Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 6 из 12



В мгновение ока телефонная трубка оказалась возле уха.

— Да, слушаю. — Раздался в динамике хорошо знакомый голос, который я, если честно, очень рад был услышать после всего, что мне пришлось пережить за эти дни.

— Дамир, ну здравствуй!

— Сергей?! — Его тон сразу изменился, как у женатого мужчины, которому посреди семейного праздника позвонила любовница. — Какого… что тебе нужно?

— Хм, — я был слега сбит с толку такой реакцией. Неужели, он обиделся из-за нашего последнего разговора? — Да вот, позвонил узнать, как дела у тебя, что слышно в вашем Управлении, да только ты, похоже, не особо рад меня слышать.

— Э-э-э, вообще-то да, не рад. Вокруг тебя сейчас заваривается очень серьезная каша, так что ты уж не обессудь, но я не хочу в этом участвовать, лады?

— М-да, уж от кого, но от тебя не ожидал… — я не поверил услышанному. Почему-то никогда даже представить не мог, что Галиуллин так может мне ответить.

— А чего ты ожидал, Сергей?! Ты же о других никогда не подумаешь, не так ли? Сколько раз за эти дни я пытался до тебя дозвониться, выяснить, жив ли ты вообще, а ты?

— А что я? Разве я тебе не отзванивался периодически?

— Какой «периодически»? — В голосе Дамира зазвучали гневные нотки. — Позвонил один раз, хрен знает сколько дней назад, и кинул трубку посреди разговора?

Блин, все-таки обиделся. И чего это он? Раньше я за ним подобной тонкой душевной организации не замечал. Может, старость нежданно наступила?

— Слушай, Дамир, если ты из-за… — я начал было оправдываться, потому что действительно не желал обижать этого человека, которого я считал если не другом, то уж заслуживающим доверия приятелем точно, но он меня перебил.

— Да не только «из-за», Сергей! — Вот уже второй раз он назвал меня полным именем, да еще и делая на нем какой-то странный акцент, хотя раньше предпочитал более панибратские варианты типа «Серый» или «Серёга». — Ты пойми, я не хочу заиметь проблем по службе из-за твоих приключений, ага? Мне-то годков уже немало, за сорок перевалило, я ничего другого делать и не умею, я всю жизнь под погонами. Если меня из-за тебя попрут, то куда я пойду? Охранником? Или в киоск на углу своего дома устроюсь, чтоб пиво малолеткам после одиннадцати продавать?

— Да что ты завелся? — Я сидел в полном шоке от того, какой шквал на меня обрушился от того, от кого я этого совсем не ждал.

— Чего я завелся? Да ничего! Я же говорю, ты о других не думаешь, тебе на все вокруг плевать. Ты не думаешь, что я жениться хочу, семью завести, нормальную такую ячейку общества, чтоб все как у людей было? Нет, не думаешь! И теперь просто звонишь мне, пытаясь выведать, как дела в моем Управлении. Забудь! Забудь, Секирин, мой номер и не звони мне. Я достаточно был с тобой откровенен?!

— Вполне… — я поджал губы и собирался завершить звонок, но все же услышал еще одну фразу:

— И ничего личного Секирин, но о твоем звонке мне придется доложить…

Сброс.



Настроение стремительно упало на непостижимую глубину, по сравнению с которой и Марианская впадина покажется не более чем придорожной канавкой. Ну какая муха его укусила? За какие-такие заслуги он вылил на меня такой ушат помоев? При чем тут его женитьба и семья, которых еще и нет даже в проекте… стоп, что? Женитьба? А давно ли Дамир идеей жениться загорелся? Даже в нашу последнюю встречу в «Стекляшке» он не удержался, чтоб не помянуть про все те проблемы, которые женщины привносят в жизнь холостого мужчины. Разумеется, он весьма прозрачно намекал на мой роман с Викой. И тут вдруг убежденный сорокалетний холостяк заявляет мне про намерения создать, как он там сказал? Ячейку общества?

Мысли закипели в голове, словно вода в кастрюле с пельменями. С самого начала этого разговора Дамир вел себя не просто несвойственно, а как-то неестественно и даже истерично. Мог ли человек, которого я знаю долгие годы, так резко поменяться за какие-то несколько недель? Теперь уж и не знаю…

Или, все же, он пытался мне что-то сообщить? Но что? Блин! Как же я не догадался на этот телефон накатать программку для записи разговоров, теперь придется все по памяти восстанавливать…

Итак, первая странность — он сразу назвал меня полным именем, хотя ранее за ним этого не замечалось даже в первые дни нашего знакомтсва. Дальше, его внезапно проснувшееся желание стать семьянином. Вот хоть режьте меня, хоть стреляйте, но не верю я, что Галиуллин за столь короткий срок так кардинально изменил свои взгляды на жизнь. Наоборот, он всегда подчеркивал, что слишком инфантилен во многих бытовых аспектах, и что ни одна женщина не способна вытерпеть его дольше полугода. Он был женат на своей работе, и ему всегда хватало мелких непродолжительных интрижек с красавицами, младше его лет на десять, а то и пятнадцать, которыми он нередко передо мной хвастался. Было дело, он меня даже зазывал куда-нибудь «оттопыриться», как он выразился, да «склеить» парочку девчонок, но после N-ного отказа махнул рукой на такого неисправимого меня и перестал.

А теперь — свадьба, жена, дети, и чтоб все как у людей? Черт, что же он там еще говорил? Что-то про киоск… точно! Так и сказал: «В киоске на углу дома малолеткам пиво продавать после одиннадцати». Пусть меня зомби покусают, если это не было шифром!

Нервно глянув время на экране телефона, я с почти досадой отметил, что до одиннадцати вечера еще очень и очень долго. Стоп. А почему я решил, что он говорил про вечер? И сам же себе ответил — так днем он ведь на службе, причем, зачастую и в выходные. Значит, логично предположить, что речь о вечере.

Усадив одного из ходячих мертвецов за руль авто, погнал на другой конец города, в Люберцы, где Дамир жил последние лет, наверное, десять. Я бывал у него неоднократно, так что прекрасно помнил и нахождение дома, и подъезд. А через полтора часа лично убедился, что и кисок на углу действительно есть, просто я на него внимания особо не обращал в свои прошлые визиты.

Ну, что ж, скрашу себе длительное ожидание сном. Прошлая ночь снова была полна беготни и заполошной езды, так что чувствовал я себя ничуть не лучше, чем вчера. Как бы даже не хуже.

Завалившись на задние сидения и накрыв лицо от света капюшоном своей многострадальной олимпийки, которую я так и не удосужился не то что сменить, а даже постирать, ощущая себя каким-то бездомным бомжом, я провалился во мрак своего разума. Слава богу, что хоть в этот раз я уснул без сновидений…

Глава 3

Проспал я так долго, будто организм пытался обратно вырвать весь тот сон, который ему причитался за эти дни. За окнами автомобиля уже стемнело, горели фонари и мелькали в просвете между домов зажженные фары других машин.

Поднялся я до ужасного разбитым и помятым. Голова ощущалась, как набитая ватой, а привкус во рту был таким, словно я всю ночь пил из ржавой лужи под эстакадой. Да-а уж, дневной сон по мне прошелся с неумолимостью и безжалостностью гусеничного танка, хоть и не ложись спать вовсе.

Сколько там времени натикало? Ого! Двадцать один час и пятьдесят минут! Ну и горазд же я! Неудивительно, что меня так расплющило.

Отправив одного мертвеца в киоск за Колой, я принялся ждать назначенного срока, внимательно рассматривая каждую фигуру, что подходила к этой маленькой торговой точке. Чем ближе подбиралась часовая стрелка к одиннадцати вечера, тем сильнее меня одолевал страх того, что я неправильно понял Дамира, и он на самом деле послал меня далеко и надолго. Само по себе, конечно, это не смертельно для меня, но чисто по-человечески было бы до ужасного обидно…

И вот, как только на экране телефона загорелись заветные «двадцать три ноль-ноль», я вперился в этот чертов киоск, будто утопающий в проплывающий мимо сухогруз. В каждом прохожем я пытался разглядеть характерную сутуловатую походку Галиуллина, но всякий раз с каким-то глупым сожалением понимал, что это не он.

Спустя десяток минут, я уже почти забросил изображать из себя Хатико, и не вскидывался каждый раз при чьем-либо приближении. Постепенно начинала крепнуть мысль о том, что я просто нафантазировал себе всякого, пытаясь держаться за тот образ человека, каким видел Дамира. И когда я собирался уже отдать зомби приказ уезжать из этого двора, в неярком холодном свете подъездного светильника мелькнул очень знакомый силуэт. Приглядевшись, я не смог удержаться и не расплыться в широкой глуповатой улыбке. Как же я рад, что не ошибся на его счет!