Страница 25 из 130
Когда девушка закончила и тоже вышла подышать свежим воздухом, то лицо ее было похоже на маску. Через пару минут молчания она предложила Ашу помыться перед дорогой, так как подобный шанс предоставился бы им еще нескоро. В сарае стояла большая деревянная бадья, куда они вдвоем натаскали нагретой воды. Преподаватель первым окунулся в горячую ванну. Определенно, это было именно то, чего ему не хватало все дни их путешествия. Голова сразу стала легкой и чистой, а дурные мысли исчезли без следа, оставляя лишь приятную слабость во всем теле. Он почти час отмокал в бадье, стараясь отвлечься от невеселых мыслей.
После купания профессор, обернувшись в простыню, остался сидеть на крыльце дома. Ему не хотелось одному находиться в маленькой комнате, где за занавесью лежало тело умершей. А на улице стоял приятный вечер, наполненный запахами уходящего лета — горечью луговых трав и терпким ароматом дикой яблони. Чистое распаренное тело остывало, обдуваемое свежим ветром. И в эту минуту Аш поймал себя на мысли, что он рад, как все сложилось. Еще никогда жизнь не казалась ему такой насыщенной. Каждый день приносил с собой новые знакомства, открытия или уроки. Да, несправедливость властвовала по всех уголках Залмар-Афи, но мужчина ценил те крупинки человеческой доброты, что он находил в окружающей его действительности.
Он сидел долго. Лантея уже успела наполнить себе бадью и помыться. Из сарая она вышла укутанная в простыню, как и ее спутник, и села на ступеньки рядом. На мгновение профессор залюбовался белизной ее кожи, напоминающей мрамор. Краска совершенно сошла с волос девушки, полностью обнажив седину. Теперь это была та самобытная красота, какой обладала кувшинка, распускающая белоснежные лепестки на темной поверхности озера.
— Я хотела поблагодарить тебя, — нарушила молчание хетай-ра.
— За что?
— За то, что посоветовал тогда не вступаться за погорельцев в Зинагаре. Я слишком поздно поняла, насколько ты был прав.
— Я рад, что ты вовремя ушла с площади. Действительно рад, Тея, — мягко произнес профессор.
— И еще за то, что согласился на мое предложение пойти в пустыни. Хотя оно и выглядело тогда сумас…сумаб…суброд… Тьма!
— Сумасбродным? — подсказал Ашарх, скрывая легкую улыбку. — Оно и сейчас таким выглядит.
— Знаю, — Лантея тяжело вздохнула. — Но больше всего я благодарна тебе за то, что помог мне сегодня ночью. Если бы я оказалась одна рядом с тетей в эти часы, то, наверное, сошла бы с ума от отчаяния. Она была моим самым близким созданием.
— Неужели у тебя на родине не осталось родителей, братьев или каких-нибудь друзей? — ненавязчиво спросил профессор, срывая травинку и засовывая ее себе в рот.
Ашарх сочувствовал Лантее: он видел, что смерть Чият далась ей очень нелегко. Но гнойный нарыв лжи, который зрел с момента их встречи в Италане, необходимо было вскрыть. Если хетай-ра бы соврала своему спутнику даже в такой мелочи, как наличие матери и сестры, то профессор намеревался сразу же вывести ее на чистую воду с помощью дневника.
— В Бархане, откуда я родом, живет моя семья, — после небольшой паузы начала говорить девушка. — Мать, отец и сестра с братом. Но ни с кем из них я никогда не была так близка по духу и видению мира, как с Чият.
Преподаватель перекатил языком травинку во рту, чувствуя, как Лантее тяжело говорить истину. Она наматывала на палец прядь еще влажных волос: Аш давно понял, что хетай-ра делала это исключительно в моменты наивысшего напряжения.
— С отцом и братом я практически не пересекалась в Бархане, — продолжила девушка. — Нашим мужчинам не позволяют воспитывать детей, этим всегда занимаются лишь матери. Поэтому отца я впервые увидела уже взрослой, и мы всегда придерживались с ним лишь формального, вежливого общения. Как предписывают наши традиции.
— А брату тоже нельзя было с тобой нормально говорить?
— Когда я ушла из города, то он еще не достиг совершеннолетия. До его наступления мальчикам практически запрещено общаться с другим полом. Девочки должны проводить время в своем кругу, а юноши — в своем.
— Получается, ты росла под надзором матери и сестры? — профессор с любопытством слушал откровения Лантеи. Подробности социального устройства Бархана хетай-ра разжигали в мужчине бессознательное стремление к познанию нового.
— Да, если можно так сказать. Мать всегда была в своих делах, а моя дорогая старшая сестра только и делала, что потакала маме и во всем желала быть на нее похожей. Мне никогда не нравилась эта ее склонность к лести.
— Как я тебя понимаю, — вполголоса сказал Ашарх. Ему неожиданно захотелось открыться своей спутнице, чтобы отблагодарить ее за искренность. — Знаешь, у меня подобная история. Мои родители целыми днями трудились на своем хозяйстве, ухаживая за лошадьми. И мой брат и старшая сестра мечтали только о том, как им самим быстрее достанется эта ферма. А мне все это и даром было не нужно.
— А чего же ты хотел? — Лантея притянула к себе колени и уперлась в них подбородком.
— Уехать учиться. Но семья меня не поддерживала. Да, признаться честно, из всех них по-доброму ко мне относилась только младшая сестренка. Мара всегда верила, что я исполню свою мечту.
Ашарх неожиданно замолчал, ком подступил к горлу. Хетай-ра повернулась посмотреть на притихшего собеседника и с удивлением заметила, что он с трудом сдерживает слезы, хотя никогда раньше она не видела, чтобы преподаватель давал волю своим эмоциям.
— Что случилось с твоей сестрой? — тихо спросила девушка.
Тягостное молчание повисло в воздухе, Аш сидел не двигаясь какое-то время, зажав в пальцах истерзанную травинку. Его безжизненный взгляд был устремлен в пустоту.
— Она умерла.
Профессор сказал это негромко, почти шепотом. А после резко встал, выбросил стебелек и вошел в дом.
***
Дверь распахнулась, привычно заскрипев, пропуская Ашарха в прохладу дома. В лицо ударил запах подгоревших лепешек, пота и почти родная вонь навоза. Исери сидел за столом прямо в башмаках, в которых только недавно вычищал стойла.
— Зачем ты натащил в дом навоза? — Аш обогнул младшего брата по широкой дуге и направился к печи, где лежали свежеиспеченные лепешки.
— Потому что я работал, в отличие от тебя. Еда только для тех, кто трудится! — выкрикнул Исери и бросился наперерез брату, не подпуская его к очагу.
Ашарх скрестил руки на груди и начал злобным взглядом буравить младшего, который ответил ему неприличным жестом из сложенных пальцев.
— Почему у тебя кровь на руке? — неожиданно заметил Аш. — Опять со своими тупыми друзьями душил кошек?
— Они не тупые! Однажды мы и тебя задушим, если будешь так о них говорить! И эту глупую скотину Дымка, который меня укусил сегодня!
— Врешь. Дымок смирный. Что ты ему сделал, Исери? Признавайся!
— Да ничего я не делал! Он просто взял и укусил меня. Я это так не оставлю! Я тоже сделаю ему больно! — разозлился младший брат и топнул грязным башмаком.
— Не смей трогать Дымка. Ты же знаешь, отец на будущей неделе поведет его на продажу.
— Отец со мной считается! Если я скажу, что Дымок бешеный, то его зарубят. Потому что папа мне ферму оставит, а не тебе! — Исери скорчил гримасу и показал язык.
— Мне и не нужна эта проклятая ферма, — произнес Ашарх и отступил на шаг назад, но младший брат все продолжал кривляться.
— Ферма — мне! Ферма — мне! А тебя с книжками этими глупыми я выгоню! Будешь на улице пергамент жевать и плакать, — мальчика было уже не остановиться, он смеялся и тыкал пальцами в старшего брата. — А потом подохнешь от голода где-нибудь в овраге, и о тебе, как о слюнтяйке-Маре никто и не вспомнит!
Ашарх жестко схватил за грудки Исери и приподнял его над полом.
— Не смей так говорить о сестре! Она была лучше вас всех вместе взятых! — Аш был в ярости.
— Слабачкой она была и размазней, как и ты. Умерла — и отлично. Одним ртом меньше.
***
Ашарх проснулся рано утром в холодном поту. Удары его сердца гулко отдавали набатом в ушах.