Страница 7 из 11
Сталин не предвидел масштабов кризиса. Вместе с тем история казахского голода должна заставить нас пересмотреть ряд допущений по поводу сталинизма и связанного с ним насилия. Сталинское правление в Казахстане часто представляется иным, не таким, как на западе СССР: называется хрупким и даже отсутствующим. Историки отмечают, что сталинское насилие в первую очередь отрабатывалось в западной части СССР, но эта книга показывает, что спектр насилия при Сталине был шире, чем считалось раньше88. Восток СССР тоже генерировал важные методы контроля над обществом и обменивался опытом управления населением с западом страны. При этом, когда Сталин начал свою жестокую политику, приведшую к казахскому голоду, он, видимо, не следил за развитием событий в Казахстане столь же внимательно, как за тем, что происходило в главных зерновых регионах, таких как Украина. Согласно журналу посещений Сталина, Голощёкин за весь период своего руководства в Казахстане встречался с ним всего дважды, и мало кто в ближнем кругу Сталина имел хорошее представление о республике89. Когда началась коллективизация, Измухан Курамысов (Ізмұхан Құрамысов), заместитель Голощёкина с 1929 по 1931 год, шутил, что некоторые московские руководители даже не могут показать Казахстан на карте. Другие, как он отметил, регулярно путали «казахов» и «казаков»90.
Казахский голод ставит под вопрос и некоторые из наших представлений о сталинских иерархиях. Советское общество часто видят как иерархию страданий, в которой никто не страдал больше, чем заключенные в ГУЛАГе91. Но голодающих казахов согнали с их земли в Центральном Казахстане прямо в разгар голода, чтобы очистить место для строительства Карагандинского исправительно-трудового лагеря (Карлага), и они умирали от голода и болезней у самых ворот лагеря, в котором трудились заключенные. Казахский голод служит примером того, как многие, очень многие советские граждане сгинули в годы сталинского правления – не за стенами лагерей, не в массовых расстрелах Большого террора, а в канавах и покинутых деревнях, от голода, вызванного коллективизацией92.
Почему казахи не сопротивлялись? И почему местные руководители продолжали осуществлять столь разрушительную политику? Как показывает эта книга, многие казахи сопротивлялись. В Казахстане, как и в других регионах, пострадавших от голода, в годы коллективизации были массовые восстания, и властям пришлось приложить немало усилий, чтобы их подавить. Мотивация местных руководителей могла быть самой различной. Некоторых принудили к сотрудничеству запугиванием. Другие стремились сделать карьеру в партии. Третьи верили в дело коммунизма, например Шафик Чокин (Шапық Шокин), казах, родившийся в крайней бедности и ставший президентом Академии наук Казахстана. В юности Чокин был представителем режима и в годы голода занимался конфискацией зерна и другого имущества казахов. Его действия получили высокую оценку начальства, и он поступил в Среднеазиатский институт инженеров и техников ирригации (САИИТИ) в Ташкенте (Узбекистан). Там он встретил казахских беженцев, умиравших от голода на городских улицах. Тем не менее Чокин впоследствии вспоминал: «Кто бы мне сказал тогда, что голод дело и моих рук, я не только бы не поверил, но и посчитал за оскорбление, мерзкую клевету». И заканчивал так: «Был уверен: мы несем не просто новый уклад, но и новую, самую справедливую модель жизни»93.
Данное исследование опирается на источники и историографию на русском и казахском языках, собранные в ходе длительного полевого исследования в Казахстане и России, включавшего работу с документами в бывших партийных и государственных архивах в Алматы и Москве, а также в региональных архивах в Алматы и Семее. Задействован широкий круг опубликованных источников, в том числе выдержек из газет, этнографических описаний и сельскохозяйственных журналов. Многие из этих материалов, включая и документы бывшего партийного архива в Казахстане (теперь известного как Президентский архив), а также казахскоязычные источники, почти не использовались западными учеными94. Эти материалы проливают свет на ряд неизученных аспектов казахского бедствия. Архивные документы показывают, что Сталин был в курсе страданий казахов – ему об этом сообщали несколько раз, в ключевые моменты голода, – а кроме того, демонстрируют жестокость режима в отношении голодающих беженцев-казахов. Знакомство с исследовательской литературой на казахском языке позволяет начать диалог о голоде с казахстанскими учеными, многие из которых публикуются исключительно на казахском, а не на русском. Изучение же таких казахскоязычных источников, как устные рассказы, дает возможность услышать голоса тех, кто пережил голод, – голоса, которые практически не слышны в архивных источниках или мемуарах.
Последний пункт очень важен и показывает ряд важнейших методологических различий между исследованиями казахского голода и некоторых других преступлений сталинского режима, таких как система лагерей, система спецпоселений или даже украинский голод. В случае казахского голода подавляющее большинство жертв были неграмотны, а такие источники, как прошения, на которые историки привыкли опираться, чтобы получить картину происходившего, попадаются крайне редко. Многие исследователи собирали воспоминания об украинском голоде, чему отчасти способствовало расследование украинского голода Конгрессом США в 1980-е годы95. Аналогичная деятельность по сбору свидетельств о казахском голоде была гораздо более ограниченной и в целом началась намного позже, когда в живых оставалось уже гораздо меньше людей, переживших голод96. К моменту взятия интервью многие из них, в годину бедствия бывшие маленькими детьми, уже находились в преклонном возрасте и с трудом вспоминали события, связанные с голодом97. После крушения Советского Союза стали доступны многочисленные мемуары, дневники и письма людей, переживших украинский голод или ГУЛАГ, но не казахский голод98. Отчасти причиной этому была разница в уровне грамотности: процент тех, кто мог описывать события по мере их развертывания, был среди казахов существенно ниже. Но, вероятно, свою роль сыграло и более сдержанное отношение к теме голода в современном Казахстане. Тем не менее, создавая настоящую книгу, я стремилась по мере возможности учитывать и собственно казахские источники.
Основанная в том числе на архивных документах и этнографических исследованиях Российской империи и Советского Союза, эта книга обращает особое внимание на трудности, связанные с рассмотрением жизни кочевников через призму оседлого мира. Многие российские и советские чиновники считали поселение казахов на землю «правильным» с эволюционной точки зрения, частью поступательного движения истории, и приветствовали подобную перспективу. Эти чиновники были склонны изображать Российскую империю или Советское государство единственным движителем перемен в жизни кочевников, «современным» оседлым обществом, которое вступило в контакт с «отсталым» кочевым миром. Однако эти наблюдатели обратили внимание и на некоторые изменения в кочевой жизни, произошедшие до запуска Советским Союзом форсированной коллективизации в 1929–1930 годах, на те изменения, важную роль в которых сыграли экологические и экономические факторы. Более того, некоторые из этих изменений, произошедших до коллективизации, не были чем-то новым: например, растущая роль земледелия в жизни кочевников-казахов наблюдалась на протяжении долгого времени, по мере того как кочевники приспосабливали свои методы скотоводства к политическим и экологическим трансформациям. Будучи попыткой понять кочевую жизнь казахов, настоящая книга содержит анализ самих категорий, которые создавали чиновники (таких, как «полукочевой»), и выявляет, чтó эти категории могут рассказать о жизни кочевников, а также о взглядах на кочевой мир, превалировавших в Российской империи и Советском Союзе.
88
Тимоти Снайдер подчеркивает важность «кровавых земель» – региона между Россией и Германией, где власть удерживали Гитлер и Сталин (Snyder Т. Bloodlands: Europe Between Hitler and Stalin. New York, 2010; рус. пер.: Снайдер Т. Кровавые земли. Европа между Гитлером и Сталиным. Киев, 2015).
89
Возможно, в журнале посещений Сталина отмечены не все его встречи, поскольку за период с 1924 по 1927 год записи являются фрагментарными. Тем не менее здесь указано, что за время пребывания Голощёкина в должности секретаря ЦК Компартии Казахстана Сталин и Голощёкин встречались дважды: 28 июля 1928 и 17 сентября 1932 года. Также возможно, что Голощёкин встречался со Сталиным во время посещения им Сибири в 1928 году. В любом случае редкость их встреч впечатляет. О записях журнала посещения Сталина см.: На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924–1953 гг.). Справочник / Науч. ред. А.А. Чернобаев. М., 2010.
90
7-я Всеказакская конференция ВКП(б): Стенографический отчет. Алма-Ата, 1930. С. 48–49.
91
Уделяя особое внимание Карлагу в Центральном Казахстане, Стивен Барнс утверждает, что узники лагерей были наименее важными членами советского общества (Barnes S.A. Death and Redemption: The Gulag and the Shaping of Soviet Society. Princeton, 2011. Р. 42).
92
Николя Верт подчеркивал исключительную важность случаев рукотворного голода 1930-х годов в более широкой картине коммунистического насилия. См.: Werth N. Keynote Address for the Holodomor Conference. Harvard Ukrainian Institute, 17–18 November 2008 // After the Holodomor: The Enduring Impact of the Great Famine on Ukraine / Eds. A. Graziosi, L.A. Hajda, H. Hryn. Cambridge, MA, 2013. P. xxx–xxi.
93
Чокин Ш. Четыре времени жизни: Воспоминания и размышления. Алматы, 1992, репринтное издание 1998. С. 27.
94
Из тех книг западных ученых, что посвящены казахскому голоду, лишь в одной – Kindler R. Stalins Nomaden (рус. пер.: Киндлер Р. Сталинские кочевники) – широко используются материалы Президентского архива. Хотя работа Киндлера была опубликована раньше моей, в 2014 году, тем не менее мы проводили наши исследования независимо друг от друга, и моя диссертация, на которой в большой степени основана настоящая книга, была закончена в 2010 году, раньше, чем диссертация Киндлера, завершенная в 2012-м.
95
US Commission on the Ukrainian Famine, Investigation of the Ukrainian Famine.
96
Исключением из этого правила является уже упоминавшийся сборник устных сообщений, записанных в 1991 году: Қызылдар қырғыны.
97
Лишь в 2008 году начались попытки собрать устные воспоминания людей, выживших во время казахского голода. См.: Трагедия казахского народа: Сборник документов и материалов. Голод 20-х, 30-х годов ХХ века в Казахстане / Ред. М. Тахаева. Алматы, 2010.
98
Из этого правила есть лишь несколько исключений: Чокин Ш. Четыре времени жизни; Шаяхметов М. Судьба: Документальная повесть. Алматы, 2002. Англ. пер.: Shayakhmetov М. The Silent Steppe.