Одержимость

Владислава молчала все время и заговорила только, когда я поднялся из кресла и достал свой кошелек, чтобы рассчитаться с ней за стрижку.

– Сегодня вам пришлось ждать, – сказала женщина, передавая сдачу. – Такое бывает часто. Впрочем, раз на раз не приходится. Вот, вам моя визитка, – передавая карточку, она как-то странно улыбнулась. – В следующий раз можете заранее позвонить, и я вам назначу на определенное время.

Я поблагодарил ее и вышел. Новая наша встреча, как уже можно догадаться, состоялась ровно через два месяца. В середине февраля. В тот день утром я позвонил по номеру телефона на визитке, а два часа спустя пришел в салон. Как и в первый раз, она была одна, чему я обрадовался. Эта женщина, казалось, просияла при моем появлении. Все повторилось. Я сел в кресло, поглядывая в зеркало на суетящуюся парикмахершу и думая лишь о том, как бы ее разговорить на тему, которая интересовала меня. Но, увы, ничего не приходило в голову. Поработав машинкой, она отложила ее в сторону и, взяв в руки ножницы, посмотрела на меня в зеркало и заговорила первой.

– Вы – учитель? – спросила она.

– В общем, да. Преподаватель, если быть точнее. Работаю в высшей школе. А как вы узнали?

– Еще тогда, когда прошлой осенью вы позировали мне в сквере, я подумала про себя: «Он должно быть учитель!»

– Да, неужели? – я был немало удивлен ее ответом. – А по каким же признакам вы это определили? Что, у меня мел на рукавах был?

– Нет, мела я не заметила, – засмеялась она. – Но у вас лицо такое… серьезное, что ли. Вы явно привыкли думать. И эта худоба…

– На самом деле, учителем я стал совсем недавно, а до этого… – я запнулся. – Впрочем, какая разница? А что касается худобы, – с детства у меня такое телосложение. Возможно, последствие рано перенесенной тяжелой болезни.

Остригая волосы с моей головы, она продолжала расспрашивать меня:

– А чему же вы учите своих детей?

Я на мгновенье задумался и потом отвечал:

– Детей, то есть студентов, я стараюсь учить тому же, что и учительница из кинофильма советских времен: «Думать, хотя бы самую малость, и иметь обо всем свое собственное суждение!». Наверное, всякий хороший наставник должен учить именно этому…

Владислава улыбнулась, вспомнив фильм, о котором я упомянул (еще бы – его ведь показывают на каждый Новый год!).

– А как насчет личной жизни? – спросив это, она остановилась и в упор посмотрела в зеркало, встретившись со мной взглядом. Я сразу помрачнел.

– Я не женат, если вы об этом…

– Вам тоже не повезло? – она смущенно потупилась. – Я имею в виду, как герою Мягкова из того фильма?

– Я бы не хотел говорить на эту тему, – резко отозвался я. – Может быть, теперь моя очередь задавать вопросы? Когда я у вас тут давеча был, заметил кое-что необычное. Я потом много думал об этом, строя всевозможные догадки… – говоря эти слова, я с удивлением стал замечать, как меняется ее лицо. Владислава побледнела, у нее даже руки затряслись. Честно говоря, меня это слегка напугало, и я остановился.

– Ну, что же вы замолчали? – дрожащим голосом проговорила эта женщина. – Не хотите задать свой вопрос? Ведь только из-за любопытства вы ходите сюда, не так ли?

– Не только, – как бы оправдываясь, отвечал я. – Но и поэтому тоже… Если вы не хотите говорить на тему Норд-Оста, я не вправе настаивать. Это ваше личное дело…

Она некоторое время молчала, – при этом у нее был крайне расстроенный вид, потом, как бы собравшись с духом, выпалила:

– Я была там…

– В те дни?

Она утвердительно качнула головой.

– С родителями?

– С матерью. Отца я потеряла еще раньше – он погиб в Чечне в 2000 году.

– А мама ваша, – заговорил я осторожно, – так понимаю, она…

– Она задохнулась, – с трудом сдерживая рыдания, отвечала Владислава. – В тот день она умерла, а я выжила… Вот, только зачем?

Она вдруг бросила ножницы и, закрыв лицо руками, выбежала за ширму. Я остался один, сидя в кресле, с повязанным на шее фартуком, весь в волосах и не до конца подстриженный. «Довел до слез бедную женщину!», – говорил я про себя, раскаиваясь в содеянном. Вскоре появился очередной клиент, интересуясь, где же мастер, а я не знал, что ему ответить. Потом женщина, вытирая рукавом слезы, появилась из своего укрытия, чтобы закончить начатое дело. В тот день мы расстались, больше ни слова не сказав друг другу.

Глава вторая. Надпись на стене

В начале марта, кажется, случилось это происшествие, которое, по большому счету, ко мне никакого отношения не имело, но, так уж вышло, что я оказался вовлеченным в его расследование… Была середина недели. В то будничное утро хлестал косой дождь (такая погода держалась уже несколько дней подряд), и я под зонтом шел на работу, но все равно промок до нитки. Настроение – под стать погоде, а тут, как назло, с самого утра надо лекцию читать перед большой аудиторией!

Стоя у трибуны и подглядывая в свой конспект, я проговорил минут пятнадцать или двадцать, после чего, по своей привычке, начал перекличку, – с целью контроля посещаемости. Зал тотчас же пришел в движение, – как всегда, заводилами выступили задние ряды. Но едва я приступил к списку с фамилиями студентов, как увидел вошедшую в аудиторию девушку – это была секретарь из приемной нашего учебного заведения. Она поднялась к трибуне и тихо сказала мне:

– Вас вызывает директор…

Я на мгновенье растерялся:

– Прямо сейчас?

Она кивнула в ответ.

– Это и в самом деле так срочно, или может подождать до перерыва?

Эта девушка ничего мне не ответила, однако, ее лицо приняло столь серьезное выражение, что я сдался и последовал за ней, – прямиком в кабинет начальницы (директором вуза была женщина). Оказавшись в этом кабинете, где в последний раз мне доводилось быть во время своего трудоустройства, я поздоровался с этой женщиной и сразу же заметил, что она не одна – в помещении находился какой-то незнакомый человек. Он поднялся мне навстречу, на ходу открывая свое удостоверение.

– Капитан полиции Иванов, – представился он.

– Я оставлю вас, – сказала директриса, проходя мимо меня. Я же с недоумением рассматривал удостоверение сотрудника правоохранительных органов и, возвращая его назад, осведомился:

– Чем обязан вам?

– Мне говорили, что вы большой специалист в области мировой истории, а, кроме того, знаете несколько языков. Это так? – спросил капитан по фамилии Иванов, и в его пристальном взгляде я прочел какое-то недоверие.

– Ну, не будем преувеличивать! Не такой уж я и большой специалист, а что касается языков, – мои успехи еще более скромные. Английский и китайский – на среднем уровне, и совсем немного…

Я не докончил, он перебил меня:

– А как насчет старославянского?

В первый миг я несколько растерялся, но потом нашелся:

– Как вам сказать? Мне доводилось изучать древнерусские летописи, и я, конечно же, со старославянской лексикой знаком. Впрочем, там нет ничего такого сложного… А к чему этот вопрос?

– Да, вы садитесь, господин Арсеньев, – обратился он ко мне как-то совсем неучтиво. – Нам с вами долгий разговор предстоит!

Тогда я сел на стул, а он пододвинул свой чуть ли не впритык к моим ногам и заговорил так, как, наверное, ведут допрос подозреваемого в совершении преступления.

– Где вы были в этот понедельник около десяти часов вечера?

Его выражение лица и грубость произнесенной фразы заставили меня вздрогнуть.

– А к чему этот вопрос?

– Отвечайте! – вдруг резким тоном проговорил он.

– Где я был в понедельник? – я запнулся, с трудом соображая. – Как и всегда, по вечерам в это время дома – смотрел телевизор…

– И кто-нибудь это может подтвердить?

– Ну, не знаю… Я живу один.

– Стало быть, алиби у вас нет.

– Какое алиби? В чем, собственно, дело? – проговорил я раздраженно.

– Дело в том, что в понедельник вечером в нашем городе произошло убийство…

– А я тут причем?