Страница 15 из 105
— А Джонатана нет, — ответила моя напарница, когда я вбежала в ресторан с черного входа.
Мне стоило большой силы воли не выругаться по-английски, но под аккомпанемент русского мата плевок все же к моим ногам опустился.
— Меня может кто-нибудь отвезти на вокзал? Прямо сейчас.
Один из наших официантов тут же вызвался помочь и даже денег не спросил. Усадил меня на байк, а рюкзак, который под протестующие вопли сорвал с моей спины, впихнул между собой и рулем. И мы полетели в темноту, а я собиралась лететь дальше — в никуда!
На счету пока денег нет. Я попросила Джонатана попридержать мою последнюю зарплату и перевести на карту, когда я буду уже в Питере. Заготовила отмазку, типа проблемы с банком, но он ничего не спросил. Чаевые наличкой я копила последние пару дней — вполне хватит на билет и на день в Сайгоне, а потом я начну жизнь почти с нуля. Зарплаты хватит на пару месяцев, в которые надо будет куда-то устроиться. Личную жизнь я пока строить не собираюсь. Мне бы от двух последних отдохнуть!
Купив билет, я с радостью обнаружила на перроне свободную скамейку. Села на нее и уставилась на пустые рельсы. Рельсы-шпалы, рельсы-шпалы, ехал поезд запоздалый, из последнего вагона вышла Алла Пугачева и запела А!!!
— Я не хотел тебя напугать! — почти отпрыгнул от скамейки Джонатан.
Я тоже вскочила от его прикосновения. Может, он и звал меня до этого по имени, но я слишком ушла в себя, в свою пустоту, чтобы слышать окружающий мир.
— Мы разминулись на какие-то пятнадцать минут. Что случилось?
Что случилось? Что случилось с тобой? Чего ты примчался на вокзал? Стоишь, сжимая обеими руками блестящий красный шлем. Такой красивый со своими огромными черными глазами на фоне белоснежной кожи. Боже, какой ты красивый! Даже в дурацких шортах с желтыми ананасами и мятой футболки с логотипом SF — ты объяснял, что это твоя любимая команда, играющая в американский футбол.
— Ничего, — отвечаю ему каким-то не своим голосом.
Вокзал, рюкзак, взъерошенный парень — как в дешевом романтическом кино. Дальше по закону жанра должны идти признания в любви, объятия и поцелуи. И мне становится страшно. Мама-дорогая, матрена-ядрена… Значит, мне это не показалось, нет?
— Просто решила выиграть день и прошвырнуться по Сайгону.
Специально говорю Сайгон — ни от одного вьетнамца я не слышала Хошимин. Джонатан сжимает губы, пытается проглотить вопрос, но куда там — он написан в его взгляде.
— Почему ты одна?
Солгать — так стыдно. Ответить правду?
— Мы с Русланом расстались.
Да, мы «брок-ап», давно надо было! И чего я его жалела? Пинком под зад на улицу и пусть живет на прикарманенные деньги. Но меня научили жалости. Спрашивается, зачем? Кто меня пожалеет?!
— Серьезно?
«Рилли, рилли…» Не смотри на меня так, не надо…
— Послушай, — он вдруг кидает шлем на скамейку и хватает меня за обе руки. Его ладони влажные. Так и знала! — Не уезжай!
Вот так, просто, в двух словах сказал то, что я столько месяцев принимала за простую симпатию.
— У меня виза сегодня заканчивается.
Он стиснул губы и снова раскрыл рот:
— Для этого можно лететь не в Россию. Давай ну… В Париж, что ли… Я никогда там не был.
Я зажмурилась — думала вместе с глазами закроются и уши.
— Джонатан! — я не вырывала рук, не могла. Он держал меня, точно хотел намертво приклеить к себе. — Я не понимаю…
— Я тоже… — губы его дрожали. — Я не знаю. Просто вот не хочу, чтобы ты уезжала. Тебе будет, где жить. Ты можешь продолжать работать. И… Кейт, здесь же нет понятия секшуал-харрасмент. Ты мне нравишься. Очень. Тебе и мне ж плевать, что я твой работодатель…
Он отпустил мои руки. Неожиданно. И они упали вдоль тела двумя плетьми. До этого для меня крутили замедленное кино, полунемое, а сейчас я будто проснулась.
— Джонатан, я… Я не знаю…
Не то, все не то… Он классный, да, красивый — как только могут быть красивы плоды любви американских солдат и вьетнамских женщин, возведенные в квадрат. Он — второе поколение. У него такая интересная семейная история. Он сам такой интересный, но я… Нет, я не могу… И дело не в Сёме, и дело не в том, что это снова босс. Я не готова, я не могу… Джонатан — это не просто так, это слишком серьезно…
Да о чем я вообще говорю! Нет, я молчу… Все еще думаю. Думаю над тем, над чем не стоит рассуждать даже минуту.
— Мне нужно домой, к родителям…
— Я понимаю, — он почти перебил меня. — Я понимаю, ты не думай… Но если вдруг ты решишь дать мне шанс, приезжай. Извини, — он тоже на секунду зажмурился. — Извини, если я обидел тебя своим предложением.
— Нет, что ты…
Я хотела взять его за руку, но испугалась, что он расценит этот жест как знак согласия.
— Давай поедем вместе в Сайгон?
Он выделил голосом и взмахом руки слово «тугевэ». Нет, нельзя… Вдруг это закончится поцелуями или — о, ужас! — постелью? Он был дорог мне как друг, я не могу… Не могу бросать ему эту подачку. Он не кобель, не мачо, он… Он с места в карьер предложил мне отношения. Нет…
— Не надо, Джонатан. Я хочу побыть одна. Мне тяжело…
— Извини! — он запустил пятерню в густые волосы и откинул с высокого лба длинноватую прядь. — Я не подумал… Бери все время на свете… Побудь с родителями, пообщайся с подругами. Может, ты что решишь… Звони, пиши… Вдруг…
— Джонатан! — я схватила его за руку, и он тут же выкрутил ее, чтобы стиснуть мне пальцы. — Я не хочу давать тебе ложной надежды…
— Но ты и не посылаешь меня… — улыбнулся он. Вернее, губы у него нервно задергались сами по себе. — Значит, у меня есть шанс? — Он вдруг отпустил мои пальцы и, ткнув мне в нос указательным пальцем, почти попал. — Месяц на размышления, договорились?
Я кивнула, не совсем понимая, что делаю. Но… Но это было первое признание в любви. Первое в моей жизни, хоть он и не сказал заветных трех слов. А мне их никто и не говорил. Но от него я почувствовала телепатию. Во всяком случае, он меня уважает. А не это ли главное?