Страница 15 из 64
— О, боже! Ну не надо, не надо!
Иннокентий поднялся, чтобы открыть окно: безумно хотелось закурить.
— Рожать от того, кто нарушил все семейные заповеди, не меньший грех, не думаешь? — он чиркнул зажигалкой и затянулся. — Лида понимала, что делала. Но за двумя зайцами погонишься… Я не буду вторым её зайцем или козлом, который за всё это платит. Я лучше на собачек пожертвую. Больше толку!
— С каких это пор ты собачками заинтересовался?
Моника обернулась к столу и протянула руку за сигаретой. Иннокентий подал ей валявшуюся рядом пачку с ментолом и поднес зажигалку.
— С некоторых.
— Решил завести живность?
— В каком-то роде, возможно. Пока только думаю в этом направлении. Разрабатываю тему…
Он улыбнулся своим мыслям и отвернулся к окну. Совсем темно. Вспомнился Галич: Вот если бы только не август, не чертова эта пора! Но будет сентябрь, и все станет на свои места. Дождь смоет всю эту грязь, в которой извозил его Никита своим возвращением и дядя Серёжа своим безразличием к судьбе племянницы. Да и мать хороша — нет бы мозги дочери вправить, так поддерживает же: говно, но зато твое, береги, лелей. Тьфу!
Действительно захотелось сплюнуть, и он затушил сигарету, чтобы уйти в ванную. Там, на полочке в стаканчике рядом с желтой зубной щеткой Моники, стояла и его — зелёная. Он не просил покупать, просто нашёл её однажды в стакане и снял упаковку. Три месяца давно прошло, пора бы поменять, пусть он ей пользовался по пальцам пересчитать сколько раз. У него здесь даже тапочки имеются. Мать явно не бывает в квартире дочери. Иначе бы не задавала дурацких вопросов про её личную жизнь. Пусть это жизнь именно дурацкая: по выходным и когда ему заблагорассудится приехать. Но ведь Моника понимала, на что шла, когда пригласила его к себе на вторую ночь. Или она тоже на что-то рассчитывала, как и Лида, когда беременела вторым ребёнком без гроша за душой. Или они обе обыкновенные дуры?
Когда он вернулся на кухню, Моника уже убрала все со стола и домывала посуду. Всё-то у неё быстро, профессиональная привычка, можно сказать. Почему её дурак выбрал другую? Наверное, боялся потеряться в тени самостоятельной женщины. Его-то лично Моника как раз и устраивала своей устроенностью в жизни, но такие партнерские отношения хороши вне брака, а в браке… Что же хорошо в браке?
Иннокентий привалился к дверному косяку и поднес ко рту пустую руку, точно в пальцах у него дымилась сигарета. Мать всю жизнь сидела дома, тётя Инна тоже вот ждёт дядю Серёжу с вкусным ужином, хотя их дети уже заканчивают школу. В браке важен уют и уверенность, что вечером, вернувшись домой, ты будешь самым важным событием в прошедшем дне для своей жены. Или что-то другое? Но ведь их жёны счастливы, хотя бы внешне. Мать всегда улыбалась, он никогда не видел её плачущей. До смерти отца. Никогда… Хотя, может, не в них дело, а в их мужиках? Может, отец и дядя какие-то особенные? Ведь они прошли со своими жёнами бок о бок все перипетии бизнеса и бедность, когда откровенно нечего жрать — и мать с тётей Инной верили в своих мужиков, что они смогут преодолеть непреодолимое, и их мужики смогли…
— Чего стоишь?
А он не знал, чего стоял. Предлагать помощь с посудой было поздно, а завалиться в кровать первому — глупо. Туда надо приходить только вдвоём.
— Тебя жду, — ответил Иннокентий с улыбкой и открыл для Моники объятья.
Глава 5. "Бабушкина комната"
Пятница не отменяла делового костюма. Пришлось прихватить в пакете джинсы и футболку, а с ней и летнюю хлопчатобумажную куртку — теперь вопроса «куда намылился среди рабочего дня?» не должно было возникнуть, ведь ежу понятно, что на дачу.
— Матери привет, — бросил Сергей Александрович племяннику достаточно сухо.
Иннокентий никогда особо не задумывался о корнях такого улыбчивого равнодушия дяди Серёжи к жене брата. С её стороны отношения тоже были вежливо-натянутыми. И за три последних года по пальцам можно было пересчитать, сколько раз они собирались за общим столом. О чем разговор, он и сам как-то все только по делу к родственникам обращался. Даже матери не звонил, кидал эсэмэски. Звонила она, да и то всегда не просто так поболтать. В основном, из-за Лиды. Смерть отца разделила жизнь и отношения в семье на «до» и «после». И «после» общаться по-родственному тепло не особо получалось. Но такова"селяви», как говорят не-французы.
Лида сообщила, что оставила собранную сумку у дверей. Иннокентий даже удивился, что сестра не позвонила в четверг с категорическим отказом куда-либо ехать, а он уже заготовил ей отповедь за лишение сына чистого воздуха. В Репино сосны, сосны и ещё раз сосны — то что нужно после загазованного центра. Давно надо было переселиться с Обводного канала хотя бы на Ваську. Впрочем, он никогда не чувствовал себя хозяином бабушкиной квартиры. А сейчас нужно было, чтобы это уяснила себе сестра, раз и навсегда.
Он сказал Лиде, что заберёт вещи, а потом и её с сыном сразу после представления. Хорошо им повеселиться. А у него свой цирк намечается. С дрессированными мышами и попугаями. Он приехал в квартиру заранее, хотя и получил от Моники сообщение, что Настя задерживается минут на двадцать. Подождет, он и так уже слишком долго ждет. Неразбериха в собственной душе и в делах мучила его даже сильнее проблем сестры. С Лидой все просто — надо посильнее надавить, и она сделает все, что он от нее потребует. В конце концов, до нее же должно когда-нибудь дойти, что делает он все это ей и ее сыну во благо!
Иннокентий вытащил из кармана пачку, но тут же засунул сигарету обратно, вспомнив, что в доме ребенок, и Лида строго-настрого запретила курить. На табак у сестры чутье, как у легавой на уток, а он не может оставить в пустой квартире окна открытыми. Пришлось выпить полный стакан воды. Немного отлегло.
Он глянул на встроенные в микроволновку часы — до встречи с Настей оставалось минут пять. Он точно знал время, которое требуется, чтобы дойти сюда от метро: отец до двадцати лет не пускал его за руль, а навещать два раза в неделю бабушку входило в его семейные обязанности. Он приезжал сюда после учебы за вкусным обедом. Иногда даже с приятелем. До поздна не засиживался: дворы здесь жуткие, а он не для того родился и учился, чтобы доказывать шпане, что не дебил.
Расписывать они будут как раз бабушкину комнату. Под детскую выбрали именно ее, чтобы успокоить нервы отца. Бабушка долго болела, он даже оставался у нее на ночь, отпуская сиделку, но все равно не сумел подготовить себя к ее уходу — наверное, потому так попустительски отнесся к выбору дочери. Никита выбрал правильное время, чтобы сделать Лидке предложение. Все рассчитал, гад…
Иннокентий выглянул в окно — пять лет прошло, а ничего во дворе не поменялось: все те же желтые стены, те же мелкие окна, те же раздолбанные машины… А в квартире все другое. Вынесли на помойку всю мебель, даже антикварную. Осталась только вешалка: слишком хорошо она вписывалась в прихожую. Иннокентий бросил на нее сумку с документами, как бросал еще недавно рюкзак с учебниками. Скучает он по бабушке с той же силой, что и прежде? Кажется, еще сильнее — они с отцом были очень похожи. И с ним… Он хотел в это верить, только пока не чувствовал в себе ни бабушкиной мягкости в отношении к людям, ни бабушкиной твердости в доведении до конца принятых решений. Отец взял от матери мягкость, дядя Сережа — твердость, а внук, получается, ничего? Только пустоту получил в том месте, где бьется сердце.
«Твоя красотка пунктуальностью не отличается», — прислала ему новое сообщение Моника. Еще десять минут? Ничего страшного. Он не заметил, как прошли полчаса. Наконец раздался звонок. Странно, он и не заметил, что внизу опять сломали домофон… Или кто-то открыл Насте дверь?
— Вы?