Страница 4 из 9
– Получена информация. Один из клиентов записывает мысли в блокнот карандашом. Что думаете?
– Старина Грабль, не заостряй внимание. Даже если это и Так, мысли не уйдут за пределы блокнота.
– Надеюсь. Нам не нужны проблемы, а мысли всегда вызывают их. А вдруг он не один такой?
– Мы с Вами работаем уже двадцать лет, поверьте, нет причин для беспокойств.
– Да, но в этом году клиентов больше. Не успеваем мониторить. Риски и издержки растут.
– Не забывайте, клиент всегда прав. Улыбайтесь и делайте «вид». Таблеток на всех хватит.
Они регулярно устраивают спор в дверях моего кабинета. Может показаться, что обсуждают чертоги социальных проблем, но состояние стен говорит, что все разговоры о поведении клиентов – таких, как я, и обречённых калек по цеху.
В основания трещин давно установлены микро-датчики, записывающие каждое движенье и бездвижемость. В таких условиях невозможно работать, тем более – творить. Не уверен, что Богу было бы комфортно создавать мир, зная, что за ним наблюдает какая-то структура экономики и её вечно теневые черти. Противно, что всё это они осуществляют под предлогом: «Сделать нашу жизнь счастливой»; собирая конфиденциальную информацию, улучшающую персонализацию… Нам, калекам, не нужна реклама, а понимающее молчанье! Ыыы!
– Ха-ха, серьёзно?!
– Да, я засунул руку в её трусики, приспустил юбку. Она растрогалась. Выдохи стали глубже и жарче…
– Не торопись, дай запишу!
– Она встала на колени и начала снимать с меня трико. Её лицо обволакивал румянец. Глушащая тишина и поскрипывание каблука об стену… – резко открывается дверь.
– Так, что это мы тут делаем? Я запретил все виды карточных игр, и вообще! Откуда, мать вашу, это?
– Сэр Пу, простите нас! Мы же никому не мешали.
– Отставить! Кто был в туалете 10 минут назад?
– Мы не знаем, Сэр. Мы были тут, играли в «дурака»!
– Вам конец, шулера. Даже не представляете, на что подписались. Мэри! Живо сюда; «бамазипин» две дозы, срочно!
– Разрешите исправиться, Сэр Пу?
– Молчать! Глотать!
– Омг, спасибо, Сэр.
Вик – заядлый игрок. В прошлой эре проиграл в карты за месяц столько, сколько мало кто зарабатывает за жизнь. Это достойно, как минимум, восхищённого недоумения.
Периодически играет сам с собой, пока никто не видит, будто пытаясь отыграть все долги разом; опять звучит, как «раком»; самое отчаянное зрелище из всех, что я видел, после выпусков местных новостей до того, как их прикрыли – или они сами, замучившись рассказывать про колдоёбины и рыночные разборки.
– Так, готовы?
– Нет.
– Тогда начнём.
– Что видите перед собой?
– Отдалённо напоминает картину.
– Хорошо, не торопитесь. Ещё версии?
– Пьянице дали продырявленную банку с текучей краской. Он ходил по холсту, не понимая, откуда рождается этот «шедевр», пока банка не опустела, доведя мастера до похмельного оргазма, о чём он потом интригующе рассказал журналистам.
– Оригинально!
– Говорят, стоит 15 млн. долларов. Надо повесить её в нашем туалете: от безысходности она может и возбудить, ускорив процесс.
– Мы специально доставили её из Вашей личной коллекции. Долго не могли понять, в каком из домов она находилась.
– У меня есть дома?
– Ещё какие! Вы иногда вспоминаете о них.
– Мой дом здесь и сейчас!
Просыпаюсь с чётким ощущением, что лучше бы не просыпался, как Эдвард Мунк, считающий свою комнату адом. А может, я и не просыпаюсь? Как небеса позволяют человеку распахивать глаза в этом цветном кошмаре? Каждый день одно и то же: таблетки, кровать, тесты, тени, голоса, чёрные точки, куча дерьма под кроватью, по запаху – не моего; куча людей, делающих вид, что они люди и знают меня; их «безопасные» улыбки, а за ними – оскал! Доктор Пик, когда-то последний оплот моего доверия к людям, утверждает, что у меня есть дорогая недвижимость в нескольких районах Нью-Йорка, на пересечении 14-й улицы с 6-й авеню, например, и я мог бы в любой момент туда выехать… Что за бред? Оставьте в покое. Меня заебала эта жизнь! То, как она сложилась. Как сложил её я… Мои мысли – это всё, что осталось. Нет ничего реальнее и ценнее их. Ничей опыт не заменит личную боль. Оставьте меня, клёпаные козлы!
Ох уж эта зона пониженного давления. Спишь 13 часов. Встаёшь, чувствуя, что не спал сутки. Недели превращаются в один большой день. Изредка подсознание забавляет тебя: например, пьёшь кофе во сне и просыпаешься, а наяву – наоборот. Замкнутая мгла, где Солнце, выглядывающее пару раз в месяц, воспринимается как аномалия. Неважно, каким ещё цветом будет небо в окне: мы знаем, наш срок и участь – серость со всеми оттенками. Почему я захотел дракона с татуировкой девушки? Короткое помрачение грязного безумия.
Запись -271. Осознание тщетности бытия обычно приходит по утрам. Особенно, когда под утро ложишься спать. Накапливается критическая масса размышлений в виде токсичных осадков реальности. Смыслы жизни экстраполируются в «Великое молчание». Пока мы хаотично или системно блуждаем, энтропия хладнокровно подводит Вселенную к обрыву. Дальше – это кино выносимо смотреть только с закрытыми глазами, а лучше тихо выйти из зала. Я же из серой комнатки выхожу глазами на подчёркнутый жёлтым, багровый восход, внушающий блаженное чувство вечности в оправе окна. Сердце обтёсывает мурмурация смешанно-гложущих чувств. Подобное язвительное давление в области желудка испытывал в острую нехватку женщины, или кого-то рядом, чтобы скрасить ненасытное одиночество; потеребить кончики её волос на берегу влажного дыхания, созерцая волны мурашек на горизонте млечно-невинных коленок в пыльных лучах…
Ни для кого не секрет – восприятие жизни зависит от установок мировоззрения. Конченый экзистенциалист во всём видит тщетность. Критический романтик до последнего одухотворяет, а индивидуальные предприниматели всюду подсчитывают прибыль. Один восход над океаном кому-то покажется банальной декорацией. Другой, наблюдая, как его контраст рассеивает бетон падшего города, подсвечивая ржаво-золотым унылые макушки девятиэтажных великанов, застрявших в персидской синьке – молчаливо вознесёт павший чувственный опыт, невольно расширяя значимость бытия и свою неотъемлемость, на что бы то ни было.
– Коп, отвлеку на минуту? Важная информация…
– Конечно, Директор Принт.
– На Вас с очень надёжных источников поступила жалоба.
– Чего?! – швабра камнем выпадает из рук.
– Не даёте клиентам созерцать одну точку перед отключением. В регламенте есть пункт, Вы подписывали договор. Нам не нужны проблемы. Финансирование не резиновое. В любой момент программу могут свернуть, койки сократить, нас повертеть. Достаточно одной утечки, и оптимизация неизбежна.
– Я 38 лет драил ваши гнилые полы!
– Простите, но 30.
– И что, уволите меня?!
– Уже уволили. Сдайте швабру в служебное хранилище, и одежду – она Вам больше не понадобится… Лето обещает быть жарким.
– Мерзавцы!
– Попрошу удалиться.
По четвергам меня навещает Сестра Лимбо. Догадываюсь, ей платят за то, чтобы она держала меня в возбуждении после приёма экспериментальных препаратов.
Она лесбиянка, хорошо образованная; очень хорошо, поверьте. Всегда знает, что надеть, особенно, что снять и с какой скоростью. Скорость важна – это манипуляция временем. Несколько раз замечал её с Сестрой Мэри. Они безмолвно флиртовали, ласкались чуть ниже пояса, щепая юбки… Эхо их чирикающего хихиканья пронизывало все щели моих коридоров, каждый угол…
Потом они резко исчезают. Свет выключается. В печени жгучий, давящий груз. Глаза хотят их снова и снова, но сознанье опустошается, превращая ломкое тело в слизистый памятник зависимости от женского нарциссизма. Чтобы не дать ему себя убить, надо понять эгоцентричную природу женщины. Вопрос в готовности «быть или не быть» её спутником.