжить рукоделие? Оно помогает мне успокоиться после столь тяжкой утраты, - пухлые губки задрожали, по щеке поползла одинокая слезинка.
"Врёт, - безошибочно определил Яков Платонович, наученный всевозможным дамским штучкам своей неугомонной сестрицей, а потом ещё и госпожой Нежинской. - А Аня никогда не играет, у неё что на сердце, то и на языке... Да что же это такое, право слово, никакой работы, Анна Викторовна ни на единый миг из головы не выходит!"
Штольман досадливо сжал губы.
"Перестаралась, - отметила для себя наблюдающая за господином следователем из-под длинных ресниц Ольга Кирилловна, - не поверил. Ладно, сей манёвр не сработал, перейдём к следующему".
Дама чопорно выпрямилась в кресле, гордо вскинула красивую голову и величественным, тщательно перед зеркалом отработанным жестом облокотилась на краешек стола:
- Я Вас слушаю, господин следователь.
- Когда Вы узнали о смерти господина Боброва?
Госпожа Погодина чуть сдвинула ровные дуги бровей, не столько вспоминая, сколько демонстрируя, что она не глупышка какая-нибудь, а особа серьёзная:
- Мне горничная сообщила, утром... На часы я не смотрела, прошу прощения за сей досадный недочёт.
Штольман кивнул, то ли принимая извинения, то ли настаивая на продолжении рассказа.
Ольга Кирилловна мягка принялась массировать себе висок, опять-таки не столько помогая себе вспомнить, сколько подчёркивая плавность движений и округлость форм:
- Так вот, узнав о смерти Кирилла Владимировича, я... - дама виновато улыбнулась, беспомощно взмахнув ресницами, - я так растерялась, что даже не помню толком, что говорила и что делала. Мне так страшно было, ведь могли убить и меня!
Яков Платонович выразительно приподнял левую бровь:
- А есть причина опасаться за Вашу жизнь?