Страница 37 из 46
- Рад, очень рад, смею заметить, у Вас великолепный родственник, такой замечательный доктор, я знаете, если у меня кто-то заболевает, непременно к нему обращаюсь. Да что же Вы стоите, Вы присаживайтесь. Глашка, чаю! А может, чего покрепче изволите? Вот-с, коньячок вполне недурственный, если поставщику верить, из самого Парижа.
Иван Ильич всем своим видом демонстрировал радость от столь приятного, пусть и неожиданного знакомства, но господин Штольман давно уже на собственном не всегда приятном опыте усвоил смысл пословицы: "На языке медок, под язычком ледок", а потому строго потребовал, даже не дожидаясь, когда почтенный хозяин примолкнуть изволит (а делать этого он и не собирался):
- Почему номер, в котором господина Костолецкого убили, полностью прибран?
Господин Рижский хлопнул водянисто-голубыми глазами, заискивающе улыбнулся:
- Так господин полицмейстер позволили.
Яков Платонович выразительно вздёрнул бровь. Иван Ильич поёрзал в кресле, чувствуя себя мышкой, имевшей глупость принять спящего кота за сдохшего, пухлыми ручками развёл, глядя на Штольмана с видом святой невинности, к коей только нимба не хватало:
- Я у Прокопия Кондратьевича спросил, мол, можно ли номер прибрать, сами понимаете, сезон сейчас горячий, кажин дён гости прибывают, цельному номеру простаивать невесть сколько накладно...
- И? - поторопил хозяина гостиницы Яков Платонович.
"Да что б ты провалился, проклятый", - мысленно окрысился господин Рижский, внешне сохраняя прежнюю елейную благость:
- Прокопий Кондратьевич сказал, что преступник пойман, улики все собраны, а потому сохранять кавардак в номере более нет надобности...
- А большой кавардак был? - с ноткой сочувствия спросил Штольман.
Хозяин гостиницы предпочёл вопроса не услышать, ручками всплеснул, запричитал, заохал:
- Срам-то какой в моём почтенном заведении...
- О Вашей гостиницы разные слухи ходят, - небрежно заметил Яков Платонович, отметив для себя, что о кавардаке в номере следует горничную поподробнее расспросить, раз хозяин молчит.
- Лгут!!! - так и вскинулся от нелицеприятного намёка почтенный хозяин гостиницы. - Сие наглая клевета завистников!
Штольман вежливо улыбнулся, коротко кивнул, прощаясь:
- Я тоже так думаю. Всего доброго.
По выходе от сладостного до тошноты господина Рижского Яков Платонович поймал спешащую куда-то со стопкой свежих полотенец стройную, точно берёзка, черноглазую горничную.
- Что угодно, барин? - с готовностью вопросила девушка, бросая на следователя из-под длинных ресниц огненные взгляды.
- А скажи-ка мне, милая, большой ли кавардак был в комнате убитого господина Костолецкого?
Горничная надула пухлые губки, плечиком точёным повела:
- Да я, барин, не ведаю...
- А если так? - в руке Штольмана как по волшебству появилась монетка.
Черноглазая прелестница носик наморщила:
- Боязно мне, хозяин наш страсть не любит, как с чужими о делах гостиничных болтают.
Монетку сменила бумажка, быстро исчезнувшая в проворных пальчиках горничной. Девушка оправила юбку, заодно спрятав деньги, огляделась по сторонам и поманила следователя в тёмный закуток, нещадно вонявший кислой капустой.
- Кладовая тут у нас, - шёпотом пояснила горничная, - коли кто подслушать захочет, так скрипучий пол выдаст, - девушка прислушалась, опять юбку одёрнула и торопливо зашептала:
- Хозяин наш страсть не любит, как о делах в гостинице болтают, коли прознает, выгнать может, а то и прибьёт.
- Есть что скрывать?
Девушка выпрямилась, взглянула строго, даже сурово:
- А вот про то барин не скажу, как не пытайте. Вы-то придёте да уйдёте, а мне тут жить.
- Я могу защитить.
- Ха, - фыркнула горничная, - вон, Олег Дмитриевич, царствие ему небесное, тоже много чего обещал, Зинка, дура, на его посулы клюнула, а толку? И его зарезали, и сама сгинула. Так что, нет уж, барин, я собой рисковать не стану, у меня братишка с сестрёнкой малые на руках, мамка хворая да бабка старая, мне помирать ну никак нельзя, они же все тогда сгинут, кто их, коли меня не станет, содержать-то будет? Ведь не Вы же в самом деле.
Штольман почувствовал себя охотничьим псом, погнавшимся за лисой да натолкнувшимся на медведя-шатуна.
- Что же ты, милая, в полицию-то не пойдёшь?
- Потому что жить хочу, барин, - огрызнулась горничная. - И вообще, Вы мне заплатили за то, чтобы я Вам о номере рассказала, так и нечего о другом спрашивать. Бардак у Олега Дмитриевича был знатный, всё перевёрнуто, в кровать словно ядро попало, ящики все выпотрошены, их содержимое на полу валяется, бумаги переворошены, чернила пролились, с кровью смешались.
- Искали, значит, что-то, - отметил для себя Яков Платонович.
- Знамо дело, - горничная опять прислушалась, перекрестилась и шепнула лихорадочно, - тетр... - девушка так поспешно захлопнула рот, что зубы отчётливо клацнули, в сторону отпрянула, - не знаю я ничего, барин.
- Пойдём со мной, - Штольман взял девицу за руку, но та вырвалась, в сторону отпрянула, головой исступленно замотала:
- Никуда не пойду, Вас Христом-богом прошу не вмешиваться, а то и сами сгинете, и меня погубите. Прощевайте, барин, а разговора сего меж нами не было, не было и весь сказ.