Страница 9 из 19
«А кому тут легко?» – мысленно возразила Сандугач. Ей тоже было тяжело. Она бы вот сейчас, если бы могла, прихватила бы книги, села в этот автобус и тоже поехала в свою деревню. Но это невозможно… Её подошвы намертво прикреплены к городскому асфальту. А в горле, выжимая из глаз слёзы, горчит закопчённый воздух.
…С самого приезда в Казань Сандугач ни разу не встречала на улицах города своих односельчан. Наверно, так Всевышний спасал её?.. Каждый из знакомых мог случайно заговорить о беспутном Авзале или несчастной Гелюсе и разбередил бы её раненое сердце.
…Дзинь-дзинь, дзинь-дзинь… Неужели так звенят в её ушах воспоминания? Неприятные воспоминания… Ах, да, это Рокия. Обычно, когда у неё есть дело, она звенит колокольчиком, который носит в кармане.
– Ты что-то долго паришься, милая. Не перегрей голову, – послышался через дверь голос служанки. – Там Бадри звонил. Спрашивал насчёт шофёра.
Сандугач вытерлась, собрала мокрые волосы в узел на затылке.
– Я одному удивляюсь, Рокия-апа. Почему Бадри Саматович не звонит прямо мне, а ведёт переговоры через тебя? Словно что-то тут не так…
– Я, милая, умею терпеливо его выслушать. Не перебиваю, не спорю. А вы, молодёжь, сразу заводитесь, потом долго остываете. Мужчин надо нежить и холить, они – очень мягкие существа.
– Тётушка, милая моя, откуда тебе – ни разу в жизни мужчины не видавшей! – знать, мягкие существа эти мужчины или твёрдые?!
– Почему не видавшей? Видала, слава Аллаху.
Застеснявшись, Рокия опустила голову вниз.
Пять лет Сандугач ела из рук этой женщины, но ни разу не удосужилась поинтересоваться её личной жизнью. Впрочем, служанка и сама была человеком замкнутым. Целыми днями она незаметно, как мышка, занималась хозяйством, а вечером пряталась в своей комнатке.
– У тебя, милая тётушка, может, и муж есть?
– И есть, и нет…
– Развелись, что ли?
– И да, и нет.
– Расскажи о муже! – Просьба Сандугач прозвучала как приказ.
Рокия испуганно отшатнулась.
– Ни за что, хоть убей! И зачем тебе, милая, знать о моём муже?
– Он что, сидит в тюрьме за преступления?
– Не-ет, это святой человек, который и мухи не обидит. Ой, как бы у меня там пирог не подгорел! Бадри сказал, что он уже недалеко от Казани. Я хотела к его приезду приготовить какую-нибудь мужскую еду. Ты тоже, милая, давай укладывай волосы и надевай красивое платье. Чтобы встречать мужа из командировки во всей красе.
И не капризничай, что тебе не нужен шофёр. Нервы мужу пустяками не трепли, сейчас таких настоящих мужчин, как он, днём с огнём не сыщешь, милая.
…Нет, Шакира так просто от своей цели не отступится.
– Ага, так тебе, значит, теперь китайцы понадобились?! На мамины деньги вырос, на мамины деньги выучился… Что же ты, придурок, тогда не бросился в ножки этим косоглазым?! Живо одевайся! – Из шкафа полетела одежда. – Вот этот песочный костюм, наверно, подойдёт. Золотистый цвет освежает. Ещё бы! У этого костюма и цена солидная! Я в него вложила половину своей зарплаты. Ты, мальчишка, должен сначала вернуть мне свои долги. А для этого камень тесать не надо, следует всего лишь жениться на Гульнаре. Азамат Азатович, между прочим, и сам о тебе спрашивал. Говорят, что конский хвост хорошо смотрится на теле жеребёнка, может, и шеф мечтает выдать свою засидевшуюся в девушках дочку за такого порядочного, как ты, свежего парня? Который не испорчен наркотиками, не знает, что такое венерические болезни… Некоторые высокопоставленные люди ищут себе именно таких зятьёв, а потом сажают их в кресла начальников. Одевайся!
Эдуард не шелохнулся. На его лице читалось безразличие.
– Одевайся, тебе говорят!
На этот раз Шакира буквально заорала. И только тут Эдуард словно «проснулся».
– Эх, мама, мама! Что с тобой сделалось, мама?! У тебя от этих мыслей о богатстве сердце скоро не выдержит, а меня будут обвинять в твоей смерти. Хорошо, я пойду на эту вашу выставку, но только ради того, чтобы присутствовать. На другое ты меня не склоняй, ладно?
– Слушай дальше и заруби себе на носу, – начала Шакира, делая ударение на каждом слове. – Не топчись в сторонке, словно убогий, а когда будешь рассматривать золото, приблизься к объекту, то есть к Гульнаре. Не ленись, разговори девушку, засыпь её комплиментами. От похвалы женщины просто тают… Потом останься на фуршет, попроси номер её мобильника!
Времени оставалось мало. Женщина позвонила Аделю.
– Ты далеко? Где? Поворачивай назад! Эдуарда пригласили на престижную вечеринку. Отвезёшь его. Только к самому входу не подъезжай, высади на другой стороне улицы. А то увидят, что парень разъезжает на такой машине – вообще уважать перестанут.
Подталкивая копошащегося, словно черепаха, сына в спину, Шакира наконец выставила его за дверь. Пробил час! Наконец-то впервые пробили часы её счастья! Эдуард очень красивый, так что любая принцесса легко потеряет от него голову. Гульнара сама кинется ему на шею. И пусть какие-то там американские метёлки, всякие нэлли-мэлли, разжиревшие на гамбургерах, даже не мечтают о таком принце. Не для того Шакира растила своего сына, чтобы он сейчас полол сорняки на рисовых полях в Китае.
Душа, охваченная радостным ожиданием, наполнялась им, как шар, и возносила женщину всё выше и выше. Теперь она могла плевать с облаков на землю. На чьи-то головы… «Ха, раньше ты со мной не считалась, мадам фу-фу, вот тебе за это, тьфу! Тебе, наверно, было очень удобно в кресле заместителя, да? Помнишь, как ты кричала на меня? «Проверяй все цифры ночи напролёт, работай!»
А сама неслась в салон красоты. В самый дорогой салон…»
До самого рассвета сидела Шакира, сгорбившись над своими цифрами… Так что отныне считать будешь ты, мадам фу-фу! Когда шеф посадит меня, свою сватью, на твоё место, а тебя отправит в отдел, ладно? Хотя… с таким богатством Шакира, наверно, и не станет горбиться на казённой работе. Сколько казанских салонов красоты её ждёт! Да, Сандугач уже давно пора щёлкнуть по носу. Вкусно ест, красиво одевается, разъезжает в иномарках.
А Ниса? Как бы поквитаться и с нею? Хотя… насчёт Нисы надо хорошенько подумать. Она – писатель, и её очень уважают. Когда говоришь: «Я – подруга Нисы Ахмеровой», порой даже не верят! Как будто Ниса – жительница другой планеты!
А Эдуард! О чём он говорит?! «Что с тобою сделалось, мама?!.» Как будто Шакира взяла и в одночасье превратилась из невинного ангела в рогатую чертиху. Эх, сынок, это жизнь изменила твою маму. Впрочем, в ней и раньше, в молодости (хотя нет, уже в детстве!), горело сильное желание «жить хорошо». Шакира завидовала некоторым своим одноклассницам. Они жили в просторных квартирах, а семья Шакиры задыхалась в бараке. Её родители, оба рабочие, не видели способа выбраться из этого курятника. Наоборот, совершая молитву, оба в конце обычно добавляли: «Благодарим тебя, Всевышний, за то, что есть». А ведь их соседи, не жалея сил, бегали по различным инстанциям и вскоре один за другим переехали в новые дома. В их барачные каморки – в эти спичечные коробки – набились всякая шваль да оборванцы. И живи теперь с ними! Нюхай эту вонь и спотыкайся о мусор! В общежитии тоже оказалось не лучше. Её постоянно упрекали: «Ты – казанская, почему ты занимаешь место, выделенное деревенским?» Видеть она уже не может эту деревенщину, тошнит её! Они цепкие и наглые. Бедный горожанин до конца жизни мучается в своей старой квартире, а деревенские через два-три года после приезда в город вселяются в самые хорошие дома. Эта мадам фу-фу – тоже деревенская курица. А строит из себя! Словно выросла она не на мелкой беспородной картошке, а на чёрной икре. И хоть в ушах у неё сверкают бриллианты, на шее – золотая цепь толщиной с палец, и пусть она носит платья из натурального шёлка, сшитые парижскими модельерами, – всё равно всё в ней кричит: «Я – деревенщина!»
Закончив университет, Шакира сунулась в первую же школу, которая попалась ей на пути. Другого выхода у неё не было. Директор с плоским, словно у лягушки, лицом, сразу обрисовал перед ней «блестящую перспективу»: