Страница 8 из 13
Зачарованный этой удивительной игрой красок и не в силах сдержать себя, Марат медленно тянет к шару руки. Он всё ближе и ближе. Пальцы его уже ощущают тепло, мягкую бархатную поверхность шара. И тут его словно бьёт током. Он вскрикивает и просыпается.
И вот так каждый раз…
Началось всё месяц назад. Пришёл как-то к нему его одноклассник Атлас, которому родители по случаю дня рождения подарили новенький фотоаппарат, и предложил испытать подарок в деле. Приятели вышли в сад, поочерёдно фотографировали друг друга то в одном, то другом ракурсе.
А через недельку Атлас прибежал к нему, взволнованный и возбуждённый, и выложил перед ним на стол три фотографии, сделанные в тот день в саду. Марат на снимках ничего удивительного не заметил. Тут Атлас и сказал ему, тыча пальцем на фото: «Скажи, пожалуйста, не видит он ничего! А это что за кляксы тут красуются возле тебя?»
И вправду, посмотрев ещё раз повнимательнее, Марат вдруг с удивлением обнаружил, что на каждом снимке рядом с ним изображён слегка голубоватый, по краям перламутровый шар с какими-то едва заметными прожилинами внутри. На двух фотографиях шар как будто бы просто висит над его головой, а на третьем умудрился даже «усесться» ему на плечо.
Марат заподозрил было приятеля в каких-то шутливых проделках, но Атлас клятвенно заверил, что снимки подлинные и во время съёмки никаких шаров рядом не видел.
Потом они несколько раз делали пробные фотоснимки в разных местах и при разном освещении, и всякий раз шар будто неотступно следовал за Маратом, проявляясь именно на кадрах с ним.
Такую фанатичную привязанность невозможно было ничем объяснить, и приятели, посоветовавшись, решили обратиться за помощью к учителям, надеясь, что они смогут внести хоть какую-нибудь ясность в суть этих фотоснимков. Увы, учителя, разглядывая фотографии, лишь недоумённо пожимали плечами, и даже директор школы Шакирзян Сахапович, перед знаниями и эрудицией которого снимали шляпы даже маститые педагоги, только и смог произнести: «Возможно, это шаровая молния, а возможно, просто дефект фотоплёнки…»
После этого Марату и стали сниться эти странные сны, разгадка которых представлялась для него ещё более сложной, чем шары на фотографии.
Да, мало было ему одной тайны, непроницаемой, жгучей, не дававшей покоя с раннего детства, тайна его отца, участкового инспектора милиции, неожиданно и безвестно пропавшего, когда ему не было ещё и двух лет. Сколько прошло с тех пор времени, но так никто и не смог пролить и лучика света на эту тайну, которую он никак не может забыть и из-за которой уже столько лет мучается его мать.
Кстати, мать… Марат вспомнил, что вчера она сильно болела, не смогла даже пойти на работу. Наверняка, она уже проснулась и сейчас ждёт его.
Отогнав роившиеся в голове мысли, Марат откинул одеяло и, вскочив с кровати, начал одеваться.
– Доброе утро, мама! – произнёс он тихонько, просунув голову в дверь её спальни и увидев, что мать лежит с открытыми глазами.
– Доброе утро, сынок! – повернулась она к нему, протягивая руку. – Пройди сюда, возьми стул и присядь рядышком.
Войдя в комнату и взяв табуретку, Марат устроился возле её кровати.
– Как ты чувствуешь себя, мама? – спросил он, погладив руку матери и положив её к себе на колени.
– Сегодня уже лучше, – попыталась улыбнуться она, не отстраняя руки, – правда, голова ещё болит и немного в груди давит, но мне уже лучше, честное слово, лучше, сынок.
Марат знал, что мать лишь старалась успокоить его. Рука её была горячей, а глаза, обычно добрые и живые, застилала мутно-печальная дымка.
– Ты ещё не пила чай, мама? – спросил он.
– Нет. Я и не хочу. Правда.
– Вот что, – требовательно и серьёзно сказал Марат. – Ты полежи здесь, а я выйду сейчас в сад, соберу смородиновых листьев и заварю чай, не простой, а волшебный. Ты попьёшь его и сразу же поправишься. Смородина – это лучшее лекарство. Так написано в журнале «Здоровье». Я ещё вчера прочитал.
– В журнале «Здоровье»? – болезненно улыбнулась мать. – Когда же ты успел это прочитать? Ведь вчера ты до поздней ночи находился возле меня, ухаживал за мной, как нянька. Небось, и уроки не выучил?
– Письменные задания я успею сделать до начала уроков. Здесь, дома, сделаю или пойду в школу пораньше. А устные… Выкручусь, я же не тупица какой-нибудь!
– Уж не подведи, сынок! Ты – сын учительницы, помни об этом! А насчёт чая не беспокойся. Сейчас я встану, заварю сама.
– Лежи, лежи, мама! Я сейчас, я быстро! – вскочил с места Марат и опрометью выбежал из спальни.
Сад встретил его ослепляющим солнечным светом, разноголосым щебетом птиц, весёлым стрекотанием прячущихся в траве кузнечиков.
Постояв немного и полюбовавшись глубоким синим небом, по которому плыли одиночные облака, стройными, умытыми росой деревцами, Марат подошёл к посадкам смородины и, выбрав куст погуще, стал срывать с веточек молодые, успевшие позеленеть листочки и складывать их в прихваченную с собой чашку.
Когда чашка была уже полна, он вдруг почувствовал, как что-то мягкое, тёплое коснулось его затылка, плавно скользнуло по волосам, словно их погладила ладонь матери. Марат поднял голову и тут же застыл с широко раскрытыми от удивления глазами.
Перед ним на расстоянии вытянутой руки в воздухе висел светящийся шар, тот самый, что являлся ему в снах и красовался рядом с ним на фотографиях. Шар слегка пульсировал и будто бы наполнен был изнутри чуть клубящейся разноцветной дымкой.
Мамочка моя! До чего же он красив, этот шар!
Он словно переливался всеми цветами радуги, то возгораясь, то чуть бледнея, и казалось, жил и дышал, источая в ритм своему дыханию чудное радужное сияние.
«Кто ты? Зачем ты здесь?» хотелось спросить Марату, но язык его словно онемел. Он был не в состоянии произнести ни слова. И тут произошло неожиданное. Шар будто заметил его растерянность, подплыл ближе и мигнул своим живым внутренним светом, и тут Марат, сам того не желая, словно влекомый какой-то неведомой силой, протянул к нему руки. К его удивлению, шар не дрогнул, не отстранился, а мягко опустился на его ладони. Сильный и приятный жар прошёл через его руки, разлился по всему телу, заставив сомкнуть веки и застыть в какой-то сладостной неге.
Долго он так стоял и, когда почувствовал, что тепло медленно покидает его тело, открыл глаза, ладони его уже были пусты, покоившийся на них шар словно растворился в воздухе. Лёгкое головокружение, сухость во рту – это было всё, что осталось от их общения. А ещё – скованность во всём теле, желание стоять тихо, безмолвно, спокойно дыша и ничего не замечая вокруг.
Но его мама ждала. Помня об этом, он усилием воли сбросил с себя оцепенение, взял чашку и, слегка пошатываясь, побрёл к дому.
Лишь оказавшись на кухне, помыв холодной водой листья и умывшись сам, он окончательно пришёл в себя и, ощутив прилив сил, начал живо заваривать обещанный чай.
Когда всё было готово, он, расставив на поднос пиалы с горячим чаем, блюдца с мёдом, маслом и печеньем, подхватил его на руки и направился к матери. Увидев его, Асия не смогла сдержать улыбку.
– Ты у меня прям, как заправский чайханщик, сынок!
Ничего не ответив на это, лишь вскинув брови и заносчиво вздёрнув нос, Марат поставил поднос на стоящий рядом маленький столик, придвинул его ближе к кровати и, подсев к матери, осторожно взял её за руку.
– Тебе помочь, мама?
Чуть вздрогнув, Асия сжала его руку в своих ладонях.
– У тебя такая горячая рука, сынок. Уж не заболел ли и ты?
Вместо ответа Марат, и сам не зная для чего, словно действуя по чьей-то воле, освободил руку и легонько опустил ладонь на темя матери.
Асия опять вздрогнула, широко раскрыла глаза и вдруг, напрягшись всем телом, резко поднялась с постели и села. Она разом вся преобразилась. На лбу засверкали градинки пота, глаза словно вспыхнули огнём, на щеках появился яркий румянец.
– Что это? Что ты сделал со мной, сынок? – спросила она, растерянно и удивлённо озираясь по сторонам, будто только что отошла от глубокого сна. – Ведь ты… ты, кажется, сейчас вылечил меня. Мне вдруг стало так хорошо, так легко…