Гранд-Леонард

Настоящие, вот именно! Уж она знала, о чем говорила. Правда, таких работниц, как эта немолодая женщина, было немного даже среди рядовых сестер. А уж что говорили про верхушку… Лучше бы Элинор вообще никогда не слышала всех этих слухов, не читала расследований журналистов и оставалась той юной дурочкой с большими глазами, готовой кинуться на помощь каждому, кого сюда привозили, верившей во все, что было в уставе ордена. Интересно, сколько раз те, кто его составлял, нюхали дерьмо и мочу у постели немощной старухи? Пробовали ли они перевернуть шестидесятикилограммового старика, чтобы спасти его сморщенное, синюшное тельце от пролежней? А случалось ли им заходить в дормиторий, обнаруживать, что…

– Рафаил – все, – Раиса, вторая по старшинству и по возрасту сестра после Марии, заглянула так тихо, что Элинор вздрогнула при звуках ее острого как бритва голоса. – Врач зафиксировал только что. – Сказав это, она исчезла внезапно и бесшумно – уже в который раз. Словно призрак, Раиса возникала из ниоткуда, чтобы сообщить дурные вести. И надо же ей было первой оказываться возле тех, кто только испустил дух! Ведь там все, в какой дормиторий ни зайди, стояли одной ногой в могиле и в любой момент могли…

Мария шумно, неловко отодвинула стул и поспешила следом, надевая на ходу очки; вовлеченность в работу вновь покрыла ее лицо вуалью морщин.

– Лучше бы ссыкун.., – послышалось Элинор, и она не удержалась от того, чтобы украдкой взглянуть на Лидию. Но, вполне возможно, в суматохе и шуме последнее слово породило ее воображение.

– Она себя не уважает, – буркнула Лидия спустя минуту, наливая воды.

– Кто? – Элинор рассеянно ковыряла вилкой остатки обеда и не сразу поняла, о ком речь. Ум осаждали смрадные тяготы дежурства. Через десять минут предстояло окунуться в них целиком.

– Мария, кто же еще. Как можно полжизни убить на вот это убожество? Она же прекрасно знает, что для крупного начальства приюты Ордена давно стали антерпризой2. Благотворители заваливают руководство деньгами, а сестрам предлагается вкалывать за благодарность от общества и монетки на хлеб. Но нет! Она знает и продолжает убиваться за свои гроши, да еще и нас гоняет, стыдит!

– Все всё знают. Но надо же кому-то честно работать. Вот если тяжело заболеет твоя мать, а у тебя не будет средств ее лечить и содержать в должных условиях, то ты же ее только сюда и сможешь привезти, разве нет? Никому она больше не нужна будет, только Марии.

Лидия поморщилась, но не нашлась, что возразить. Элинор же снова попыталась заткнуть чувство стыда, подававшее внутри нее голос. Мария – молодец, а она не такая. Мария решила положить себя всю на алтарь безвозмездного служения самым жалким, беспомощным среди живущих. А ей десяти лет хватило с лихвой, чтобы понять, что она имела право на счастье и покой. И глупее всего было продолжать искать его в местах, подобных этому. Кто-то может жить вот так, а кто-то – нет. Поэтому что ей остается? Возложить на Марию то, от чего ей просто жизненно необходимо было избавиться…. Марии не привыкать, а Элинор хотела пожить, вкусить плоды драгоценных лет, когда еще ходят ноги, и в порядке голова. Пока красота не слетела пеплом прошлого с лица и тела, оставив взамен себя уродливые борозды, пятна и дряблую кожу. Хотелось любить – по-настоящему, а не из жалости. И одного, а не всех, кого велели.

Рамон сжал в карманах кулаки и отвернулся к стеллажу, делая вид, что читает ярлыки: он боялся, что потеряет самообладание, что злость и обида исказят лицо. Кристоф, стряхивая пепел и снова затягиваясь, продолжал вздыхать, охать и прикрывать глаза, опасаясь, что иначе подчиненный не прочувствует, каким тяжким бременем лежит он на плечах руководства.

– В этом и заключается твоя главная проблема. Потому-то ты все еще простой мастер-наладчик.

– Почему? – тускло спросил Рамон, будто оцепенев и не находя сил повернуться. Он снова почувствовал слабость с налетом апатии.

– Потому что для роста надо самому принимать решения. Все ждешь и ждешь, пока тебе дадут указания: что взять, куда отвезти, во сколько, что сказать клиенту. Сам, сам уже мог бы проявить инициативу! Ты же хорошо знаешь аппаратуру. Там столько возможностей. Одну услугу предложил людям, вторую… Вон, глянь на Шантье. Три с половиной тысячи альберов вытянул за одни только дополнительные услуги на выездах. За неделю!

Вспышка едкой злобы все-таки заставила Рамона повернуться, и он почувствовал, как дрогнул голос:

– Я же прекрасно работаю! Клиенты присылают хорошие отзывы. А спустя время опять покупают у нас… Я помогаю поддерживать имидж.

– Имидж – это превосходно, да, – Кристоф снова вздохнул. – Но твоя эффективность измеряется количеством денег, которые ты приносишь. Вы с Шантье оба выезжаете за день в шесть-семь мест для доставки и установки одного и того же. Только он привозит вечером в бюро полторы тысячи альберов, а ты – семьсот, и это в лучшем случае.

– Я же доставщик и наладчик, а не продавец! – пробормотал Рамон, не зная, куда деть влажные от волнения руки.

Кристоф многозначительно направил указательный палец ему в грудь c улыбкой типа «об этом-то я и толкую».

– Вот видишь, ты сам признаешь, что просто мастер и ни к чему другому не стремишься. Так на что жаловаться? Ты не продавец. Вот Шантье – продавец, и ему дорога в бюро продаж на соответствующие должности.

– Именно! – Рамон ухватился за эту мысль, почувствовав прилив вдохновения и силы, чтобы возразить. – Вот именно, что в продажах занимаются продажами, а в техбюро – технической стороной. Продавать – это ваша работа, а не наша! Твоя работа! Я не могу и не буду ее за тебя делать.

– Я свою работу знаю! – Голос Кристофа сразу огрубел, потеряв самодовольно-жирный окрас; глаза же он выпучил так, как будто никто никогда его не задевал так сильно за живое. Но дальнейшие попытки Рамона защититься старший специалист отдела продаж успел пресечь, сменив вальяжные речи на быстрое, раздраженное тарахтение:

– Уперся, как баран, развиваться не хочешь, так чего жаловаться взял моду? Решения надо учиться принимать. А иначе можно и до старости одно и то же делать. Поэтому давай не будем тут мне про мою работу и твою. Я знаю, кто что должен делать. Все должны делать всё для развития нашей антерпризы. Вон, у Шантье спроси, как работать надо, он тебе расскажет. Вот уж кто продает, так продает! – Кристоф взял паузу – видимо, чтобы набрать в легкие воздуха и заодно с силой задвинуть нижний ящик стола.

– Да и пусть продает. А я давно заслужил старшего мастера, мне кажется.

– Кажется ему! Какие ко мне-то вопросы? К Игорю с этим иди, за ним последнее слово.

– Но Игорь сказал, что ему твое мнение важно, – раздосадовано буркнул Рамон. – Ты мог бы…

Кристоф отмахнулся, начав разбирать кипу свежих бумаг:

– Я ему все сказал, что думаю, вот пусть и чешется теперь. Все, отправляйся! Или ты что, ногами к полу приклеился?

Рамон вышел из бюро продаж, ощущая слабость. Даже хлопнуть дверью как следует не решился. Дело шло к вечеру, опять начинала болеть голова – ладно бы занимали ее лишь рабочие вопросы! Но ведь за ними стояла гораздо более глубокая проблема, преследовавшая его много лет.

Можно было сколько угодно менять место работы, уходить от одних людей и знакомиться с другими, но итог всегда один: прозябание в посредственности, бессилии и одиночестве. Одиночестве! И это в Гранд-Леонарде: метрополии, что была пустыней с сорока миллионами людей, которые являлись ее безликими песчинками. Ничтожные поодиночке, все вместе они сбивались в бесформенные барханы, окружая, нависая, не давая Рамону заглянуть за удручающе пустой горизонт, продвинуться. И он постепенно увязал в перипетиях социальной жизни, вяло барахтаясь, мучаясь от жажды…

– Все мы живем, как хотим, – спокойно изрек Михаил, облокотившись о барную стойку. С этим пожилым завсегдатаем дистракционной3 Рамон познакомился здесь же, и, хотя это было уже довольно давно, до сих пор о нем толком ничего не знал. Не очень-то хотелось. Его ценность заключалась в другом: он был посторонним, незаинтересованным лицом, отчего Рамон общался с ним куда охотнее, чем с коллегами или женой и ее назойливыми родственниками. С Михаилом он чувствовал себя в безопасности, мог выговориться, мог быть собой, пусть даже и таким бессильным, вымотанным одиссеей по сыпучим волнам.

2

Антерприза – коммерческая организация, компания с правом ведения деятельности на территории Империи (преимущественно в метрополии).

3

Дистракционная – гибридное развлекательное заведение эконом-класса. Обычно занимает два-три уровня здания: бар или кантина (столовая) – на первом, синематека или игровой клуб – на втором, мини-гостиница или бордель – на третьем.