Настоящее продолженное

<p>

НАСТОЯЩЕЕ ПРОДОЛЖЕННОЕ</p>

   В субботу, в десять часов вечера, Илья мыл пол. Тщательно отжимал тряпку, старался залезть шваброй в самые тёмные углы под низкими стеллажами. Закончив со складом, сменил ставшую грязно-серой воду, и перешёл в маленький торговый зал.

   Зазвонил телефон. Илья содрал с руки жёлтую резиновую перчатку, выудил из кармана халата мобильник:

   -- Да! Слушаю!

   -- Привет! Как ты там, что поделываешь? - бодро осведомились откуда-то из далёких краёв вечного оптимизма. Ну конечно! Закадычный приятель, у которого всегда "всё о'кей".

   -- На работе. Полы мою.

   В ответ замешкались. Сквозь отдалённые голоса и ритмичную музыку донёсся смешок.

   -- Сейчас? Н-да. Н-ну ты даёшь...

   -- Ага! Вот так! Даю! Да! - рявкнул Илья, и отключился.

   Холодные брызги упали на разогретую кожу, мелкими тёмными пятнышками покрыли страницу книги. Илья дёрнулся, сдвинул очки -- нарушительница его отпускного спокойствия улыбалась, щурясь от яркого турецкого солнца.

   -- Что читаешь?

   Он молча показал обложку.

   -- Ого! Драйзер, "Финансист". Интересно?

   -- Ну да -- он рассматривал девушку. Стройная, тёмноволосая, короткая стрижка "каре", миловидное личико.

   -- А я думала какая-нибудь фантастика -- засмеялась она.

   -- Фантастика не моё. Я реалист. Не люблю выдумки.

   Оставшуюся неделю они провели вместе, и вернувшись домой решили не расставаться. Вскоре Инна перевезла вещи в недавно купленную квартиру Ильи.

   Его мелкооптовый бизнес процветал, мотаться по городу приходилось много, часто до позднего вечера. Но если раньше возвращаясь домой он ужинал чаем с торопливо состряпанными бутербродами, то теперь всё стало иначе.

   Спагетти карбонара на широких, тонкого стекла, тарелках, запечённая в духовке свинина, или нежная лазанья с сыром и ветчиной. Инна встречала его в элегантном приталенном сарафанчике, всегда свежая, и, разумеется, никакого макияжа, заметного неискушённому мужскому взгляду. Она умела чувствовать настроение. Не приставала с расспросами, молчала, когда нужно молчать. А могла и высказать своё мнение, очень тактично, не обидев Илью.

   Инна украсила неказистый интерьер, оставшийся от прежних хозяев -- купила несколько безделушек, повесила красивые занавески и эстампы по стенам. Но жильё требовало ремонта, и вскоре он начался.

   Илья хотел всё только самое лучшее, так чтобы на века -- натуральная паркетная доска, испанская плитка, венецианская штукатурка. Въехать в обновлённый интерьер не терпелось. Постепенно покупали мебель, которую Илья выбирал очень тщательно. Кухню из массива заказали в Италии, ждали полгода. Инна приспособилась готовить на маленькой плитке, пристроенной у старого обшарпанного стола, а посуду мыть в ванной. Кровати тоже не было. Спали на надувном матрасе.

   Ранней весной поехали в Андорру, катались на лыжах. В бордовом комбинезоне "Спайдер", купленном Ильёй за четыреста евро, Инна смотрелась сногсшибательно на белом снегу. Ей улыбались загорелые сервисмены, а французские туристы норовили завязать разговор. Свойственного новичкам страха перед горой она не испытывала, и грациозно мчалась вниз, взяв всего несколько уроков -- художественная гимнастика, помноженная на твёрдый характер, не проходит бесследно. У Ильи получалось хуже, и он чувствовал себя неловко.

   Годовщину совместной жизни отметили дома. Блестела жиром румяная, фаршированная яблоками утка. Пускал слезу французский, купленный в магазине "Гурман", сыр. Огонёк свечи отражался в вине красными искрами.

   Инна тихо сказала:

   - Илюш, мне уже тридцать... Надо что-то решать...

   Илья промолчал. Решать не хотелось. Инна нежно коснулась его руки:

   - Ты подумай месяцок, хорошо? А там посмотрим.

   Через месяц "смотреть" оказалось не на что. Ясным сентябрьским утром Инна чмокнула Илью в щёку, улыбнулась, сказала: "Прощай". Кажется, её голос дрогнул. Внизу ждала машина. Илья постоял перед закрытой дверью, вздохнул, но расслабляться нельзя -- дела, дела!

   Он не сильно скучал. Расставания неизбежны. Жизнь -- это проект. Любовь -- тоже проект. Союз сердца и разума. Не надо только давать обещаний, которые не намерен сдержать.

   Хотелось чего-то нового. Перемен. Хоть фотографии в прихожей повесить. Выбрал самые удачные -- пейзажи, виды, флора и фауна. Приёмщица в фотосалоне похвалила:

   -- Цвета очень красивые! У фотографа цепкий глаз. Ваши?

   -- Мои.

   -- Прямо хоть в журналах печатай.

   Зубы у неё росли криво -- двум верхним резцам не хватило места, и один слегка заступал за спину соседа. Но это не портило. Наоборот, придавало трогательный оттенок смущения сдержанной полуулыбке.

   Илья приносил фотографии ещё дважды, и они мило беседовали о премудростях выбора экспозиции и построения кадра. А потом пригласил Алёну в театр.

   Он заехал за ней вечером. В салоне новенькой "Шкоды" играло романтическое "Рондо Венециано". Илья, при галстуке, одетый в длинный плащ цвета мокрый асфальт, был галантен -- открывал дверь, подавал руку, и при этом несколько скован, отстранён, как показалось Алёне. По его светлокожему лицу, с уже наметившимся резкими морщинками от крыльев носа к уголкам губ, выражению бледно-голубых глаз она не могла понять: "Нравлюсь? Или..." А что "или"?