Страница 9 из 10
– Узнал.
– Эти портреты… назовём их – горожанин и горожанка XVIII века.
– Хм.
– Дама – очаровательна, грациозна. Посмотрите, Виктор, какая стать. Настоящая столичная штучка. Вы не находите?
– Согласен с Вами. Но хочу заметить, что вчера случайно я с ними встретился на улице у пекарни. Эти трое настоятельно просили меня разнять драку, в результате чего, я получил синяк под глазом. А потом все они таинственным образом исчезли.
– Вы уверены, что это были они?
– Как в себе самом!
– Что я могу сказать, – слегка улыбнувшись, сказала Красовская. – В следующий раз, если вдруг встретите их вновь, передайте им, пусть заберут у меня свои портреты.
– Мира Михайловна, Вы не верите мне?
– Почему же? Охотно верю. Только сейчас нам надо работать.
Последняя фраза прозвучала холодно, что меня несколько смутило, но я не мог не согласиться с этим.
– Да, да, конечно.
– Чтобы данные портреты не «мозолили Вам глаза», спрячу их в кладовку, они не для нашего каталога.
Красовской не было какое-то время. Чтобы себя чем-то занять, стал пересчитывать картины, что были без рам. Получилось тридцать восемь. Остальные, а их я насчитал сорок девять, имели багет в основном золотистого цвета, различавшийся по форме нанесённого орнамента.
Подбирая оброненные на пол кисти, случайно задел составленные вдоль стены картины, и они по принципу домино повалились в одну сторону. Сразу расставил всё, как было. Но меня заинтересовала работа с изображением младенца в виде белого ангела на голубом фоне. Взгляд ребёнка был не передаваемо выразительный, «сверлящий» до глубины души. Картина написана каким-то особенным способом, казалась объёмной, малыш на ней словно живой. Вот сейчас впорхнёт в комнату и начнёт общаться со мной. Подождите, подождите!.. Эти глаза! Так это же… Мира Михайловна! Правда, очень похоже…
– Дайте сюда! – раздалось у меня за спиной.
Тут же хозяйка буквально выхватила у меня из рук картину.
– Это тоже не для выставки, – с нескрываемым волнением в голосе сказала она.
С картиной Красовская удалилась в свою комнату, оставив меня недоумевать по данному поводу. Более того, мне было страшно неловко, поскольку я не понимал, что собственно не так. Почему Мира Михайловна так реагирует, ведь я всего лишь разглядывал одну из её работ?
Меня начало терзать беспокойство, грозившее перерасти в «паническую атаку». Немного походил по комнате, старался дышать, попеременно напрягая и втягивая живот. Так меня учили делать в больнице, реально действенный способ. Психотерапевты этот метод успокоения называют – «дыхание животом».
– Чего ты так разволновался? – спросил Ден, как всегда проявившись неожиданно.
От его вступления холодок пробежал по моей спине.
– Пей чай, будет легче.
Взял свою чашку и сделал большой глоток уже остывшего напитка.
– У хозяйки есть секреты, выдавать которые она бы не хотела, – шёпотом сказал я.
– Молодец, Витя, правильно рассуждаешь! – одобряюще сказал голос. – Но это её тайны и не стоит тебе из-за этого так напрягаться. Расслабься. Сейчас Красовская проревётся и возвратится к тебе.
– Она, что плачет?
– Представь себе.
– Ничего не понимаю.
– Что тут понимать? Говорю тебе, расслабься.
– Хорошо, хорошо, Ден. Только исчезни, сам разберусь.
Хозяйка вернулась в гостиную минут через десять. Вытирая платком глаза и шмыгая носом, устало она села на диван.
– Виктор, предлагаю на сегодня закончить. Чего-то я сегодня не в духе. Продолжим завтра.
– Хорошо, как скажете. Только я…
– Идите уже, Виктор!
Вышел в прихожую и быстро оделся.
– До свиданья, – для приличия сказал я и закрыл за собой дверь.
10
На площадке первого этажа неожиданно для себя встретил Лину. Она была не одна. Вместе с ней в ожидании лифта, стоял полный парень. Я сразу узнал его. Это был ученик Красовской, он же синестет – Платон. Увидев меня, толстяк отошёл назад и, как бы спрятался за Линой, словно маленький ребёнок.
– Привет, Лина, – сказал я, пытаясь улыбнуться.
– Привет, – ответила она.
И уже, обратившись к молодому человеку, сказала:
– Платон, не бойся, это Витя – наш друг. Давай, поздоровайся.
Но тот по-прежнему стеснялся и оставался безмолвным.
– Ладно, Платон, ступай к Мире Михайловне, а мне ещё надо поговорить, – распорядилась девушка.
Толстяк осторожно вышел из своего «убежища» и тяжелой походкой стал подниматься на шестой этаж по лестнице.
– Витя, ты что-то хотел сказать мне? – спросила она, когда мы остались одни.
– Да, Лина, хотел. Хорошо, что мы встретились.
– Ну, говори.
– Понимаешь, я не знаю, как строить отношения с Красовской. Она действительно какая-то странная. Сначала всё вроде шло хорошо, но потом…. Её резкие смены настроения вводят меня в ступор, это несколько непривычно. Взяла, расплакалась из-за картины…
– Ничего привыкнешь. Ты же чуткий человек, просто необходимо поймать её волну и всё встанет на свои места. Сейчас я иду к ней, и мы обязательно переговорим на счёт этого.
– Лина, только прошу, не говори Мире Михайловне, что я жаловался тебе, а то как-то не хорошо.
– Ладно.
– Я там тебе книгу свою оставил.
– Спасибо, Витя.
– Не за что.
– Ты уже сегодня не вернёшься?
– Не вернусь. Красовская меня отпустила до завтра.
– Тогда до встречи.
– Пока.
Нажал кнопку вызова лифта, и дверь открылась. Лина вошла в кабинку, последний раз махнув мне, сказала:
– Ну, всё иди.
Не стал ждать, когда дверь лифта закроется, направился в сторону выхода из подъезда. В этот момент из квартиры на первом этаже вышли двое парней – те самые, которые вчера здесь курили.
– Эй, ты! – окликнул меня один, который был повыше. – Ты к художнице ходишь, что на шестом живёт?
– Да, – ответил я.
– Тоже художник? – опять спросил он и начал смеяться.
Его смех подхватил мелкий.
– Витя, не разговаривай с ними, – вдруг сказал Ден.
От неожиданности вступления внутреннего голоса я вздрогнул. И парни уловили мою реакцию.
– Дед, ты чего такой пугливый? А? – поинтересовался высокий.
Странно, что он назвал меня «дед». Неужели я кажусь таким старым?
– Витя, тебе надо уходить! – волновался Ден. – Быстрее!
– Мне надо идти, – сказал я, чувствуя, как мои ладони стали влажными.
– Не бойся, дед, просто хотелось понять, откуда берутся такие придурки? Вас, что специально в художественном училище этому обучают?
– Не понимаю. О чём Вы?
– Когда идёшь, ты постоянно с кем-то разговариваешь.
– И эта художница тоже такая, – подтвердил мелкий.
– Ну, я говорю! Ходят чего-то себе лопочут…
Неожиданно у меня началось сильное головокружение, всё поблекло вокруг, я начал задыхаться. Это были признаки подступающей «панической атаки». Те, кто страдает такого рода состояниями, поймут, как это тяжело. Мне хотелось быстрее выбраться на воздух.
– Разрешите пройти, – выдавил я из себя, сделав шаг на лестницу, ведущую к двери подъезда.
Но, не рассчитав, оступился и полетел вниз со ступенек. В последний момент успел зацепиться рукой за перила. Это меня спасло, а то мог бы и расшибиться. Под громкий смех молодых людей я распахнул входную дверь и, шатаясь, словно пьяный вывалился на крыльцо дома.
– Нет, ну ты глянь! – говорила престарелая прохожая своей спутнице, указывая в мою сторону. – Надо же так «нажраться». Фу, пьянь!
– Вот времена-то настали, – согласилась вторая. – Жуткое дело!
– Куда государство катится?!
– Был бы Сталин, он бы навёл порядок.
– Да, да.
– Ладно, идём. Чего на это быдло смотреть.
Нисколько не сомневался, что это они про меня. Что со мной? Не могу стоять, всего колотит. Тем не менее, сделал усилие над собой и, придерживаясь о стену, поднялся. Не бритый, фингал под глазом. На кого я сейчас похож? Жалкое зрелище. Господи, когда же это всё кончится?! Уж лучше бы я сдох!