Отрицательный персонаж

Женские всхлипывания, доносящиеся из гостиной, прекратились минут через десять после их начала. Не знаю уж, насколько верно утверждение, что слёзы облегчают душевную боль и приводят лихорадочный разум в порядок, но Марине, похоже, это придало сил. После она несколько раз тихо (наверняка, чтобы не потревожить меня) проходила мимо спальни, дверь в которую была приоткрыта. Но один раз, самый первый, она застыла на пороге на несколько минут. Я просто затылком ощущал, как меня сверлят глазами. Каждый свой вздох я делал как можно аккуратней, как можно меньше набирал воздуха в лёгкие, тем самым указывая ей на мирный сон, – я просто панически боялся принимать участия в каких-либо истериках. Девушка оказалась большим молодцом, не озвучив в тот щекотливый момент ни одной неадекватной мысли, наверняка, крутящихся в её милой голове.

Стрелки настенных часов приближались к девяти вечера, дневной свет в комнате потускнел (всё это время я пролежал в полном сознании и практически в одном положении, отвернувшись лицом к окну). Вкусно запахло кофе. А через минут пятнадцать Марина зашла в спальню. Какое-то время она стояла неподвижно, судя потому, что от неё не исходило ни шороха. Но затем я уловил еле заметные звуки её воздушных шагов. Кровать подо мной слегка промялась – она села на край.

– Ты спишь? – негромко обратились ко мне.

Скрывать факт бодрствования было как минимум нелепо, ведь я испуганно вздрогнул в тот момент, когда девушка заговорила. Но ей не была оказана честь сиюминутным ответом. Мои панические мысли призывали к молчанию, к такому, что она, не добившись желаемого, вскоре уйдёт.

– Я знаю, что ты не спишь, – продолжила Марина. – Прости меня за тут идиотскую сцену. У меня в помыслах не было цели обидеть тебя. Просто… просто ты забыл… Раньше твои приступы были другими, ты всегда узнавал меня. Поэтому в этот раз я не сдержалась, я лишь хотела докричаться, напомнить о себе, чтобы ты вернулся, я хотела снова увидеть того прекрасного мужа, который всегда, в любую трудную минуту, был рядом… Прости, что наговорила всяких колкостей. Не могу объяснить даже себе, почему я не сдержалась, – она коснулась моей головы и приятно погладила. – Пожалуйста, не молчи. Мне сейчас очень больно.

Я обернулся и слегка отдалился от её нежной руки, которую она затем положила к себе на обнажённые колени. Не взирая на утомление и душевные распри, красота её лица сохранила прежние краски, может, дело было в её взгляде, что вновь светился любовью ко мне, но сейчас всё было по-другому, невзрослую любовь излучали её глаза, скорее материнскую, когда ты, невзирая ни на что, остаёшься верным тому охламону, что совсем не ценит того, отплачивая тебе грубостью.

– Я не держу зла, – ответил я. – Тем более на тебя. Ты, вероятно, очень хороший человек, раз решила разделить жизнь с таким слизняком, как я.

Она скептически покачала головой.

– Всё и вправду плохо, если ты даже забыл, кто ты есть на самом деле.

– Кто есть я?! Жалкий трус!

– Нет. Ты сильно ошибаешься, – говорила она спокойно, несмотря на мою экспрессивность. – Ты другой. Ты чистый и искренний.

Я усмехнулся, а затем с издёвкой заявил:

– Вы, вероятно, не в курсе, что этот чистый и искренний натворил тогда?

На долю секунды в глазах девушки появилась печаль, но затем они вновь прибрели былую мягкость. Она тронула мою руку и произнесла очень по-доброму следующие слова:

– Я знаю, что произошло с тобой. Тогда ты был сбившимся с пути мальчиком, который боялся своей непохожести на остальных, который испугался одиночества, который, плюнув на свои внутренние чувства, решил быть как все.

– Красивые слова. Но как по мне, именно я сделал тот выбор.

– Всё верно. Ты не машина, чтобы делать его всегда правильным. Ты человек, а значит, по сути неидеален. Ты человек, а значит, ты можешь признавать свои ошибки и делать всё необходимое, чтобы избежать их повторения. Ты давно заслужил прощения.

– Нет! – истерически вскричал я. – Ничего я не заслужил, пока эта тварь… – и тут я осёкся на полуслове.

– Что эта тварь? – как-то с подозрением спросила Марина.

– Да ничего. Просто я устал и несу всякий бред.

– Да уж. Денёк сегодня был не из лёгких для всех.

Зависла неловкая пауза. В тот момент я обдумывал, как бы быстрее отгородиться от этих неприятных разговоров и избавиться от неё. Но Марина, в свою очередь, наверняка, была не согласна с моими размышлениями.

– Ты не помнишь только меня? Или ещё что-то забыл? – поинтересовалась она.

– Не знаю, как там всё устроено в моей голове, – медлил я с ответом, тщательно взвешивая каждое слово, – но из неё вылетела не только ты.

В целях предотвращения очередного женского нервного приступа, я решил, ответить витиевато, решил, что Марине не обязательно знать правду с её пугающими масштабами.

– А что ты ещё не помнишь? – настаивала она.

– Как я могу это знать, если я об этом не помню.

– Согласна, – мелодично посмеялась она. – Я спросила какую-то глупость.

Снова возникла пауза. Я увёл взгляд в сторону, и всем своим видом показал, что не настроен на дальнейшую болтовню по душам. И это было ошибкой, – я упустил тот роковой момент, когда девушка стала приближаться. Её манёвр был стремительным. Когда же сознание того пришло, было уже поздно предотвратить поцелуй. Она коснулась рукой моей щеки и легко повернула к себе мою голову. А после её мягкие губы обнаружили застывшие мои. Я оторопел от подобного поворота. Дальше девушка буквально набросилась на меня, и придавила своим горячим телом к кровати. Она лихорадочно целовала теперь не только губы, но и остальные части лица, облизывала мочки ушей, спускалась к шее, а её руки не удовлетворились поглаживанием моих волос, но и позволяли себе трогать то, чем позволено владеть только самым близким – любовникам.

– Не нужно, Марина, – натужно сказал, оперевшись руками в её голенькие плечи.

Девушка меня словно не слышала, она продолжала свои завлекательные упражнения, доставляя мне тактильные удовольствия.

Вторая попытка по избавлению от неё была гораздо убедительней. Я оттолкнул девушку, применив ровно такую силу, чтобы никоим образом не ранить её женской гордыни.

– Марина, пожалуйста, прекрати, – неохотно сказал я, ведь мой случай прекрасно подходил под утверждение «и хочется и колется».

На какие-то мгновения девушка замерла, возвысившись надомной так, что кончики её пахучих волос ниспадали мне налицо. Но затем снова потянулась губами к моим губам. Я отвернулся. И для неё это стало бо́льшим аргументом прекратить нежность, чем применённая мной ранее физическая сила. Она неспешно слезла с меня и расположилась в относительной близи, подложив под себя ноги.

– Извини, я не хотела сделать тебе неприятно, – старалась она говорить взвешенно, но обида просачивалась сквозь искусственно выверенные слова.

– Нет-нет, – увидев её разочарование, сказал я. – Дело совсем не в этом. Ты очень красивая, любому было бы приятно твоё внимание. Просто мне как-то не по себе от всего этого.

– Я понимаю, – сказала она, трогательно опустив взгляд. – Ты завтра уезжаешь, и ты не говоришь, когда вернёшься. Вот я и подумала, что немного моей любви тебе как-то поможет вспомнить меня. Прости, я поступила эгоистично… Кстати, ты помнишь, что у тебя завтра поезд в десять вечера?

– Да.

– Ну конечно! Это ты помнишь, а меня забыл, – вздохнула она.

– Нет, ты неправильно всё поняла. Про поезд я узнал из того блокнота, – я указал рукой на комод, где тот и благополучно покоился. – Там я узнал и о тебе, но, к сожалению, по-настоящему вспомнить не смог.

– Ничего страшного, – печально сказала она. – Ещё есть время. Обязательно вспомнишь. Не сомневайся.

Я по-доброму усмехнулся:

– Я буду стараться.

– А теперь давай спать, – мило улыбнулась Марина.

Она поднялась с кровати и попросила сделать меня тоже самое, чтобы приготовить постель ко сну.

Всё было сделано быстро. Я не без доли робости разделся до трусов и залез под одеяло. Через минуту ко мне присоединилась и она.