Страница 9 из 14
Она села на диван и, совсем не обращая внимания на телевизор, бессмысленно щелкала каналы на пульте. На душе скребли кошки обиды и гавкали собаки злости. А она ничего не могла с этим поделать. Как? Да никак. То, что дети с радостью побежали к Ирине, ее очень обидело, но не могла же она объяснить детям, что это не няня и не подруга (как была раньше) а разлучница – любовница их отца.
Как тут настроению не упасть?
Потом еще и Татьяна Сергеевна подсела рядом и шептала, что заходила в гардеробную и обнаружила там вещи, сложенные не так как она их складывает.
– может мне не приснилось вчера, в доме действительно кто-то был?
– я же вчера все просмотрела. Никого не было.
– Ужас. – сама себя настраивала на эту волну Татьяна Сергеевна – А ты вещи в гардеробной перекладывала?
– нет. Зачем мне их перекладывать?
– А может у меня паранойя и маразм?
Насте надоело уговаривать ее в обратном и она раздраженно ответила:
– если бы кто-то приходил, то ты бы обязательно его увидела, а он бы обязательно забрал бы ценности, тем более на комоде в комнате золото лежит. Зайти и ничего не взять – вот это почти маразм. А если так и дальше пойдет, у меня тоже начнется паранойя.
– точно на пенсию пора – устало ответила Татьяна Сергеевна и, задумчиво, поплелась в кухню.
Настя тоже устала и грустно откинулась на спинку дивана.
***
Вечер Кирилл решил посвятить уборке салона автомобиля.
«Обязательно завтра нужно заехать на СТО, что-то движок не так звучит. Причем когда приехали обратно, все нормально было, а сейчас как-то не так». Он выключил пылесос и услышал звон бьющегося стекла. Он в прыжке перескочил через пылесос и в два счета преодолел лестницу. Влетел в гостиную, увидел разбитый хрустальный фужер с золотым обрамлением, а потом увидел ее босые белые ноги, торчащие из-за стола. Он быстро обошел стол. Сердце выскакивало из груди, от ужасного предчувствия.
Она сидела на полу и держала бутылку с вином, а так как бокал уже был разбит об стену, то пила она с горлышка.
Она от злости и безвыходности швырнула бокал в стену. Такое нервное состояние с ней случалось крайне редко, вернее вообще не случалось, а сегодня что-то накатило.
Он подошел к ней, наклонился и потянул за руку.
–не трогай – вяло сказала она и положила бутылку на пол, оставшееся вино вытекло из нее и потекло по кафелю, образуя красно-кровавую лужу.
–вставайте.
Она выдернула руку.
–отстаньте.
– не сидите на холодном.
–наплевать. – спорила она.
–простынете. – утверждал он.
–наплевать. – она отхлебнула глоток.
–это я уже понял, но за столом удобнее.
– мне и тут хорошо.
– насколько я знаю – женщинам нельзя сидеть на холодном. А вы на холодной плитке сидите.
– плевать.
–не замечал за вами такого многосторонне развитого лексикона и заковыристых слов.
Она нахмурилась, попыталась поймать изображение и сфокусироваться на нем.
–не смейте со мной так разговаривать – попыталась она показать себя хозяйкой этого дома.
–вставайте – он опять потянул ее за руку и констатировал факт – у вас уже руки ледяные.
–нет – она опять дернула руку.
Он сходил за подушкой и кинул рядом с ней.
– сядьте хоть на подушку.
Она взяла ее и обняла, он помахал головой и сказал
– простынете, попадете в больницу, а ваши дети будут жить с Ириной.
Он правильно рассчитал – это именно то, что ее задевает. Она зло глянула на него, потом изменилась в лице и разрыдалась, уткнувши подушку в лицо, приглушая свой голос.
– они ее любят – через пьяные слезы и всхлипы пыталась говорить она.
– они вас любят – теперь он начал с ней спорить.
– она приехала за ними, а они бегут к ней. А я даже не могу запретить. Они ведь к своему отцу едут. Они же еще маленькие. Я им объяснить не могу. Она же их к папе везет. И она ведь хорошая.
– да вы лучше.
Настя к нему не прислушивалась, она была на волне завывания, слез и пьяных воплей.
– Они ее все любят. И Сеня и Соня и Коля. А я одна. Совсем одна.
Он смотрел на нее, сидящую на полу, пытающуюся не казаться слабой и поэтому закрывающую свои слезы. И жалел.
– вы не одна.
– одна – она откинула подушку и закрылась руками.
– дети вернутся.
– через два дня-а-а-а…
– это не долго.
Она убрала руки от заплаканного лица и всхлипнула:
– но дело – то не в этом.
– а в чем?
– на следующих выходных она опять приедет и они с радостью поедут с ней. А я не могу им все сказать.
– не говорите. Лучше пусть они с радостью едут к своему отцу, чем со слезами. Вы ведь не сможете запретить им видеться.
– не смогу. Я и не собираюсь это делать.
–вот. Тогда пусть едут к отцу с женщиной, которую они знают и любят, а не боятся и ненавидят.
Она внимательно на него посмотрела, пытаясь понять смысл его высказывания. Ну не такая уж она пьяная, чтоб не понять.
– Она была моей лучшей подругой. Мы учились в одном классе, дружили. А потом я взяла ее к себе няней для детей. Она училась в педа… педаго… педагогическом. А она…. это так больно.
–разве ж это боль? – негромко сказал он.
– что вы говорите? – заплетающимся языком спросила она.
– ничего. Вы встаете?
– нет.
Он присел рядом, обхватил ее за талию и встал вместе с ней, легко пронес ее до дивана и мягко приземлил, вернее придиванил на подушки.
–зачем вы меня носите? Оставьте меня одну.
– это что женская логика? Вы только что жаловались на одиночество, а теперь просите оставить вас… – он не договорил.
Она промямлила.
–ммм. Мне плохо.
Он успел сбегать в ванную за тазиком и когда все закончилось резюмировал.
– а вино пить-то вы не умеете.
– не говорите мне о вине. – жалобно попросила она – я еще за себя не ручаюсь.
Она прилегла на подушки и закрыла глаза.
–Я ведь не пью. Совсем. Вы не думайте, что я запойная.
– я и не думаю – он взял тазик и ушел в ванную
Он вернулся в гостиную, поставил тазик возле нее, так, на всякий случай. Она уже заснула. Он сел напротив в кресло и недолго на нее смотрел. Несчастная, замученная, уставшая своей работой. Как же ей тяжело. Мало того, что так судьба повернулась к ней боком, так ей же еще приходится доказывать всем и вся, что у нее все благополучно и хорошо. А ведь это так тяжело. А для него было бы совсем непосильно.
Он смотрел на нее и ловил себя на мысли, что жалеет ее. Ее. Ему нельзя ее жалеть. Или можно?
Значит, Ирина была ее подругой. Учились вместе. Дружили. А когда у нее родились дети, Анастасия Андреевна взяла Ирину няней для них. Вот как получается. Дети с ней сдружились, А Ирина взяла и увела из семьи папашку. Да, ирония дружбы.
Интересно, какой у нее муж. Николай. Звонил ей. Отчитывал за то, что Анастасия Андреевна взяла водителем не того человека, которого он ей нашел, кажется, Лешка, который пришел на собеседование пьяным.
Утром он зашел в гостиную. Ее там не было. Наверное, ночью перебралась в свою комнату, или рано проснулась. На завтрак она не вышла, а спустилась на улицу, когда он подогнал машину ко входу. Она села в машину:
–доброе утро – сказала она и уставилась в боковое окно.
– доброе – он завел двигатель и медленно выехал со двора.
Он решил быстро не ехать, не гарцевать и в повороты входить плавно. Если бы он знал, что плавное вождение может повлиять на их жизнь! Он не знал, а только видел зеленое состояние Анастасии Андреевны. Он видел как ей тяжко после перепитого вина. Она, конечно, старалась держаться, но по понятным причинам ей было еще очень зелено и мутно.
А еще ей было стыдно. Мало того, что рыдала, как дура, в голос, рассказала ему все, что наболело, так еще и опозорилась при нем.
Красота не писанная.
А еще голова болит. Сильно. Каждое движение в голове отдается колокольным звоном и сотрясением оставшихся мозгов. И таблетка не помогла. Конечно таблетка от головной боли, а не от перепоя.