Страница 18 из 46
- Так ты его нашёл, да? - Катя пытливо воззрилась на дедушку, и под её внимательным взглядом Пётр Иванович опять невольно ощутил себя допрашиваемым, как в день обнаружения тела госпожи Кулешовой.
Миронов кашлянул, поправил шейный платок, невольно покосился на Якова Платоновича и решился выбрать из двух зол меньшее.
- Увы, Катрин, это оказалось невозможно.
- Я же говорил, - ввернул Гриша, довольный тем, что справедливость восторжествовала, и история не подверглась искажению.
Катя моментально показала брату язык, Гриша, воспользовавшись тем, что сидел близко и тянуться далеко не пришлось, дёрнул сестрицу за косу. Катюшка вознамерилась дать сдачу, но негромкое и ровное: "Выгоню" от отца заставило девочку отказаться от первоначальных планов. Малышка прекрасно знала, что отец слов на ветер не бросает и обещания всегда исполняет. Катя тяжело вздохнула, досадуя, что и в этот раз чуда не произошло и, признавая собственное поражение, протянула:
- Ладно, досказывай историю.
Пётр Иванович облегчённо выдохнул, отпил кофею, жалея, что в присутствии детей Мария Тимофеевна не поставила на стол даже самой слабенькой наливочки, не говоря уж про коньяк, который сейчас был бы весьма кстати и пустился в пространный рассказ о том, как благодарная Варвара Петровна любезно согласилась прогуляться с ним. За первой прогулкой последовала вторая, затем третья, а затем как-то неожиданно даже для самого себя Пётр Иванович понял, что уже не может обходиться без этой дамы, такой заботливой и понимающей, принимающей его со всеми достоинствами и недостатками. Дабы не сказать, что количество последних существенно превышает все допустимые приличиями нормы, Мария Тимофеевна налила себе ещё чаю. Самое главное ведь, что? Что Петруша любит Вареньку, счастлив с ней, а она, уж не понятно за какие заслуги, любит его, считая едва ли не самым лучшим мужчиной на свете.
- Зимой я просил руки Варвары Петровны, и она любезно приняла моё предложение, - Пётр Иванович поцеловал руку жены, - подарив мне тем самым великое счастие.
- Ну и слава богу, - Мария Тимофеевна ласково улыбнулась Варваре, в глубине души упрямо считая её мученицей, взвалившей на плечи нелёгкий крест жизни с шалапутом Петей.
Дослушав историю, Катя выразительно под столом толкнула брата ножкой, намекая, что посиделки пора заканчивать, а то так и весь день сиднем просидишь и на речке не побываешь. Гриша намёк понял, поспешно вскочил, за угощение поблагодарил и выжидательно воззрился на родителей, мол, мы были вполне себе паиньками, пора и вам обещание по поводу реки сдержать. Яков и Анна испытывать терпение своих ангелочков не стали, тоже из-за стола встали и отправились переодеваться для прогулки. Катя с Гришей синхронно взвизгнули и вприпрыжку, словно резвые козлята, бросились к дому. Нет, какое всё же счастие, что родители так скоро приехали, с ними в тысячу раз интереснее, чем без них!
К небольшому удивлению детей, поход на реку начался с посещения телеграфа, впрочем, против такого лёгкого изменения маршрута возражений не было, Катюша и Гриша благоговели перед механизмами, для них наслаждением было уже просто рядом с ними постоять. Служащий телеграфного отделения, Прокопий Максимыч, искренне обрадованный появлением почтенной публики, любезно принял телеграмму Якова Платоновича и даже, о, чудо из чудес, провёл для Гриши с Катей небольшую экскурсию, позволив им прикоснуться к загадочной машине. Стоит ли удивляться тому, что всю дорогу до реки Гриша с Катей только и говорили, что о телеграфе и тех перспективах (слово не очень понятное, но особенно любимое Прокопием Максимычем, а потому легко запомнившееся), что он открывает для сообщения с иными городами.
Речка Калиновка, славящаяся своим довольно непредсказуемым нравом, была признанным местом отдыха для жителей Затонска. Романтические парочки неизменно паслись на крутых берегах, отдавая особое предпочтение крутому обрыву, с коего обезумевшая от ревности госпожа Громова сбросила труп госпожи Кулешовой. В среде юных барышень считалось, что дух несчастной Татьяны Семёновны помогает в амурных делах, особливо, если просить её о помощи, стоя на том самом обрыве или сидя на скамейке, на которой госпожа Кулешова встретила свой конец. Семейные пары с чадами и домочадцами предпочитали отдыхать на песчаном пляже, специально обустроенном для достойного отдыха и купания. Каждый год городской голова, чьё семейство тоже очень любило отдых на воде, обновлял специальные ширмы, в коих дамы могли переодеться для купания, лежаки и даже зонты от солнца, дабы модницы не испортили благородную бледность лица плебейским загаром. Те же, кто имел потребность поразмыслить о бренности бытия, помечтать или же просто хотел освежить голову, гуляли по мосту. В Затонске считалось дурным тоном приставать с разговорами к гуляющим по мосту, для бесед стоило фланировать по берегу или спуститься на пляж.
Ранним утром на Калиновом мосту вообще никого, кроме одинокой девичьей фигурки не было, впрочем, пляж тоже пустовал из-за довольно прохладного ветра, так и норовящего насыпать песку в глаза осмелившимся бросить ему вызов. Впрочем, семейство Штольман не пасовало и перед большими трудностями, а потому порывов ветра ничуть не испугалось. Гриша и Катя с восторженными возгласами бросились к реке, Яков заботливо застелил лежак прихваченным из дома пледом, чтобы Анне было удобнее.
- Хорошо тут, - мечтательно вздохнула Аннушка и тут же вздрогнула, схватила мужа за руку, - смотри!
Девушка на мосту, видимо, заприметив что-то любопытное, подошла к перилам и облокотилась на них, слегка подавшись вперёд и тут же с пронзительным воплем полетела в воду, вместе с обломками неожиданно подломившихся перил. Анна вскочила на ноги, прижав ладонь к губам. Выросшая в Затонске Анна Викторовна прекрасно знала, что именно под мостом находился опасный омут с воронкой, выбраться из которой было очень трудно. Яков бросился к реке, на ходу сбрасывая сюртук и жилет, прыгнул в воду, ожегшую кожу холодом и сильными гребками поплыл к тонущей, чья потемневшая от воды голова мелькала меж барашков волн. Бороться с течением неизвестная даже не пробовала, как и уцепиться за плавающие вокруг деревяшки, нелепо взмахивая руками и лишь сильнее с каждым рывком погружаясь в воду. Штольману оставалось всего каких-то два гребка, когда девица окончательно ушла под воду. Яков сдавленно выругался, глубоко вдохнул и нырнул. В мутной воде, которую едва освещал льющийся сверху солнечный свет, всё казалось призрачно-размытым, но Яков Платонович заметил безвольную девичью фигуру, затягиваемую воронкой омута. Грудь следователя сдавило, изо рта вырвались пузырьки воздуха, устремляясь к поверхности. Яков прекрасно понимал, что, если он не вытащит утопленницу сейчас, потом этого уже совершенно точно не сделает, а потому нырнул глубже, перехватил железной рукой девичий стан и рванул наверх к столь желанному воздуху и солнцу, к Анне, которая, вне всякого сомнения, ждёт его на берегу (даст бог, благоразумия хватит в воду самой не соваться). Коварный омут не желал расставаться с такой близкой добычей, ледяными щупальцами обвивая ноги, спасаемая девица каменным мешком лежала на плече. Грудь горела от нехватки воздуха, Яков мысленно зарычал, рванулся изо всех сил и вырвался-таки из воды. Жадно полной грудью вдохнул, закашлялся до тошноты, чуть не выпустив из рук бездыханную девицу.