Страница 3 из 25
– Ветряна! Да проснись же!
Я вскочила на кровати, поскуливая и бессмысленно размахивая руками. Кажется, попала даже. Рогнеда терла покрасневшую скулу и поглядывала на меня недобро.
– Что случилось? – заикаясь, спросила я.
– Что, что? – Рогнеда демонстративно скривилась. – Орала ты опять, как полоумная! Хотя почему как, сдвинутая и есть! Достала вопить. Еще и руками размахиваешь, как мельница, вот смотри! А я помочь хотела!
– Извини, – я свесила ноги с кровати, обвела взглядом испуганных девчонок, – мне кошмар приснился.
– Опять! – Рогнеда презрительно всплеснула руками. – Достала ты всех своими кошмарами, малохольная! Достала, понимаешь? По ночам орешь, так теперь еще и днем. И руками зачем размахивать? Драться зачем? Вот так и помогай людям…
– Да заглохни ты, – прикрикнула Ксенька, и Рогнеда замолчала. Ксеня сильная, может и в глаз дать, не постесняется, мне с ней повезло. Рогнеда отошла и стала, сварливо ворча, растирать синяк. Но предусмотрительно подальше от нас.
Остальные тоже разошлись по своим койкам, кто читать, кто учить. Я подтянула колени к груди, тоскливо свернувшись в клубочек и стараясь не смотреть на подругу.
– Ветряна… Ты можешь мне рассказать?
Я помотала головой, не поднимая глаз.
– Я не помню, Ксеня. Не помню, что снилось. Прости.
Подружка не поверила и вздохнула.
– Захочешь – расскажешь. Просто я беспокоюсь за тебя, – снова вздох. – Ты стала странная…
Я усмехнулась.
– Стала? Вот не припомню, когда это я не была странной!
– Ну, это да, – Ксеня криво улыбнулась и сказала еще тише: – Но сейчас особенно, Ветряна. Ты не спишь по ночам, я несколько раз видела, как ты стоишь у окна, смотришь. И мне страшно делается. И эти кошмары твои постоянно. Что тебе снится? Почему ты не попросишь у Данины успокоительных капель? Чего ты боишься, Ветряна?
Я молчала. Ксенька склонила голову к самому моему уху.
– Это… то самое? – выдохнула она почти неслышно. – Ветряна, это… Зов?
Я судорожно задышала в подушку, пахнувшую плесенью и сыростью.
– Нет! – получилось резче, чем хотелось, громче, чем надо, и я испугалась. Девочки подняли головы, удивлено на нас посмотрели. Я выдавила улыбку и уставилась подруге в глаза. – Нет, – уже спокойнее сказала я. – Что ты такое говоришь? Это просто кошмары. И потом сейчас день!
Ксеня медленно кивнула. Да, день. Все знают, что Зов слышен только по ночам.
Я снова улыбнулась, скосила глаза, как в детстве. Ксенька всегда от этого смеялась, словно сумасшедшая. И сейчас улыбнулась. Неуверенно, криво, но все же.
– Ксень, это просто кошмары, – уже серьезно сказала я. – Побегай от хлыста Гарпии – и не такое приснится!
– Да уж, досталось тебе сегодня, – подруга сочувственно заохала. Она бегала хорошо и почти никогда не попадала под хлыст.
– Еще и носом ударилась, больно, между прочим!
Подружка у меня жалостливая, сразу начала охать и советы давать, как нос разбитый лечить. Ей, драчунье, виднее – не раз прилетало. И забыла про опасную тему. Ну, или сделала вид. Я старательно кивала, слушая ее наставления и стараясь не разреветься. Но в глазах щипало, перехватывало дыхание, и я, испугавшись, что не сдержусь, бодро спрыгнула с кровати. И охнула: так больно разбитым ногам стало.
Слезы тут же хлынули из глаз. Ксеня подхватила меня под локоть, придержала и бесцеремонно задрала мою юбку.
– Ох, ты ж, жопа дохлого мерина! – выругалась благочестивая послушница. И откуда она это берет? Рогнеда посмотрела осуждающе, остальные захихикали.
– Пойду к Данине, – шмыгнула я носом, – мазь попрошу.
И поковыляла в коридор, поскорее, чтобы Ксенька со мной не увязалась. Сейчас мне было просто жизненно необходимо побыть одной.
***
В коридорах приюта глухо, пустынно и темно. На улице только вечереет, но здесь, в каменных коридорах с одним маленьким окошком – бойницей в конце, уже сгустился настоящий ночной мрак. Свечи, как всегда, экономят и в коридоре темно, а с собой из комнаты я не взяла.
Ничего, темнота меня не пугала. Чего бояться? Я прожила здесь всю свою жизнь и знала каждый закуток старого здания.
Лет пятьдесят назад в этих краях проходили торговые пути, и местная деревенька под названием Вересковая Пустошь была крепким и богатым поселением, с ежегодной ярмаркой и еженедельными рыночными днями. Селяне держали скотину, возделывали поля, караваны проходящих торговых обозов пополнялись продуктами местных мастеров, жизнь кипела.
И здание нашего приюта тогда принадлежало лорду. В хрониках сохранились истории об устраиваемых им охотах и балах, на которые приезжали высокородные гости из соседнего городка Зареченска и даже из самой столицы.
Потом торговый путь захирел, купцы Пустошь стали объезжать, уж не знаю почему. Может, разбойники лихачили, или, может, торговцы более удобные пути нашли. И лорд переехал в столицу со всей своей свитой, прислугой, лошадьми и охотничьими собаками.
Деревенские, особенно молодежь, тоже потянулись из родных мест в чужие края, кто на заработки, кто за женихом или невестой.
А замок остался. Суровый, из темного камня, увенчанный конической крышей и башенками, с центральным зданием и двумя крылами, хмуро возвышающийся над притихшей деревенькой. И название у него было столь же мрачное и надменное: Риверстейн.
Еще с десяток лет Риверстейн пустовал, старый привратник, оставленный лордом для пригляда за барским имуществом, тихо скончался, здание обветшало. Деревенские сюда не совались, боялись неупокоенных духов и вурдалаков, которые, якобы, обитали в замке и куражились по ночам.
А потом в чью-то «светлую» голову пришла мысль организовать в нем приют для девочек и готовить из них послушниц под патронажем Ордена Пресветлой Матери – Прародительницы. Злые языки поговаривали, что таким образом отправили в ссылку опального в ту пору служителя сего Ордена.
Все это я вычитала в столь любимых мной фолиантах, над которыми могла сидеть часами, за что Ксенька меня часто ругала. Подруга книги не любила, предпочитала проводить свободное время активно и весело: таскать кислые яблоки с деревенских огородов или, напялив серую простыню на голову, пугать в коридорах послушниц.
Я улыбнулась, вспомнив детские забавы. Все уголки нашего приюта уже тогда были излазаны мной и неугомонной Ксенькой вдоль и поперек. Так что темных коридоров я совсем не боялась, и без лампы шла спокойно.
И когда впереди замерцал одинокий огонек свечи, я привычно спряталась в нишу за старой портьерой. Уж не знаю, для чего эта ниша предназначалась во времена лорда, но мы регулярно в ней прятались от наставниц.
– …Я пока в своем уме и уверена в том, что говорю, – неприязненный шепот Гарпии заставил меня вздрогнуть. Я осторожно заглянула в одну из прорех старого гобелена. Так и есть, мистрис Карислава, а с ней наша преподавательница по арифметике и числосложению мистрис Божена. Я вознесла быструю благодарственную молитву Пречистой Матери за то, что вышла из комнаты без лампы. Дрожащий одинокий огонек две старые перечницы уж точно заметили бы издалека, и так удачно избежать встречи мне бы не удалось. А зная «любовь» Гарпии ко мне… брр. Встречаться с ней в узком коридоре мне не хотелось.
Я затаилась за ветхой тканью, молясь, чтобы меня не заметили.
На стене коридора дрожали две тени преподавательниц: узкий и тонкий, как стрела, силуэт Божены и коренастый, грушевидный – Гарпии.
– Божена, я знаю, что говорю! Эта девка меченная, я с самого начала это поняла! Выродок, греховный приблуд, монстр! Я всегда это знала, чуяла, а сегодня убедилась!
– Карислава, твоя ненависть к этой послушнице запредельна, – усмехнулась мистрис Божена. – Право, это переходит уже все границы. В конце концов, скоро ее пребывание здесь закончится, ты же знаешь.
Я перестала дышать. О, Великая Мать! Неужели они говорят обо мне? Если меня заметят…
Преподавательницы остановились в двух шагах от меня. Я боялась смотреть в прореху, вдруг Гарпия своим чудовищным нюхом учует меня или почувствует мой взгляд?