Страница 4 из 26
Туннель начал неспешно изгибаться вправо, и темнота, будто испуганный светом фонарика зверек, пятилась, стремилась скрыться за поворотом. Одновременно в правой стене обозначился выступ на уровне груди, который с каждым шагом утолщался, пока, наконец, не превратился в платформу с ограждением, достаточно широкую, чтобы на ней могли разойтись два человека. Вскоре показалась и лестница, спускавшаяся с платформы в воду. На этот раз Рамон взобрался по ней с немалым усилием: после всего пути ноша оказалась тяжелее, чем думалось в начале, перед спуском. Порядка тридцати метров вперед по платформе – и в глубокой нише показалась знакомая металлическая дверь. За ней таились бесконечные хитросплетения коридоров, лестниц и помещений, которые все вместе составляли технический уровень сектора. Целый подземный город из двух ярусов: верхний, пешеходный, с подвалами и кладовыми под каждым зданием, а также сетью коммуникаций и нижний, куда поместили очистные сооружения и туннели, имевшие транспортно-логистическое назначение. Автомобильную и железнодорожную артерии провели сюда из Леонарда с тем, чтобы перевозить как грузы, так и людей. Все вместе они составляли исполинскую магистраль. Рамон сперва обрадовался, понадеявшись использовать ее – это могло бы сэкономить и время, и силы – но все выходы на поверхность в черте города оказались либо залиты бетоном, либо надежно заперты.
От главной подземной магистрали, тянувшейся на несколько километров, словно ветви от ствола громадного дерева, расходились в стороны многочисленные туннели на одну-две полосы или с одним-двумя железнодорожными путями. Каждый из них вел к подземному уровню конкретного строения или группы таковы, где располагались лифты и разного рода хозяйственные помещения. Когда Рамон только попал сюда, он долго блуждал по этим жутковатым, лишенным света и тепла лабиринтам, поражаясь масштабам и силясь понять задумку тех, кто все это проектировал. Был ли резон прорывать столько ходов, напичкивать их сотнями тысяч тонн бетона и металла только лишь затем, чтобы убрать под землю дороги и трубы с проводами? Более десяти часов было потрачено им в первые два визита в надежде найти выход на поверхность. Дверей обнаруживалось множество, куда бы он ни сунулся, но вот беда: одни строители запечатали намертво, другие вели туда, откуда его могла заметить охрана, не просто так занимавшая свой пост до сих пор (уж точно не ради тех зданий наверху, которые в массе своей были построены на восемьдесят-девяносто процентов!). Должно быть что-то еще…
Впрочем, Рамона больше интересовали именно здания. Те из них, что все-таки успели закончить перед заморозкой полусекретного проекта «Периферик». Таковых, как он выяснил позже, было всего два: первое – сорокауровневая башня в самом центре главной улицы. Взломать дверь в нее не представлялось возможным. Второе здание – учебный корпус императорского пансиона в дальней части сектора. И вот тут-то Рамону повезло! Пожарный выход его технического уровня оставили незапертым – забыли или же кто-то когда-то умудрился взломать. Помимо идеального местоположения трехуровневый корпус мог похвастаться наличием до сих пор исправно поступавшей воды, пусть и только холодной. Света не было: электростанция Периферик так и не была достроена, а кабели, протянутые из Леонарда, предназначались лишь для освещения подземного уровня. Проблему могли решить солнечные панели, но их придумали уже после того, как экспериментальный сектор был брошен на пожирание временем. С этим недостатком мужчина смирился, пусть даже он немного осложнял пребывание здесь. Ненависть к старой жизни была сильнее. Да и чем плохи вечера при мягком свете свечи?
Помещения с внутренней черновой отделкой оказались слишком большими и неуютными для обустройства жилья, но, поднявшись на третий уровень, Рамон обнаружил над ним четвертый, технический. Точнее, это была цилиндрическая надстройка площадью около семидесяти метров, где прозябали без дела выход на крышу и короб вентиляционной системы, да ржавел в абсолютной тишине подъемный механизм лифта. В самом центре потолок подпирала массивная бетонная колонна. Стены одели в шубу из толстых, рыхлых на вид плит утеплителя. Под самым потолком уровень опоясывала непрерывная лента узких окон – ту ее часть, что выходила на центр сектора и, соответственно, главный въезд, он заложил кирпичом, чтобы иметь возможность зажигать свет, не опасаясь быть замеченным. О, да, это усовершенствование обошлось в семь ходок, ведь материала на себе за раз много не дотащишь!
Но все могло сложиться куда хуже: не пришлось возить все добро из Леонарда и носить по крупицами через коллектор, потому как Рамон обнаружил складское помещение на техническом уровне пансиона, где помимо кое-каких стройматериалов давно ушедшие рабочие оставили компактный генератор – расточительство или глупость, которая была ему очень на руку. Вопрос с электричеством, таким образом, решился быстро и легко. Затем у Рамона возникло жгучее желание натаскать еще кирпичей и цемента, чтобы разделить помещение хотя бы на две комнаты. Но посчитав, сколько раз ему пришлось бы курсировать между Леонардом и пансионом, чтобы накопить достаточно стройматериалов, он был вынужден признать свою идею в крайней степени неразумной. А вот система перегородок помогла поделить чердак на множество небольших зон. Вполне себе комнаты в апартаментах. И не беда, что стены всего лишь из фанеры.
Обидно, что не удалось реализовать все задумки, ведь только оказавшись среди пыльного покоя чердака, он стал очень живо представлять свои будни здесь. Причем, не в одиночестве, а с ней. Это могла быть абсолютно спокойная, счастливая жизнь вдали от всех и всего. И разве не стоила она того, чтобы все это делать, чтобы забраться в столь необычное для постоянного проживания место? Конечно, стоила! И пусть бы многие сказали, что он выжил из ума, и что все, что он видел, было лишь проблеском ложной надежды – он решил, чего хочет. А сомнения только гробили нервы и драгоценные годы. Никого не слушать. Все равно никто из окружающих не в состоянии войти в положение. Они не хотели ему счастья, а значит, все их доводы вырастали из сухого, как песок, равнодушия и не были достойны его внимания. Да и не они ли все вечно упрекали, что Рамон не умел самостоятельно принимать решения? Вот пусть теперь подавятся своими словами!
Со вздохом облегчения сбросив с плеч мешок и сумку, Рамон подошел к окну и встал на носочки, чтобы лучше видеть. Это был его любимый вид: слева – бескрайние поля и железнодорожные пути, лучами расходившиеся от Леонарда в сторону провинций. Справа – пестрый массив западной половины самого Леонарда. Вон грязный, бордовый Верхний Леонард со своими заводами, а чуть далее – Нижний, его сверкающие в лучах вечернего солнца башни. За Нижним – юный Хавьер. Даже краешек роскошного Филдз виден. Город издали прекрасен. Куда более прекрасен, чем когда глядишь на него изнутри. Пусть там и остается, со своим нестихающим гулом и непрестанным движением.
Однако и ему, и ей предстояло еще все спланировать, сбежать так, чтобы прошлое не настигло. У Рамона была только жена, а вот у нее, помимо супруга, – сын и отец-инвалид. На все ли сто процентов она готова оставить их, без надежды однажды вернуться? Двигая самодельную кровать, ставя ее то изголовьем к стене, то боком, он все гадал, насколько ей здесь понравится и как бы она устроила скудный быт среди труб и голого бетона. Может, хотя бы колонну покрасить? А кухонный уголок? Явно не хватает рабочих поверхностей. И предстоит принести посуду… Полноценную плиту ему не доставить – что ж, будут пользоваться походной. И топлива для дизель-генератора надо закупить побольше – на сооруженных стеллажах места еще полно. Сколько всего, сколько всего!.. Ну и ладно. Это по-своему приятные хлопоты. Оставаясь стабильно занятым, Рамон защищался от тревожных мыслей и пессимистичных прогнозов. Хуже в новой реальности стать не могло, а вот шанс на изменения к лучшему был солидный.
Отчего так зябко в разгар лета? Элинор шла по невыносимо гудящей улице, спрятав руки в карманы легкой куртки. Может, дело не в рекордно низкой температуре, а во встречных взглядах прохожих? Никого из них она не знала и, скорее всего, никогда бы больше не встретила. Им не было дела до нее, а ей – до них. Но, даже осознавая это, женщина чувствовала омерзение от того, что одни ее видели, а другие дышали в спину; что ей, вырвавшейся на волю после семи часов плохо оплачиваемого мучения, приходилось продираться сквозь этот строй. Мало того, что нельзя добраться из пункта «А» в пункт «Б» кружными путями, где не было ни души! Так еще и в пункте «Б» не ждало ничего хорошего. Все, что она имела – это маленькая остановка в убежище понимания и утешения. А до нее еще предстояло немножко потерпеть нервные оклики клаксонов, визг тормозов и стук каблуков.