Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 16



– Спасибо. Теперь бы… Как тут у вас с горячей водой?

– С утра была. Посуду за собой сможешь помыть.

– У нас давно уже нет горячей. Холодные души, конечно, отлично взбадривают, да только…

– Я пошутила, здесь колонка. За газ, правда, энергетическая компания дерет нещадно, не глядя, что с соплеменников… Ладно, иди в ванную. А пока наберётся, попробую обзвонить ребят.

– Постой-ка. Мне только сейчас пришло в голову. А ты не можешь ли разве просто ускорить отъезд? Попросить, чтобы тебя отправили ближайшим рейсом?

– Размечтался… Мое дело всё ещё рассматривается. Говорят, визу придется ждать не меньше месяца. Валяй, запирайся.

Конечно, если самолетом, без визы не обойдешься. Однако есть, слыхал Сураев, одна организация, бесплатно отправляет евреев морем через Одессу – только до Одессы нужно самому добраться. Нет, сам он не захотел бы плыть теплоходом, зафрахтованным теми, кто не хочет видеть тебя здесь. Есть ведь уже область, где ни одного еврея не осталась. Не стоит и Милке напоминать… Он огляделся. Ванная вся заставлена заграничными пластмассовыми флакончиками. Решил было, что они пустые или на дне только пооставалось, однако, поболтав шампунем для ванн, убедился, что зелья там предостаточно. Не полетит же всё это вместе с ней… Пальмы, жара. «Евреи, евреи, кругом одни евреи…»

– Балдеешь, Сураев?

Выдвинул нос над пеной и не сразу сообразил, где находится. Милка в дверях, в том же халатике. И закрыться он забыл.

– Дозвонилась к Басаману и Золотарёву. У господина О Дая автоответчик. Ещё надо было сформулировать… Тебя я не называла.

– Спасибо.

– Вот видишь, они в порядке. Но я почему-то всё больше и больше пугаюсь. Лучше не искушать судьбу, ты был прав. Уйдём утром. Долго ещё собираешься киснуть?

– Только пару минуток.

– Я в это время обычно сплю уже. Выпить не хочешь? Для лучшего засыпания, а? Я тебе прямо сюда принесу.

Он отказался. От Милки можно ожидать чего угодно, а на него спиртное действует своеобразно, скажем так. Выпивка – наслаждение самодостаточное и не терпит рядом иных. А вот возможны ли они сегодня, эти иные наслаждения – вопрос особый.

Шамаш убедил себя, что инициатива должна исходить от Милки, а нет – совесть у него чиста. Босиком топчась на резиновом коврике, торопился он закончить свою и без того молниеносную постирушку и горестно констатировал, что вот уже более десяти лет играет в эти игры. Принципиальная безынициативность (а почему бы не назвать её своим именем – трусость?) заставила его потерять так много. «Или приобрести», – привычно возразил он сам себе. А что приобретаешь – моральное удовлетворение? Прекрасная замена…

Милку нашел в гостиной. Рядом с её креслом, на заваленном газетами журнальном столике, прозрачная бутылка и две рюмки. Здесь тоже полутьма, но теперь ему показалось, что её лицо словно бы смягчилось, поплыло.

– Так… Напялил мой купальный халат. И всё так же робеешь перед девушкой, боишься чёрт знает чего… И эти мужчины, о Господи, загубили мои юные годы!

– Ты о чём?

– А?… Да так, ладно. Вот что… раскладушки у меня нет, а дам я тебе запасное одеяло. Завернешься и будешь в безопасности.

– Утром надо будет звякнуть в одно место.

– Куда это?

– Даже в два. Соседу моему, тут проблем не будет. И в Афины, Генкиной жене. Ну, вдове то есть. Ста баксов, как думаешь, хватит?

– Этой сучке? С моего телефона? Не дождётся.

– Почему же обязательно сучке…?

– А кто ж она ещё? Русская эмигрантка, голь какая-нибудь подзаборная… Разве нормальная девушка решилась бы на такой брак? Разница в четверть века, и Флоридис, уж ты меня извини за откровенность, практический импотент. И с немалой придурью. Какой он был грек? А наш совок без придури не может.

– Мне кажется, не совсем сейчас уместно… А «Телефон-телеграф» всё там же?

– Ладно, чёрт с тобой, звони. Телефон с длинным шнуром, закройся с ним, будь добр, на кухне, чтобы мне не слышать, как ты будешь пресмыкаться перед этой сучкой. Тебе ведь нравятся молоденькие, а, Сураев?

– Долго рассказывать. Может, всё-таки лучше утром, с почты?

– Наше утро – у них ещё ночь. Если желаешь Генкину стерву разозлить, пожалуйста.

– Так я, пожалуй, позвоню сейчас. Ты точно не против?

– Сказано тебе: давай.

– Тут тоже через «8»?

– Ага, по-старому.

Закрывшись на кухне, Шамаш вздохнул с облегчением. Милкина брань вызвала у него, как ни странно, личное, интимное участие в неведомой Ксении, любимой (а иначе – зачем было жениться?) супруге Генки, захотелось защитить её. И хорошо, что Милка не услышит их разговор. Минут через пятнадцать, после бесконечных перезваниваний и проверок, он смог, наконец, спросить:

– Это Ксения?





– Да.

– Здесь Шамаш Сураев. Ангелос не говорил вам обо мне?

– Вспоминал. Хорошо, что позвонили. Вы сможете его привезти сюда? Я перешлю в консульство все необходимые документы.

– Я бы попробовал, да только меня самого не впустят.

– Мне сочувствуют в консульстве и не только там. Вам помогут получить визу.

– Генка… то есть ваш муж дал мне удостоверение сотрудника своей фирмы, да только…

– И правильно, что не доверяете этой бумажке. Ангелос перед вылетом нашлепал таких бумажек целую кучу, для всех ваших, кого мог вспомнить, при этом веселился от души… Господи Боже мой, я так и не придумала, как сказать о нем Мише!

– Извините?

– Так Ангелос не сказал вам, как зовут его младшего сына? Поистине, человеку с таким характером надо было хорошо подумать, прежде чем заводить детей!

– Ещё раз примите… то есть примите мои соболезнования, – мучаясь от неумения сострадать и неуместного косноязычия, выдавил из себя Шамаш. – Постойте… Выходит, у меня филькина грамота?

– Да поймите, наконец, что никакой фирмы теперь нет. Да, правду сказать, и не было. Ангелос сам был фирмой. Играл, развлекался… Доигрался, забыл, что не один на свете.

Молчание. Шорохи, похожие на неровное дыхание, всплески далекой музыки.

– Вы слушаете, Шамаш?

– Да, конечно.

– Дайте свой телефон, чтобы наш… мой адвокат мог вам позвонить. У вас есть телефон?

– Нет, я вынужден не появляться дома. Ангелос убит… Это не несчастный случай.

Снова тишина, И новый, жесткий тембр того же голоса:

– Какие галстуки предпочитал муж, когда был студентом?

– А никакие. Он терпеть не мог галстуков.

– Сходится. Послушайте, пускай тогда перевозкой… Боже мой, Боже мой… перевозкой тела пусть займется адвокат и те, в консульстве. А вы лучше соберите информацию, всю, что сможете, об убийстве. Я не такая дура, чтобы надеяться, что вы за пару дней разыщете этого дьявола – ведь Ангелос, при всех его недостатках, никому не причинял зла, правда? Я не надеюсь на чудо, но соберите все возможные свидетельства. Запишите, что расскажут очевидцы, лучше на видео.

– Это у нас не так просто.

– У Ангелоса с собой была довольно приличная сумма в долларах. Берите из неё. Утром я факсом пришлю доверенность. Только куда?

Сураев продиктовал из записной книжки номер факса в своей лаборатории, куда всё равно решил прорываться. Тут же передумал:

– Знаете, а вернее будет на консульство.

– Если у вас не выйдет получить, позвоните мне. Что-нибудь придумаю…

– Спасибо.

– Покамест не за что.

– Ну знаете… – он хотел сказать, что благодарит за обещание, потому что ему давно уже никто и не обещал ничего, вот только ещё Генка…

– По приезде, конечно, отчитаетесь. А ваше вознаграждение будет достаточным, чтобы устроиться на первое время. Дедушка мне рассказывал, знаю, каково эмигранту без денег.

– Но если фирмы нет, как вы сказали, откуда возьмутся деньги?

– Пусть это вас не заботит. Разве Ангелос вам не говорил, что я женщина отнюдь не бедная?

– И последний вопрос. Чем Генка занимался здесь?

– Там у него в компьютере, сами найдете. Да вот ещё какая штука… Алло, где вы там?

– Слушаю.

– Вы, конечно же, натолкнетесь на следы похождений Ангелоса. «Дэвушки» – его главная слабость… А вам, конечно, понравится в этой грязи копаться! Вы ведь и сами большой ходок —мне Ангелос рассказывал!