Страница 5 из 9
– Я и есть тот Берхард Шефер, – продолжил старик, через минуту, – в которого вселилось сознание твоего друга Сашки. Точнее я и есть Сашка через семьдесят пять лет после своей гибели, потому что моё сознание полностью завладело телом Шефера. От немца остались только воспоминания. Поэтому я сейчас буду говорить от своего лица, от лица Сашки. Чтобы ты мне поверил, я могу рассказать про тебя все, что знал Сашка. Ну, адрес я пропущу, это слишком легко узнать в наше время. Так, минуточку…
– А вот, – после недолгой паузы, старик заговорил вновь, – я знаю, что ты потерял девственность с Танькой Курбатовой из параллельного класса. Это было в десятом классе в новогодние каникулы. Свою девственность, кстати, она потеряла ещё до тебя. Было такое?
Денис лихорадочно соображал, откуда старику известно про Таньку. Он точно помнит, что рассказал об этом только Сашке и то потому, что хотел посоветоваться с другом, как от неё отделаться. Та связь произошла абсолютно случайно, Денис был сильно пьян, Танька тоже. Ну, перепихнулись, с кем не бывает, тем более он у неё точно, не первым был. Можно даже сказать, она его сама к себе затащила, у неё предки к родственникам в деревню уехали. А после этого случая, вдруг посчитала его своим парнем, почти женихом. Оказывала ему всякие знаки внимания, даже пыталась обнимать, прямо в школе. Вот Денис и решил у Сашки совета спросить. Друг, кстати, ему помог. Стал оказывать Таньке знаки внимания, что-то щебетал ей на переменах и она постепенно от Дениса отстала. А потом, Сашка плавно, понемногу отошёл от девушки, а ей вдруг заинтересовался Зуев из десятого «А».
– Вчера ты лазил в туннели недалеко от храма, – продолжил старик, пока Денис соображал, откуда он знает про Таньку, – и нарвался на крыс. Уж это кроме вас двоих никто не мог знать. Ты сразу после неудачной вылазки зашёл в кафе, а сегодня мы уже вылетели в Калининград. Кстати я в кафе пришёл сразу после больницы и рассказал тебе о записке переданной Лосем. После этого мы с тобой практически не расставались до момента, когда Сашка попал в яму. Ну, надо ещё доказательств?
– Сашка? – Денис потрясённо уставился на старика, – но как? Как такое могло случиться?
– Не знаю Ден, – ответил старик своим скрипучим голосом, с Сашкиными интонациями, – я не стал тебя ждать, пошёл по коридору. Последнее что помню, нога не нашла опоры, пол провалился и почти сразу жуткая боль. Всё, из этого времени я больше ничего не помню. Очнулся, лежу на полу в полной темноте. Голова болит ужасно, а ещё грудь. Даже вздохнуть не могу от боли. Потрогал лоб, а у меня там рана, боль как током пронзила. Я вновь вырубился. Когда вновь очнулся, не знаю, всё та же темнота. Только в голове, кроме моих мыслей, ещё чьи-то крутятся. Воспоминания, какого то немца, солдата СС. Что за хрень думаю, хотя, «думаю» громко сказано. Башка гудит как колокол, попробовал сесть, не смог. Такая карусель в голове началась, что чуть опять не отключился.
– Думаю, где Денис и почему света нет, – старик скривил губы в подобии улыбки, – может за помощью побежал. Врач бы мне точно не помешал, а где мой налобный фонарь? Вновь осторожно потрогал рукой голову, ничего похожего, волосы все слиплись. Что это кровь, моя кровь, догадаться не сложно. Ладно, думаю, полежу спокойно, всё равно встать не смогу, скоро помощь подоспеет. Тут на меня чужие воспоминания и накатили. Берлин, я почему-то точно знал, что это именно он. Разрушенные бомбёжкой здания. Молодые солдаты, только что надевшие форму, строем проходят по улице в сторону вокзала. На тротуаре провожающие. Ещё не старая, но уже седая женщина, это моя мама, а рядом Эльза, это моя невеста.
– Я так и не успел с ней вступить в близость. Воспитанная строгими родителями она не представляла, что можно отдаться мужчине до свадьбы. Чёрт, что за ерунда в голову лезет. Дамы спешат по тротуару вслед колонне новобранцев. Дальше мы садимся в поезд, который ещё долго стоит у перрона, но нас уже не выпускают. Я проталкиваюсь к окну и вижу своих любимых женщин. Они беспокойно переводят взгляд с одного окна на другое и наконец, замечают меня. Прощальные взмахи рук, воздушные поцелуи…
– Остальные воспоминания я пропущу, – продолжил старик, тяжело вздохнув, – ты знаешь Ден, пока я там лежал в темноте, передо мной как в кино промелькнула вся недолгая жизнь Берхарда. Молодого немца, на тот момент нашего ровесника, ему тоже было двадцать. Личные воспоминания к нашей истории не относятся, поэтому я их пропущу. Это был реально нормальный парень. Его вины нет, что его мобилизовали, и он попал на Восточный фронт. Выбор, в то время, у простых немцев был невелик, либо на фронт, либо в лагерь. Хотя, если бы он выбрал лагерь, то возможно остался жив.
– Седьмое апреля тысяча девятьсот сорок пятого года, русские войска под командованием маршала Василевского начинают штурм Кёнигсберга. Воины ваффен СС под командованием штурмбанфюрера Фишера занимаются срочной погрузкой ценностей. Нужно успеть вывезти их из осаждённого города, пока русские не замкнули кольцо. Фишер злой как собака. Беспрерывно ругает и торопит подчинённых. Он боится, – старик презрительно поморщился, – до спазмов в желудке, до холодного пота, выступающего на лбу под козырьком фуражки. Проклинает про себя коменданта генерала Лаша, который дотянул эвакуацию ценностей до наступления русских.
– Мы грузим последнюю машину, – тяжело дыша, продолжает старик, как будто и в самом деле тащит тяжёлый ящик, – нас восемь солдат и два обершарфюрера Майер и Нойманн. Они не участвуют в погрузке, стоят, наверху, охраняя машины. Первая машина загружена под завязку, водитель, чертыхаясь, заглядывает под кузов, глядя на выгнувшиеся в обратную сторону рессоры. Водитель второй машины, принимает у нас ящики и расставляет их в кузове. Он тяжело вздыхает и укоризненно косится на Фишера, но не рискует, что-то сказать. Майор не в том состоянии, чтобы слушать ефрейтора. Артиллерийская канонада отчётливо слышна на окраинах города. Однако вести перегруженную сверх всякой меры машину ему, а не майору.
– Солдаты, – произносит майор, как будто подслушав мысли водителя, – это последняя ходка. Ещё четыре ящика и всё, уезжаем.
– Бойцы украдкой с облегчением вздыхают. Стараясь быстрее убраться, из чёртова города, мы даже прибавили шаг, спускаясь в подвал. Проходим по центральному коридору, сворачиваем в отнорок, проходим по деревянному мостику и попадаем в хранилище. Да, Денис, – горько усмехнулся старик, – мы знали про замаскированную ловушку, Фишер предупредил. Сказал, чтобы с мостика ни на шаг, иначе капут. Мостик широкий, сколоченный из трёх толстых досок. Он занимал почти половину ширины узкого коридора. В принципе, никто с него и не собирался сходить, просто любопытный Густав в самом начале спросил, зачем посреди коридора, выложенного плиткой, лежат какие-то доски. Вот тогда майор и сказал, чтобы ничего не трогали, а наступали именно на доски.
– Мы уже почти взяли ящики, когда сзади, поэтому самому мостику, затопали торопливые шаги. Что за ерунда мы все здесь, кого ещё там несёт? В хранилище быстро вошли Майер и Нойманн, с автоматами в руках, следом майор Фишер, расстёгивая на ходу кобуру. Загрохотали выстрелы. Под землёй, в сравнительно небольшом помещении, грохот был ужасный. Впрочем, Берхард слышал его совсем не долго. Сильный удар в грудь. Он не смог устоять и начал падать на спину. Настигший падающего солдата рывок, чуть не оторвал ему голову. В глазах вспыхнул ослепительный салют, яркостью напоминающий электросварку. Всё это длилось доли секунды. Падения тела на пыльный пол роттенфюрер уже не почувствовал. Вот так погиб Шефер, – тяжело вздохнул старик.
– Его что, свои же застрелили? – потрясённо спросил Денис.
– Да Ден, майор Фишер решил, что несколько ящиков золота дороже восьми солдат, ведь машины действительно не безразмерные. Берхард слышал, что Фишер собирался куда-то в Польшу, там должны были перегрузить ценности на поезд и везти в Германию. А может майор решил присвоить всё себе, ведь только полный идиот бы не понял, что война уже проиграна. Возможно, взял Майера и Нойманна в долю, поэтому они спокойно расстреляли своих товарищей. Там в хранилище, – старик кивнул головой в сторону ямы, где лежало тело Сашки, – семь трупов. Впрочем, они уже давно превратились в мумии, или даже скелеты. Здесь наверняка есть крысиные ходы, а крысы ни за что не дадут пропасть такому количеству дармового мяса.