Делай Деньги

И они поместили эту картинку на первую страницу лишь потому, что кто-то посчитал главный сюжет газеты про очередной лопнувший банк и толпу злобных клиентов, пытающихся повесить управляющего, не заслуживающим иллюстрации.

Что бы редактору не проявить чувство приличия и поместить картинку всего этого, добавив огоньку в повседневную жизнь? О нет, лучше пусть будет изображение Мойста чертового Липовига!

И боги, поставив человека перед перспективой виселицы, не смогли удержаться от еще одного раската грома. Вот, ниже на странице, заголовок «Подделывающий Марки Будет Повешен». Казнят Оулсвика Дженкинса. И за что? За убийство? За то, что он был печально известным банкиром? Нет, просто за подделку пары сотен листков марок. Качественной причем работы, Стража никогда бы не зацепилась, если бы они не ввалились к нему на чердак и не нашли бы полдюжины листков красных полпенсовых марок, вывешенных на просушку.

И Мойст давал показания, прямо там, в суде. Ему пришлось. Это был его гражданский долг. Подделка марок представлялась столь же страшной, как подделка монет, и он не мог уклониться. Он был главным почтмейстером, в конце концов, уважаемой фигурой в обществе. Он бы почувствовал себя немного получше, если бы человек ругался или свирепо смотрел на него, но он просто сидел на скамье подсудимых, маленькая фигурка с тонкой бородкой, и выглядел потерянным и смущенным.

Оулсвик подделывал марки стоимостью всего в полпенни, это так. Что не могло не разбивать сердце. О, он и сам подделывал бумаги большей ценности, но кто пойдет на такой риск за полпенни? Оулсвик Дженкинс пошел, и теперь он сидел в камере для смертников в Танти, и у него было несколько дней, чтобы поразмышлять над природой жестокой судьбы, прежде чем его поведут сплясать в воздухе.

Были там, знаем, подумал Мойст. Все померкло — а потом у меня вдруг появилась целая новая жизнь. Но я никогда не думал, что быть твердо стоящим на ногах гражданином настолько плохо.

— Эм… спасибо, Глэдис, — обратился он к фигуре, вежливо стоящей рядом с ним.

— У Вас Назначена Встреча С Лордом Ветинари, — сказала голем.

— Я уверен, что нет.

— Снаружи Стоят Два Стража, Которые Уверены, Что Да, Мистер Липовиг, — прогремела Глэдис.

О, подумал Мойст. Одна из таких встреч.

— А время этой встречи — прямо сейчас, ведь так?

— Да, Мистер Липовиг.

Мойст схватил брюки, и какие-то остатки воспитания заставили его поколебаться. Он посмотрел на гору голубого хлопка перед ним.

— Ты не могла бы?… — спросил он.

Глэдис отвернулась.

Она кусок глины, весом в потонны, угрюмо подумал Мойст, влезая в свою одежду. И безумие настигает.

Он закончил одеваться и торопливо спустился по черной лестнице в каретный двор, который совсем недавно грозил стать его предпоследним пристанищем. Рейс на Квирм как раз выезжал, но Мойст вскочил к кучеру, кивнул ему и с помпой покатил по Противостороннему Бродвею, пока не появилась возможность спрыгнуть около главного входа дворца.

Было бы здорово, мелькнуло у него в голове, когда он бежал вверх по ступенькам, если бы Его Светлость разделял мнение, что встреча — это что-то, зависящее не от одного человека. Но он был тираном, в конце концов. У тиранов тоже должно быть какое-нибудь развлечение.

Стукпостук, секретарь патриция, ждал у двери Продолговатого Кабинета и поторопил Мойста сесть напротив стола его светлости.

Через девять секунд усердного записывания, Лорд Ветинари поднял взгляд от бумаг.

— А, мистер Липовиг, — сказал он. — А что не в золотом костюме?

— Он в чистке, сэр.

— Надеюсь, день выдался приятный? До сих пор, по крайней мере?

Мойст огляделся по сторонам, наскоро припоминая все недавние маленькие проблемы Почтовой Службы. Кроме Стукпостука, который стоял возле своего хозяина с выражением почтительной бдительности, в комнате больше никого не было.

— Слушайте, я могу все объяснить, — сказал Мойст.

Лорд Ветинари поднял бровь с озабоченностью человека, который, найдя гусеницу в салате, осторожно приподнимает остальные листики.

— Прошу вас, — сказал он, откидываясь на спинку кресла.

— Нас слегка занесло, — начал Мойст. — Проявили слишком уж креативное мышление. Развели мангустов в почтовых ящиках, чтобы змеи держались подальше…

Лорд Ветинари ничего не сказал.

— Э… Которых, стоит признать, мы затащили в ящики, чтобы снизить количество лягушек…

Лорд Ветинари повторил свой ответ.

— Э, которых, по правде, служащие засунули, чтобы отвадить улиток…

Лорд Ветинари оставался безмолвным.

— Э… Которые, я вынужден отметить, сами заползли в ящики сожрать клей с марок, — закончил Мойст, опасаясь, что он скатывается в несвязное бормотание.

— Ну, по крайней мере, их вам не пришлось никуда засовывать, — весело заметил Ветинари. — Как вы сами заметили, это, возможно, было случаем, где свежую логику следовало бы заменить здравым смыслом, скажем, среднестатистической курицы. Но я вас не поэтому сегодня сюда пригласил.

— Если дело в клее для марок с капустным запахом… — начал было Мойст, но Ветинари взмахнул рукой.

— Занимательное происшествие, — сказал он. — И я уверен, что никто не пострадал.

— Э… Тогда Второе Издание Пятидесятипенсовой Марки?

— Той, которую называют «Влюбленные»? Общество Благопристойности посылало мне жалобу, да, но…

— Наш художник не понимал, что рисовал! Он не много знает о сельском хозяйстве! Он думал, что молодая парочка занимается сеянием!

— Кхм, — выразился Ветинари. — Но я думаю, что оскорбляющее чувства некоторых действие детально можно разглядеть только при помощи довольно сильной лупы, так что оскорбление, если его считать таковым, устраняет само себя.

Ветинари кинул одну из своих быстрых пугающих улыбок.

— Я так понимаю, что несколько экземпляров, которые ходят среди коллекционеров, приклеены к простому коричневому конверту.

Он посмотрел на ничего не выражающее лицо Мойста и вздохнул.

— Скажите, мистер Липовиг, хотите сделать по-настоящему хорошие деньги?

Мойст поразмыслил над этим и очень осторожно спросил:

— А что со мной будет, если я скажу «да»?

— Начнете новую карьеру, полную рискованных предприятий и трудностей, мистер Липовиг.

Мойст беспокойно заерзал. Ему не нужно было оглядываться, чтобы понять, что теперь у дверей точно кто-то стоит. Кто-то крепко, но не гротескно сложенный, в дешевом черном костюме, абсолютно без чувства юмора.

— А, просто для полной картины, что будет, если я скажу «нет»?

— Можете выйти в ту дверь, и вопрос больше подниматься не будет.

Дверь была в стене напротив. Мойст входил не через нее.

— Вот в ту, да? — уточнил он, вставая и показывая на дверь.

— Именно так, мистер Липовиг.

Мойст повернулся к секретарю.

— Могу я одолжить ваш карандаш, мистер Стукпостук? Благодарю.

Он подошел к двери и открыл ее. Потом театрально приложил ладонь к уху и уронил карандаш.

— Посмотрим, как глу…

Шмяк! Карандаш подпрыгнул и покатился по весьма солидным на вид доскам. Мойст поднял вещь и уставился на нее, а потом медленно вернулся к своему месту.

— А разве там, за этой дверью, не было глубокой ямы, полной острой шипов? — спросил он.

— Не представляю, почему вы могли бы так подумать, — ответил Лорд Ветинари.

— Уверен, она там была, — продолжал настаивать Мойст.

— Вы не знаете, Стукпостук, с чего бы мистеру Липовигу думать, что за этой дверью должна быть глубокая яма, полная острых шипов?

— Понятия не имею, милорд, — пробормотал Стукпостук.

— Я вполне счастлив с Почтовой Службой, знаете ли, — заявил Мойст и понял, что реплика прозвучала так, будто бы он оправдывался.

— Уверен в этом. Главный Почтмейстер из вас превосходный, — заметил Ветинари и повернулся к Стукпостуку, аккуратно вкладывая письмо в конверт. — Теперь, когда с этим покончено, лучше взяться за ночную почту из Генуи.

— Да, милорд, — ответил Стукпостук.