Замыкание

— Тут был задан вопрос. Не слишком ли это много — платить сорок тонн золота за месяц службы. — Обвел я товарищей взглядом. — Не стоит удивляться. Ведь я потребую службу, равную этим сорока тоннам. Виват, гусары! — И опрокинул воду в себя.

— Что, вот так — не чокаясь? — робко спросил Паша.

— Мы приехали спасать его детей, — напомнил Артем, залпом выдувая свою порцию и мощно прокачивая воздух через ноздри — будто в стакане была жидкость куда крепче.

— Я думал — шутка… У него же нет детей…

— И не будет, если Нику убьют. — сухо произнес Шуйский.

А я пытался разглядеть через матовые экраны, разделяющие секции вип-залов, небо и взлетку. В голове звенело на высокой ноте, а пальцы комкали пластик.

— Господа? — Сбил момент серьезности деликатный голос кого-то из персонала.

— Да? — Обернулся я к мужчине в форме охраны, стоящего на пороге.

— Тут какой-то юноша рвется к вам. Говорит, у него назначена встреча на полдень.

— Впустите, — недоуменно переглянувшись, пожал я плечами.

В зал вошел парень лет двадцати трех, в дешевом, но опрятном костюме, с пластиковой папкой в руках, прижатой к груди.

— Здравствуйте, — неуверенно улыбнулся он. — Это я, насчет телевидения и цифрового интернета! Вы велели мне взять отпуск за свой счет и быть здесь. Ах, вот, — спохватился он, раскрывая папку и показывая бумаги. — Тут, на всякий случай, наши тарифы и условия подключения.

Вот блин! Я вздохнул, вспомнив тот случайный разговор. А затем присмотрелся к юноше. Подтянут, пусть хоть чуть-чуть и сутулится. Одежда опрятная, речь приятная.

— Ты думаешь о том же, что и я? — Задумчиво покосился я на Артема.

— Пожрать бы, — согласно кивнул он.

— Да нет же, — отмахнулся от Шуйского и в несколько шагов достиг паренька. — Как зовут?

— Михаил Андреевич Ломов. — Опасливо смотрел он на меня.

— Разрешите представиться, корнет Самойлов. И мои друзья — княжич Борецкий Павел и княжич Шуйский Артем.

— О-очень приятно, — заробел тот.

— А что, Михаил Андреевич, — приобнял я его, — Не желаете ли вы сменить скучную и опостылевшую профессию, на почетную службу в гусарском полку? Месяц службы, а далее — как понравится.

— Н-ну… А какие условия? — осторожно уточнил Ломов.

— Любые, — поставив перед собой, по-отечески положил я руки ему на плечи. — Платой за абсолютную верность.

— А можно подумать? — робко уточнил юноша.

— Нет.

— Тогда я согласен. — решительно выдохнул рядовой. — Вы знаете, уже опостылело! Все что угодно лучше, чем целый день сидеть и звонить!

— Похвально! Добро пожаловать в Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полк! — Похлопал я его по спине и встал рядом с друзьями.

— Какой-какой полк? — Уточнил Пашка недоуменно.

— Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полк! — Гаркнул я ему в ухо так, что подпрыгнули все трое.

И активно затормошили себе уши.

— Нет, но внушает, — первым откомментировал Шуйский. — А мне можно так?

— Поздно, занято, — с гордостью поднял я подбородок.

— Меня, кажется, контузило, — чуть сильнее, чем нужно, бил себя по уху Ломов. — Можно мне больничный?

— Второе ухо слышит?

— Так точно!

— Тогда первое задание: обзвонить всех аристократов по предоставленному списку и пригласить на бал в честь первого набора в Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полк!

— Обзвонить… — смотрел он на меня с непонятной грустью и согласно вздохнул.

— И лучше всего этим заняться из своей новой квартиры, — подмигнул я ему, вручая визитку с номером Димки.

Глава 4

Вышколенный персонал столичной резиденции Юсуповых помнил наизусть, что старый князь предпочитал огромным залам — уют и тепло крохотных комнат. Простительная для его лет черта, которую обычно воспринимают с улыбкой и снисхождением к ломоте в костях, дорисовывая в фантазии теплый плед, кресло и огонь в камине. Но те, кто знал старого князя лично, понимали, что дело вовсе не в уюте.

Безопасность — это когда низкие потолки, узкие стены и нет окон, а над головой десяток-другой метров скалы, которая выдержит круглосуточный артобстрел, даст выспаться под ритмичную дрожь земли и подарит шанс проснуться следующим утром.

Безопасность — вот высшая ценность, которую обесценивают из поколения в поколение. Все эти витражные стекла от пола до потолка, роскошные апартаменты, легкомысленные перекрытия и ржавые петли на дверях бомбоубежищ — все стало возможно исключительно после того, как выжившие под бомбежками «мастера» и «виртуозы» выходили под чистое небо и обращали дни и недели врагов в вечную ночь бесконечной грозы.

Вот тогда-то и зарождались общечеловеческие ценности — через культивацию неотвратимости наказания; из житейской мудрости, донесенной до всех желающих: если вы тронете нашу кровь, мы придем и покроем пепелище ваших домов солью, чтобы ни одного ростка не взошло впредь. Механизм, построенный на единстве рода, гарантирующий безопасность для каждого с алым княжеским гербом на груди.

Все то, что кажется сейчас таким естественным и обычным: возможность в одиночку идти по городу вечером; выпустить детей играть возле дома; отпустить девушку с подругами одних по магазинам. За все оплачено кровью.

Под ногами старого князя хрустнули осколки разбитого стекла, а замотанный пленкой и скотчем фрагмент стены родовой башни взвыл от налетевшего ветра. Он сам велел ничего не трогать — разве что прикрыть от влаги и ветра. Но в воздухе все равно чувствовались запахи холода и сырости от подтаявшего снега, немного — оплавленного пластика и дерева. Тонкая нота перегретого металла и ржавчины, проступившей через бетон под снятым из-за пожара паркетом.

Это была комната, которую всегда подготавливали до его прибытия — небольшая, всего-то два на три метра, с единственным окном в сторону реки и храма. В больших он так и не научился спокойно спать.

— Значит, пришел и выкинул перстень? — Прищурился старый князь, глядя на столицу.

Произошедшее в небе позапрошлым вечером могли наблюдать все — уж больно ярко, шумно и близко к центру города находилась родовая башня. Но вот детали…

Позади скрипнуло два кресла — присутствовали еще два поколения Юсуповых, отец с сыном.

— Да, дедушка. — коротко ответил Александр, вставая с места.

— А ты — что? — Заложив руки за спину, чуть повернулся старый князь, чтобы краем глаза наблюдать за внуком.

— Отпустил его и доложил отцу.

— Отпустил?

— Он ушел, я не препятствовал. — слегка напрягся голос говорившего.

— Ясно. — Отвернулся старый князь. — Ты бы и не смог его остановить. В этом нет твоей вины. Но вот что не догнал и не продолжил беседу на его территории…

— Он перешел черту. — Холодно ответствовал ему голос сына, так и не вставшего с кресла.

Князь нынешний. Уверенный в себе и своих действиях, как и положено на его должности.

— Там, — качнул старик подбородком в сторону города. — Хотят знать наше мнение. Интересуются причинами. Не знают, что им писать в газетах. — Усмехнулся он.

— Слова «внутренние дела рода» их больше не устраивают? — Деланно удивился князь.

— Устроили бы. Если бы слухи о перстне с нашим гербом не ушли из этих стен. — Вновь посмотрел он на внука, упрямо глядевшего перед собой.

— Я никому не говорил. — Тем не менее, упрямо произнес тот.

— Устроил утечку. — Покровительственно кивнул старый князь ему, словно хваля за домашнее задание.

— Я не…

— Молчи!

— Отец, вместе с Самойловым тоже были люди. — Выдерживая нейтральный тон, заметил нынешний князь. — В том числе недружественно настроенные. Тот же бывший князь Черниговский…

— Иван Александрович хлеб ест с его рук! Ему это отречение — ножом по горлу!!

— Я не могу быть гарантом всех свидетелей того вечера. — Упрямо смотрел Александр. — Я готов ручаться за свою свиту. Но не за чужих людей. — повторил он фактически за отцом.

Старый Юсупов покачал головой.