Влюбиться в дурака

Родной город Марселя Лион лежал в живописном уголке на юго-востоке Франции, изобилующей садами и виноградниками. На восточной стороне возвышались горные массивы, покрытые девственными лесами, что позволяло насладиться красотой природы и отдохнуть от людской суеты. Здешние края были почти безлюдны, и в них отсутствовала городская беготня. Иногда Марсель ходил в лес по грибы, а ещё любил готовить в тишине. Тем и объяснялась его замкнутость и постоянная жизнь внутри себя. Эти два отличительных качества неоднократно подчёркивали в нём ту самую особенность учёного. Хотя он также и любил гул мегаполисов и умело совмещал два противоположных образа жизни.

Марсель был человеком сложным, а порой даже странным, со своими тараканами в голове. Он был также непонятен окружающим, как и целая наука, и всё, что было с ней связанно. Никому не удавалось забраться в его внутренний мир и разложить там всё по полочкам, ведь любого могло как громом сразить нездоровое ведение, будто в его черепной коробке хаотично блуждают частицы, которые бездумно бродят туда-сюда, изображая что-то очень важное.

Свой внутренний мир Марсель усердно скрывал. Он открылся только единожды той девице, разбившей ему сердце, после чего опять навечно закрылся. Как человек науки, он был ранимый, страдал от недостатка выдержки, если говорил, то иногда с волнением, и голос его мог звучать отрывисто, а если он смотрел, то только вперёд, и так, что стоящий перед ним человек начинал чувствовать себя невидимкой. С обострённым инстинктом одиночки он также умудрялся чувствовать себе комфортно и в компании. Не выносил отказов, иногда терялся, иногда был чересчур напорист, но знал, что был своеобразен, и гордился тем, что был учёным.

9

– Не знаю, какое платье надеть. Красное или синее?

– Красное, конечно, а я пойду в джинсах и белой майке. Хоть так подчеркну свой отвратительно бледный загар.

Тина вытянула вперёд слегка загорелые руки и сделала губы бантиком.

– Наверное, Бен уже ждёт нас на улице. Сейчас мы выйдем, а он скажет: вечно эти бабы возятся.

Я скривила лицо, изображая пресловутого Бена (от возмущения его нос всегда морщился как гармошка), и мы обе рассмеялись. Очевидно, наш хохот был слышен внизу.

Когда мы вышли на улицу, то увидели Бена. Он стоял напротив с угрюмым лицом, а ногу отставил в сторону, чтобы было легче возмущаться. Его реплика была почти идентична той, которую ещё пару минут назад произнесла Тина. В общем, та же мимика и те же жесты.

– Сколько можно возиться?! Уже час вас жду!

Он подошёл к Тине, взял её под руку, и мы молча спустились к набережной. Было очень тепло и воздух был наполнен ароматом вечерних цветов. Отовсюду доносились музыка и задорный смех отдыхающих, и меня тянуло в пляс.

Мы неспешно обошли почти все аллеи. В парках уже зажглись фонари, и вечер наполнился праздничным смыслом. От долгой ходьбы мы устали и заглянули в местный бар, который мило ютился на берегу возле пристани. Там было спокойно и по-домашнему. В раскрытых окнах виднелось искрящее море, а барную вывеску трепал морской ветерок. Декорации внутри были скудные, и отделка на стульях местами ободранная, а затоптанный деревянный пол скрипел при каждом движении.

В баре почему-то не играла музыка. Такой расклад мне показался странным. Обычно в это время музыка всегда и всюду сопровождала приподнятое настроение отдыхающих. Мы могли зайти в другое место (таких здесь было уйма), но Бен и Тина заглянули именно сюда. Их что-то привлекало в этом месте. Ну да, по-старому обставлено, большие окна с выходом на море, много места, потёртая посуда с элементами античности, удобные кресла, ну и, конечно, свежий бриз, обдувающий тебя со всех сторон. Удручал всю эту обстановку только гул людей, сидящих кто за столиками, кто у барной стойки. И меньше всего мне хотелось слушать их несмолкаемое кваканье. Тину и Бена это не напрягала. Они были чересчур увлечены друг другом – так что только я одна выглядела недовольной. Нужно было срочно выпить.

Тина заказала выпивку и холодные закуски. Через пять минут бутылочка отменного вина уже стояла в центре нашего стола, а спустя ещё каких-то несколько минут креплёное винцо ударило мне в голову, и я воскликнула: «Маэстро, а где же музыка?!» На меня все покосились. В недоумении на меня глазел весь бар, и только один молодой человек у стойки бросил беглый взгляд на одинокий синтезатор в углу и, сделав несколько шагов ко мне, нагнулся и тихо произнёс: «Вы, наверное, приезжая и не знаете, что летом музыка по вечерам здесь исполняется вживую. Начало в 10», – вежливо добавил он. От него со страшной силой потянуло дорогим парфюмом. Пол флакона, что ли, вылил на себя. Идиот какой-то, думала я, ненавижу, когда люди экстремально душатся, ещё в такую душегубку. М-да, казалось бы, всего духи, а могут рассказать о человеке многое.

Я, помню, точно так же отдыхала, но не здесь, а на другом курортном побережье у себя на родине. Заселилась в отель в десяти минутах ходьбы от пляжа и там раззнакомилась с молодыми людьми. Со мной по соседству жила, по-моему, Таня. Высокая, крупная блондинка с шикарными ногами от ушей. Мы часто с ней общались через выемки в перегородке на балконе, ели вместе в столовой и, естественно, тусили – не без этого. Позже к нам присоединилась одна молодая пара. Мы устраивали посиделки в парке. Было тепло, пахли магнолии, стрекотали сверчки… – прям взяло за душу это уцелевшее воспоминание.

Так вот, на берегу в таком похожем ресторанчике, как этот, только в том был ещё второй этаж – крытый и открытый – работал милый парень, как сейчас его помню, вот только с именами туго. Звали его, кажется, Алёша. Тогда время ещё не взяло своё, и я была пытливой, говорливой. С лёгкостью знакомилась с людьми. Он мне очень нравился. И вся та обстановка. Идёшь по набережной – справа длинный, тянущийся вдоль всего побережья ряд ресторанов и кафе с игровыми автоматами, дискотеками по вечерам и прочее. В одном из тех ресторанов работал Алёша. Мы познакомлюсь в автобусе по пути к морскому побережью. То был мой долгожданный отдых, а для него – работа. Сам он был из небольшого городка в центральной части страны, и каждый год на всё лето уезжал на юг на заработки. Мы были одногодки. В том возрасте я и думать не могла о работе, как только об учёбе и об отдыхе, а кто-то, как Алёша, уже вкалывал до седьмого пота.

Я взглянула на часы, которые весели на стене над самой верхней полкой в баре. Мне казалось, что они тикали пугающе громко. От спиртного все мои чувства так обострялись, что заглушить их могла только музыка. «Вы, наверное, приезжая – боже мой, какая речь», – передразнивала я – про себя, конечно, – до безобразия надушенного чувака у барной стойки. Когда вкусно от мужчины пахло, и он стоял ко мне так близко, то нос мой сам тянулся в его сторону, а в этом случае обидно – запах, слышно, дорогой, но человек безвкусный. Начало в десять, а сейчас только восемь. Я отклонилась на спинку кресла и со скукой озиралась по сторонам, иногда тайком поглядывая на того кретина. К счастью, был он внешне ничего. Здоровый дух в здоровом теле – что-то вроде этого. «Живая музыка здесь редкость», – донеслось мне слева. Пышущий здоровьем парень, которого я несколько минут назад окрестила мысленно кретином, уже прильнул ко мне и больно резво попивал шампанское. Ну надо же, я оторвала взгляд от его розовато-беленькой мордашки всего на несколько секунд, а он тут как тут – уже нарисовался.

Мне шипела в ухо Тина:

– Ну, давай же, улыбнись. Не видишь, человек старается.

Тина ловко подпихнула меня к нему, и так, по её вине я провела весь вечер с этим человеком. В довершении всего нас постоянно окружали озабоченные парочки, которые то целовались, то зажимались, то ещё весть знает чем занимались в притенённых уголках. Пристыдить бы их – да некому. Я рассуждала как старуха, не то от зависти, не то и впрямь меня вдруг осадил консервативный настрой папы. Прям сижу и слышу, как отец кричит с балкона: Алиса, пора домой.