Страница 2 из 3
– Но она же не трещит…
Мать с сомнением посмотрела на меня, потом на свечку, затем пошла по всем углам. Свеча издала еле слышный треск у полочки для посуды. Мама схватила оттуда мою чашку и посмотрела на неё так, словно впервые увидела. Чашка как чашка, с забавной улыбающейся мордочкой и надписью: «Хорошего дня».
– Это тебе Алинка подарила?
Я кивнула. Да, чашка – подарок моей подруги, одноклассницы и соседки Алины.
Мать с размаху швырнула чашку на пол. Я ошеломленно смотрела, как позитивный подарок Алины раскалывается на несколько кусков, как они разлетаются по кухне. Из моих глаз хлынули слезы, и к луку они уже не имели отношения. Вместе с чашкой окончательно рассыпался на куски мой мир – такой, каким я знала его с детства. Тот мир, где я для мамы была важнее, чем отец Иоанн, где никто не говорил, что во мне сидит бес, и где родители были вместе.
– Зачем? – сквозь слезы выговорила я.
– Подарок от неправославной, да ещё морда эта с языком! – в голосе матери прозвучало удовлетворение. – Бес же, натуральный! Он на тебя и влиял. Плачешь – значит, в себя приходишь. А чашка вон нормальная есть, серенькая, без рисунка.
– Чашка, может, и нормальная, а ты нет, – вырвалось у меня.
– Что-о? – мать подскочила ко мне. – Вот ты как? Я тебя кормлю, пою, молюсь за тебя, чтобы выросла не заблудшей, как отец твой! Вот я отцу Иоанну расскажу, как ты с матерью разговариваешь! Начинай поститься, на исповедь в субботу пойдём!
В церковь она буквально тащила меня за руку, незаметно крестя другой рукой воздух. На исповедь отправила меня первую и выразительно посмотрела на отца Иоанна. Видимо, уже успела рассказать о моем «неподобающем поведении».
Я перечисляла грехи: завидовала, роптала, родителей не почитала…
– Ты подожди, – отец Иоанн неожиданно по-доброму улыбнулся. – Кому завидовала-то?
– Тем, кто живёт нормальной жизнью. С подружками гуляет, сапоги у них не протекают, с мамами отношения другие.
– Ну а кто тебе не даёт с подружками гулять? – он удивлённо сморгнул.
И тут меня прорвало. Я долго со слезами выкладывала и о пропущенных походах в театр и кино, и о запретах на общение с «неправославными и нецерковными», и о сапогах, и о разбитой чашке и свече над моей головой.
Отец Иоанн слушал внимательно, кивал с сочувствием, не перебивал.
– Лена, это всё очень тяжело, – наконец, заговорил он. – Твоя мама недавно пришла к вере и сейчас делает ошибки, такое бывает. Она недавно развелась с твоим отцом, ей нужна поддержка не только Бога, но и родного человека. И единственный родной человек, который с ней остался, это ты. Постарайся понять маму и простить её. И не надо роптать на Бога и церковь. Бог создал человека свободным, и люди сами выбирают, как им поступать.
После разговора с отцом Иоанном поведение матери изменилось. Она нехотя, но начала отпускать меня гулять с классом и даже давала мне немного карманных денег из алиментов, которые платил отец. Пару раз в неделю я обязательно слышала от мамы, как ей тяжело работать за нас двоих. Однако все мои попытки в шестнадцать-семнадцать лет найти подработку натыкались на категорические протесты матери: «Тебе надо учиться», «Не привязывайся к деньгам, они портят людей», «Сказано: не думай о завтрашнем дне»…
Первый гром среди не слишком ясного неба грянул, когда я совсем его не ждала. Я окончила школу и получила аттестат с хорошими баллами, но даже не представляла, что делать и куда идти дальше. Мы с матерью совсем не обсуждали это, и мне казалось, что ещё будет время обдумать, в какой вуз или колледж подать документы. Однако мама давно уже придумала всё за меня, и её идея заставила меня вздрогнуть.
– Ты будешь учиться на регента, – заявила она пасмурным июньским утром за завтраком. – Я уже всё узнала. Девочки четыре года живут в общежитии при духовной семинарии, изучают церковный устав, ноты, а заодно… – мать хитро подмигнула. – Там учатся хорошие мальчики, будущие священники. И после семинарии они стараются жениться, понимаешь?
Разумеется, я понимала. Маме очень хотелось увидеть меня матушкой, и как можно раньше.
– Мне медведь на ухо наступил, – не глядя на неё, сказала я. – Какой из меня руководитель хора?
– Это неважно, – отрезала мать. – Я уже говорила с отцом Иоанном, он готов дать тебе направление. И вообще, там нужны хорошие православные девочки, а слух – ну, как-нибудь научишься.
Я вздохнула поглубже. Не уверена, что мать меня поймёт, но отправить меня учиться силой она не сможет.
– Я не поеду ни в какую семинарию, – начала я. Хотела решительно, но голос тут же задрожал. – Я не хочу выходить замуж за священника. И не хочу провести четыре года почти в монашеских условиях.
– Подумай, – проникновенно начала мама, – это был бы хороший муж, венчанный брак. Священники с жёнами не разводятся, не пьют, не изменяют. А так – где мы тебе мужа найдём? Нецерковным только одного и надо, – она поморщилась. – И профессия тебе нужна хорошая, спокойная. А тут – всё и сразу. Будешь мужу помогать, хором дирижировать. Всегда сыта, всегда в тепле…
– Я не поеду, – упрямо повторила я. – Аттестат у меня нормальный, подам документы в несколько вузов, куда-нибудь поступлю.
Несколько дней после моего отказа в доме то бушевал скандал, то царила блаженная тишина – мама со мной не разговаривала. Я попыталась объяснить ситуацию отцу и попросить помощи, но натолкнулась на искренне удивлённый ответ:
– Я-то что сделаю, Лен? У матери климакс, гормоны играют, так что терпи, доча. Кстати, как там у тебя на личном фронте? Может, тебе замуж выйти и переехать, а? – он весело хохотнул.
Да уж, попробуй найти парня, чтобы смог вытерпеть такую тёщу! В то время мне казалось, что маме никто не может понравиться в качестве будущего зятя. Как же я ошибалась! Этот человек существовал, и вокруг меня уже плелась липкая, надёжная паутина, из которой нельзя было вырваться.
На следующий день после убийства…
– Елена Романовна, опишите, пожалуйста, как можно подробнее все ваши действия, начиная с того, как вы вышли из автобуса на вокзале.
Парень ненамного моложе меня потёр замерзшие руки и приготовился записывать.
– Я вышла из автобуса около восьми вечера, – я наморщила лоб, послушно стараясь припомнить каждую деталь. – Сразу позвонила мужу. Он сказал, что дети приболели, и что он меня ждёт. Я пошла на автобусную остановку.
– О чем-то ещё говорили? – перебил парень в форме.
Он называл и фамилию, и имя с отчеством, но я запомнила только то, что он – старший лейтенант.
– Нет. Мы обычно не говорим по телефону долго. То есть, не говорили, – я сглотнула. – Я быстро села на свой автобус, домой приехала ближе к девяти вечера.
– Холодно, темно, сумка опять же тяжёлая, – вклинился лейтенант. – Почему не вызвали такси?
– У нас нет лишних денег, – повторила я одну из излюбленных фраз Сергея.
– По дороге к дому кого-то встретили?
– Нет. Было холодно, я никого не видела во дворе. Я поднялась на лифте и вошла в квартиру. Сергея там не оказалось. Я несколько раз позвала его, он не ответил. Потом я вошла в комнату, увидела, что дети лежат на кровати все в красной сыпи и без сознания. Работал обогреватель. Я выключила его, открыла окно, чтобы детям стало прохладно, у них была высокая температура, а тут эта жара… – мой голос сорвался. – Я позвонила соседке – Алине Бондаренко, она врач-педиатр. Она сразу спустилась ко мне, позвонила диспетчеру скорой помощи и сказала, что времени терять не будем, отвезем детей сами на её машине. Мы вынесли детей, положили на заднее сиденье, я села между ними. По дороге и в больнице я несколько раз звонила мужу, писала сообщения, но связаться с ним не смогла. А потом позвонила свекровь и сказала, что Сергей убит.
Лейтенант задумчиво кивал.
– Убийство это или несчастный случай – разберутся эксперты. Пока что мы пытаемся восстановить картину событий вчерашнего вечера. Соседи утверждают, что вчера вообще не видели вашего мужа. Елена Романовна, куда ваш супруг мог выйти перед вашим приездом? Есть предположения?