Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 140 из 152

В садике я еле оторвала от себя Глеба. Возможно, у меня бы и не получилось этого сделать, не скажи вдруг воспитательница за его спиной:

— Маме нужно на работу. Иди ко мне, пожалуйста.

Видимо, новенькая. Ни младший, ни старший Веселкин никак не исправили ее. Глеб покорно протянул девушке руку. Слез не было, он держал меня подле себя больше из принципа.

— Мама вечером за тобой придет, — продолжала воспитательница, не понимая, что на самом деле говорит немного иную правду.

Мама не придет. Приедет дядя Аркаша и отвезет Рыжика к маме. Он уже это знал, но не выказал ни радости, ни горя по этому поводу. Больно было мне. Хотя Виктор тоже вышел из дверей садика, как в воду опущенный. Я хотела протянуть ему руку и сказать, что все будет хорошо, но он опередил мое желание, стиснул мне пальцы и сказал:

— Думаешь, нормально будет предложить забрать его на Девятое мая? Если, конечно, — добавил он тут же, не знаю, что прочитав в моем взгляде, — ты не против?

— Я не против. Я привыкла к нему.

И это правда. Без него как-то странно было стоять рядом с Виктором, словно Глеб играл роль соединяющей веревочки.

— Я тоже привык к нему, — сказал Виктор и распахнул для меня дверь машины. — Какая глупая жизнь…

Он шарахнул дверью, точно ставил три восклицательных знака. Бедный!

— А, может, я просто трус, — изрек он, сев за руль, как бы продолжая прерванную фразу. — Я боюсь остаться с тобой наедине. Я не знаю, как себя вести. У меня честно совершенно нет никакого опыта в отношениях с женщиной.

Я начала пристегиваться, и он удержал мою руку на замке.

— Ира, я сейчас серьезно. У меня даже не было первой любви. Костров подсунул мне девку, намного старше меня, типа чтобы у меня не играли гормоны и не мешали учебе. А потом я понял одну очень неприятную вещь: чтобы получить тело женщины, совсем необязательно признаваться ей в любви и вообще чего-то там к ней чувствовать. И я ничего не чувствовал, — он так вдавил в железо мою руку, что мне показалось, оно прошило ладонь насквозь, меня аж в жар бросило. — Не чувствовал ровно до встречи с тобой. Воспринимай это как признание в любви, если хочешь.

Он резко отстранился и крутанул руль. Ненавижу самозаводящиеся машины! Никогда не знаешь, когда их водителей понесет не в ту степь! И ненавижу, когда сигналят. Мы никуда не опаздываем. Что он завелся?! Самовоспламеняющаяся жидкость! Да, да, вместо крови у него!

— Витя!

Он не повернул головы. Может, не время? Может, дорога действительно тяжелая?

— Витя, я с тобой не из-за школы…

— Я знаю, — буркнул он, не дав мне договорить. — Ты это уже говорила.





— И не из-за кота, — уже зло вставила я, решив не впутывать в отношения ребенка больше, чем он уже впутан. — Коту и без тебя неплохо жилось. Без твоих консервов.

Виктор молчал.

— Я просто хочу сделать с тобой то, что не делала с другими.

Теперь и я замолчала. Пусть думает, что хочет. Я все равно не знаю продолжения фразы. Понимаю лишь одно — это действительно все другое. И дело не в дорогом костюме на мне, не в украшении, которое я бы никогда в здравом уме себе не купила, даже не в том, что я сейчас войду в офис под руку с боссом сестры, волей-неволей показав ей, что мы не стоим больше на одной ступеньке. Нет, вот это и главное… Я давно опередила ее на лестнице: я ушла из дома, я брала от матери лишь два подарка в год — на Новый год и в день рождения — и, наверное, потому могла не оглядываться на ее мнение, зная, что ни словом, ни делом не позорю семью. Я — ее гордость.

Я состоялась как профессионал. Я была довольна своими результатами как педагог. Я не была довольна состоянием своего кошелька, что правда, то правда. А вот мать была недовольна состоянием моей постели. Может, она видела больше, чем могла увидеть я? Как часто я вспоминала в течении дня Вадима? Почему мы почти не перебрасывались с ним эсэмэсками? Почему мы не обсуждали с ним мою работу? Только деньги, когда выбирались куда-то вдвоем? Почему?

— Я хочу почувствовать себя женщиной, — озвучила я наконец нечто новое. Вот он, недостающий кусок моего жизненного пазла. — Ты сказал, что с тобой это можно сделать.

— Чувствуй, я ж не против, — почти усмехнулся он, продолжая буравить взглядом задний бампер чужой машины. — Только не спрашивай меня, что тебе надо для этого сделать. Я честно не знаю. Но сделаю все, что скажешь. Да езжай ты уже, козел! — он занес руку, но сдержался, не посигналил. — Баба, так и знал… Кстати, я врал, когда говорил, что с тобой за рулем мне будет спокойнее. Но бесправной ты у меня не останешься. Поняла? И ездить, как это дура, не будешь, обещаешь?

Я кивнула. А что я еще могла сказать?

— Это вообще женская машина. Я куплю себе мужской вариант.

— Порше Кайен?

Теперь он повернулся ко мне. Всего на миг. Но его обжигающего, как перец, взгляда мне хватило, чтобы поджечь щеки.

— Тогда ты останешься без медового месяца и без подарка на Новый год. И, не один, наверное. Ведь надо будет делать тюнинг, а то не солидно, если он не будет рвать с места до двухсот пятидесяти… А то как в пробках ездить!

— Ты сейчас прикалываешься?

— А ты как думала? У нас теперь строгая экономия семейного бюджета. Возьмем Лексус? Он не так сыпется, как БМВ? Или сначала купим свадебное платье? А потом посмотрим, сколько останется на мелкие расходы мужа.

— Что же за платье ты хочешь купить? — спросила я, боясь уже не воспринять шутку шуткой или наоборот.

— Которое понравится Глебу. Мы же делаем праздник для него, верно?